Пламя и пепел (СИ) - Ружинская Марина "Mockingbird0406". Страница 12

Слуги разлили в бокалы странный прозрачный напиток, которые местные называли соджу. Он не имел ни цвета, ни запаха и со стороны напоминал обычную воду. Таких напитков в Эллибии не было, и многие сидевшие за столом эрхонцы пробовали его впервые. Эльжбета, взяв свой бокал, улыбнулась. Ежи, сидевший рядом, осторожно взял её за свободную руку. В чем-то он совершенно не изменился за эти годы — он остался таким же чутким и осторожным по отношению ко всему важному для него. Больше всего на свете он боялся потерять жену и дочь, многое брал на себя и постоянно беспокоился. Иной раз Эльжбета и Вибек казались куда азартнее и смелее, чем он.

— Да благословит нас Генрих! — сказала графиня и залпом выпила прозрачный, искрящийся в свете факелов напиток. Остальные последовали её примеру, хваля соджу и названного графиней бога. Напиток показался ей довольно крепким, но приятным. — А покровительствует ли Генрих соджу или только вину? — Кто-то на другом конце стола усмехнулся. За столом помимо Кюгелей и Акияма было ещё несколько эрхонских вассалов, которые довольно трепетно относились к своей религии. Кто-то после упоминания Генриха тихо произнёс краткую молитву, положив правую руку на грудь — так было положено по религиозным традициям.

— Это бог вина ведь? — спросила Аои заинтересованно. Она сидела по правую руку от Эльжбеты и всё это время с интересом и осторожностью разглядывала медальон с изображением богини любви Елены, висевший на длинной золотой цепочке. Эльжбета заметила, что в Ламахоне люди не слишком знакомы с эллибийской религией, потому удивляться такому вопросу не стала. Богинь у них действительно было много, даже неверующий эллибиец затруднился бы назвать всех, а вот бог был всего один, довольно популярный в Эллибии, особенно во время праздников.

— Вина и оргий. — Эльжбета усмехнулась и жестом приказала слуге налить ещё соджу. — Один из важнейших. Он подарил нам то, без чего ни один праздник не обходится. То, что может как сделать жизнь лучше и красочнее, так и внезапно убить. — Графиня отпила немного из бокала. — А как в вашей религии относятся к подобным удовольствиям?

— Более строго, — ответила Аои тихим голосом. — Наш бог в какой-то мере осуждает пьянство и разврат, но за это не казнят и не грозят страшными нечеловеческими муками после смерти.

— Прекрасно, — ответила Эльжбета с улыбкой. — Завтра наше войско двинется дальше, к следующим феодам. — Графиня резко переменила тему. Кто-то на другом конце стола было начал переговариваться с кем-то, но Вибек вежливо попросила их замолчать. Она, будучи воительницей, трепетно относилась к теме военной стратегии. — Готовьтесь обороняться. Мало ли, что ожидать в случае, если кому-то не понравится, что вы присягнули миледи Штакельберг. — В ответ Аои поначалу лишь смущённо улыбнулась, словно не знала, что ответить.

— Вам не нужны мои люди? — спросила она уже без улыбки.

— У меня достаточно людей. А вам ваши ещё пригодятся. — Графиня перевела взгляд на портреты на стене. Предки Акияма с них с каким-то напутствием улыбались ей, будто бы благословляя её дипломатическую деятельность на войне. Эльжбета сразу вспомнила портреты предков в своём замке, которые по сравнению с этими такой теплотой не отличались. Матушка, отец и другие родственники выглядели на них величественно, холодно и серьёзно. Эльжбете никогда не нравились эти портреты. Возможно, в семье она всегда была чужой. А с этими людьми, которых она видела лишь на портретах, висящих на стенах в не родном замке, она словно дружила долгие годы в одной из прошлых жизней. И, разглядывая их бледные лица со впалыми щеками и узкими чёрными глазами, думала о том, что будет, если кто-то из феодалов откажется присягать ей. Наверное, их следует вздёрнуть на глазах у изумлённого народа. Но ради чего? Какие это принесёт результаты, кроме ещё больше обостряющейся ненависти людей? Так можно было вызвать страх, но Эльжбета прекрасно помнила, что именно страх рождает самую лютую ярость и вдохновляет людей на самые отчаянные поступки.

