Впередсмотрящий. Повесть о великом мечтателе (Жюль Верн) - Брандис Евгений Павлович. Страница 23

…Газеты приходили в Ле Кроту а с большим опозданием. Связь со столицей была прервана. Время от времени Жюль Верн получал письма от издателя, отправленные голубиной почтой или с помощью воздушных шаров. В своем захолустье он напряженно следил за развивающимися событиями.

2 сентября. Седанская катастрофа. Капитуляция Наполеона III и армии маршала Мак-Магона.

4 сентября. Революция в Париже. Падение Второй империи. Образование «Правительства национальной обороны».

28 января 1871 года. Капитуляция Парижа и снятие осады.

После подписания предварительного мирного договора (26 февраля) Жюль Верн вернулся в Париж и… попал на похороны двоюродного брата математика Анри Гарсе. У Этцеля дела пришли в упадок. На складе скопились груды нераспроданных книг. Тираж «Журнала воспитания и развлечения» резко сократился. Издатель даже не проявил особой радости, когда Жюль Верн вручил ему рукописи двух готовых романов и показал первые главы «В стране мехов». Из всех друзей только один Надар был, как всегда, оживлен и весел. Похудевший, с синими кругами у глаз, он рассказывал о своих боевых подвигах. В самые трудные дни он поддерживал связь с осажденным Парижем, командуя «эскадрильей» воздушных шаров.

Вскоре Жюль Верн стал непосредственным свидетелем новых исторических событий, величайшее значение которых он осознал далеко не сразу. Героические дни Коммуны писатель провел в столице. На его глазах парижские рабочие основали первое в мире пролетарское государство, на его глазах солдаты генерала Галифе залили парижские мостовые кровью коммунаров.

Сохраняя позицию стороннего наблюдателя, он меланхолически сообщал родным, что рабочие Этцеля перешли на сторону Коммуны, типография закрыта, издатель терпит кризис, готовые к печати тома «Необыкновенных путешествий» лежат без движения, средства иссякли, жить стало трудно и т. д.

Почти не выходя из своей квартиры на улице Лефевр, он продолжал сочинять «В стране мехов» — географический роман о невольных приключениях горстки храбрецов на дрейфующей льдине от мыса Батерст до Алеутских островов. Ничего не скажешь, роман увлекательный, полный полезных сведений…

Поэт-коммунар Эжен Потье приблизительно в это же время создал «Интернационал» — патетический гимн во славу пролетарской солидарности, а вернувшийся из изгнания Виктор Гюго откликнулся на события сборником пламенных политических стихов «Грозный год».

Жюль Верн не понимал и не разделял интересов защитников Коммуны, но и далек был от того, чтобы сочувствовать версальским палачам. Многие из его знакомых, с которыми он не раз встречался у Этцеля, активно действовали на стороне революционного правительства или сражались на баррикадах.

…Травля коммунаров и судебные расправы продолжались еще не один год. Монархисты не склонили головы и при Третьей республике. Среди сосланных на «вечную каторгу» в Новую Каледонию (остров в Тихом океане) были люди, к которым Жюль Верн относился с искренним уважением.

Блестящий памфлетист Анри Рошфор бичевал бонапартистский режим в сатирическом еженедельнике «Лантерн» («Фонарь»), и он же издавал республиканскую газету «Марсельеза», которую редактировал его молодой сотоварищ Паскаль Груссе. Из-за этого человека Вторая империя едва не рухнула еще до франко-прусской войны. Он осмелился послать вызов на дуэль родственнику императора принцу Пьеру Бонапарту, когда тот грубо оскорбил в печати издателя и редактора «Марсельезы». Явившийся на дом к обидчику секундант Паскаля Груссе, начинающий журналист Нуар, был застрелен на месте взбешенным принцем. Похороны юного Нуара вылились в мощную манифестацию. Тысячи полицейских и солдат оцепили центр города, чтобы не допустить демонстрантов к кладбищу. С большим трудом властям удалось восстановить порядок. А затем оправдание Пьера Бонапарта Верховным судом вызвало новую манифестацию. За все годы царствования Наполеона III революция не была так близка.

Благодаря удивительному стечению обстоятельств Паскаль Груссе дал толчок историческим событиям, о которых тогда говорили во всем мире.