— Вряд ли нас будут трогать свои. Ветианцы могут. У нас вечно вражда с ними. Особенно с Джоши и Кумарами, но они вряд ли вообще что-то знают о вашей деятельности. Они вечно как в пещере — всё узнают в последнюю очередь и на всех войнах проявляли себя так себе. — Аои нервно усмехнулась. — Но Мурасаки и Мин их любят. — Женщина печально вздохнула и нервным движением заправила за ухо длинную чёрную прядь. — С Мин договориться не удастся. У неё методы жёсткие, на контакт так просто не выйдет. У леди Ханыль с предателями разговор короткий. Ей всё равно, кто ты: её сын или обычный крестьянин. Если ты предал её, она казнит тебя и не подавится, даже не дав оправдаться. Вы можете, конечно, придумать что-то, но…

— Почему же вы уверенны в том, что мы не сможем противостоять вашей бывшей сюзеренке? — Эльжбета осушила бокал. — В конце концов Ильзе свергнет леди Мин и подчинит аллод себе. Останется только взять северный аллод, и власть королевы станет бессмысленной. Мы предложим им наиболее выгодные условия, дадим им понять, что отказываться от них бессмысленно, когда полстраны и так захвачено. Всех, кого надо, уничтожим. К этому всё и идёт. Убежать не получится. Остаётся только противостоять. Иначе зачем это всё? Получается, столько человеческих жертв — напрасны?

Аои снова ничего не ответила. Ей, кажется, совсем не хотелось воевать и разбираться с этой войной. Она присягнула лишь потому, что не желала впоследствии долго разбираться, проливать кровь своих людей. Она присягнула из трусости, из слабости, пй явно хотелось пустить всё на самотек, словно она устала править. Аои не хотела заниматься делами своей земли, но не передавала власть в руки мужа или восемнадцатилетней дочери из гордости. Либо она просто была не до конца уверенна в своей новой сюзеренке и необходимости войны, боясь за свою жизнь и жизнь своих родных.

— Ваше сиятельство, — Аои заговорила тихим дрожащим голосом, — я прошу вас: сделайте что-нибудь с Джоши и Кумарами. — Её пальцы нервно сжимали серую ткань платья. — Они столько лет воевали с нами, столько боли и страданий принесли нашим землям, и мы уже долгие годы не можем им отомстить. — Казалось, баронесса Акияма вот-вот заплачет. Она смотрела на свою дочь, которая начала дрожать, будто от страха или холода. — Два месяца назад Кумары убили мою сестру и её дочь, вздёрнули на глазах у ликующего народа, и их тела ещё долго болтались во дворе их поганого замка. — Аои отпила вина и с силой почти швырнула бокал на стол. — А Джоши… освободившись от зависимости, они стали всё чаще убивать наших крестьян. Они ещё страшнее, чем Кумары. И мы ничего не можем с ними сделать. У них больше людей, чем у нас. У них Мурасаки рядом, а у них лучшие люди во всём Ламахоне. Мы пробовали мстить им всеми возможными способами, пока я не осознала, что единственный способ — вырезать их всех. Только так на нашей земле воцарится мир и порядок. — Аои смахнула подступившую слезу и судорожно выдохнула. Все, кто присутствовал в комнате, внимательно слушали и смотрела на баронессу. Дочь Аои — Мидори Акияма — так и вовсе плакала, и Вибек, сидевшая рядом с ней, гладила её по голове и обнимала. Эльжбета и Ежи сидели с озадаченными лицами.

— Леди Штакельберг рано или поздно уничтожит эти феоды. Она, как и вы, ненавидит ветианцев по личным причинам. Их замки будут разрушены, а деревни сожжены, — заговорила графиня уверенным и спокойным голосом. — Мне было приказано захватывать не ветианские, а ламахонские феоды, действовать преимущественно мирным путём и творить насилие лишь в случае крайней необходимости. Я не могу ослушаться приказа, иначе могу потерять большое количество людей. — Эльжбета с сочувствием посмотрела на Аои. Та успокоилась и больше не плакала, но смотрела всё так же обречённо и слегка испуганно.

— Судя по карте, Ильзе уже скоро дойдёт до Джоши и Кумаров, — сказал Ежи ободрительно. — Вам пока лучше не беспокоиться и усилить охрану. Обратитесь к Танака и Тхакурам, если будут нужны люди. Они теперь вассалы Генрики Корхонен и не имеют права отказать, если им не хочется быть обезглавленными за измену. Миледи Штакельберг поможет вам. — Он улыбнулся и предложил всем выпить за это. Слуги разлили вино, все присутствующие взяли свои бокалы, дружно произнесли: «За Ильзе!» и залпом осушили свои бокалы.