Вместе с Рошфором его бросили в тюрьму «до особого распоряжения императора». Далее произошла Седанская катастрофа, и 4 сентября 1870 года, в день провозглашения республики, политические заключенные получили свободу.

В правительстве Парижской коммуны Паскаль Груссе возглавлял Комиссию внешних сношений, иначе говоря, был министром иностранных дел. После разгрома Коммуны оба они очутились в Новой Каледонии и совершили оттуда смелый побег. Паскаль Груссе еще вернется на страницы нашей повести под именем Андре Лори.

Переживания «Грозного года» не прошли для Жюля Верна бесследно. Он не понял и не принял Коммуны, но она обострила его внутренний взор, приковала внимание к социальным вопросам, оставила отголоски в его творчестве.

УХАБЫ И ВЕРШИНЫ

Впередсмотрящий. Повесть о великом мечтателе (Жюль Верн) - i_024.jpg
сенью 1871 года Жюль Верн окончательно покинул Париж, избрав местом постоянного жительства провинциальный Амьен, главный город департамента Соммы, в двух с половиной часах езды от столицы.

— Амьен, — говорил он знакомым, — достаточно близок от Парижа, чтобы ощущать его блеск и в то же время быть вдали от невыносимого шума и сутолоки. Да, кроме того, и мой «Сен-Мишель» стоит на якоре в Ле Кротуа!

Позже он сказал корреспонденту одной из парижских газет:

— Вы спросите, почему я выбрал Амьен? Этот город мне особенно дорог тем, что здесь родилась моя жена и здесь мы с ней когда-то познакомились.

Это полуправда. А полная правда — семейные раздоры и неурядицы — тщательно скрывалась от посторонних.

Невольно вспомнишь слова Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему».

Жюль Верн был бесконечно счастлив в работе и совсем несчастлив у себя дома. Он и Онорина жили в разных мирах, больше того — в разных измерениях. Она не поднималась над сферой быта, он не опускался до бытовых мелочей. «Необыкновенные путешествия» оставляли ее глубоко равнодушной. География и приключения на разных широтах могли занимать ее лишь постольку, поскольку создавали ей уют и комфорт, обеспечивали возможность удовлетворять свои прихоти. Мир парижских магазинов Онорине казался не менее грандиозным, чем ее супругу вселенная. Походы на Елисейские поля были ее «необыкновенными путешествиями», шляпы новейшего фасона или упреждающий моду турнюр — последним словом науки. По-своему она любила мужа и по-своему о нем заботилась, но, кажется, не было человека душевно ему более чуждого.

Дошло до того, что он должен был любым способом оградить ее от парижских соблазнов, от безумной расточительности, от пустопорожней светской суеты. И не только Онорину, но и сына Мишеля, привыкшего получать все, что хотелось в эту минуту. Онорина сделала из него божка и превратила в деспота. Отец же не в состоянии был противодействовать матери, переломить уже сложившийся характер ребенка. На это не хватало ни сил, ни времени. Вечно погруженный в свои занятия, он требовал лишь одного — чтоб ему не мешали.

Сценка из раннего детства. Взбешенный ревом мальчишки, он выбежал из своего кабинета и застал Онорину в слезах.

— В чем дело, почему такой шум?

— Мишель просит маятник от стенных часов. Он хочет из него сделать лошадку.

— Так отдай ему маятник, и пусть он уймется! В конце концов, моя работа дороже!

Мишель-подросток. Необузданный, буйный, нервный, болезненный. Унаследованные от матери беспечность и взбалмошность в соединении с отцовским упрямством делали его просто невыносимым. Он был глух ко всему, что его не касалось. Для Мишеля не существовало слова «нельзя». Врачи находили у него психические отклонения и советовали поместить в воспитательный дом.

После очередной дикой выходки, сопровождавшейся битьем стекол на всем этаже, Жюль Верн, несмотря на истерики Онорины, отвез его в Нант и определил в закрытый коллеж со строгим режимом, а затем, когда умопомрачительные счета от поставщиков благоверной стали угрожать финансовой катастрофой (этих денег хватило бы на туалеты принцессы), арендовал дом на бульваре Гиенкур в Амьене.