Саламандра (СИ) - "полевка". Страница 68

Вместе с обедом монах принес избранному два гвоздодера и остался наблюдать за происходящим, уже открыто, а не из ближайших кустов, как в предыдущий день. Лекс только хмыкнул и отправил его на кухню, чтобы тот принес ему пару яблок, а когда он появился опять и уселся на видном месте, отправил за сладкой водой. Монах, похоже, понял намек избранного, и поэтому, как только Лекс напился, подхватил пустой стакан и скрылся в кустах.

После того, как корзина была подвешена и веревки натянуты, Лекс скрестил пальцы на удачу и велел наполнять корзину камнями. Требушет загрузили камнями, воины с опаской забрались в колеса и своим весом подняли корзину. Клин жестко держал вал, а откидной механизм только поскрипывал от напряжения, но надежно удерживал всю конструкцию. Когда камень в пращу был заложен и воины покинули колеса, Лекс выбил откидную собачку стопора, удерживающего клин, и сделал пробный выстрел. Большая машина содрогнулась всем телом, но механизм сброса сработал четко, как и было рассчитано. Освобожденный вал легко позволил веревке размотаться, и тяжелая корзина рухнула вниз, посылая камень в полет. Длинный рычаг зловеще скрипнул, но вскоре закачался, размахивая свободной пращей, как флагом.

Камень, описав большую дугу, свалился с большим грохотом, сломав какое-то дерево во фруктовом саду. Воины довольно засвистели и заулюлюкали от восторга, что все получилось, а Лекс наконец свободно выдохнул, он хоть и уверял Рарха, что все получится, но его самого смущала такая большая конструкция из дерева. Лекса и Рарха хлопали по плечам и говорили, что они молодцы. Рыжик под конец стал уворачиваться от дружественных похлопываний, пока ему кости не сломали от избытка восторга. После того, как все закончили радоваться, он вручил двум ближайшим воинам гвоздодеры и велел разобрать все до досок и брусьев, как все было вначале.

— Зачем? — удивился Тургул, — все же работает…

— Для того, чтобы переставить на новое место, — пояснил Лекс, — ты же слышал, камень сломал фруктовое дерево, не думаю, что император порадуется, если мы уничтожим фруктовый сад в его имении. И потом, вам все равно надо научиться разбирать требушет, вот и разбирайте, — улыбнулся довольный рыжик, — работайте, ящеры, солнце еще высоко. А я пойду посмотрю, куда мы там попали… И заодно шаги посчитаю. Тургул, как на поле боя определяют расстояние? По шагам, или по полету стрелы, или как?

— Все зависит от того, для чего надо узнать расстояние… — Тургул задумался.

— Ну, тогда бери лук и стреляй в том направлении, — Лекс довольно улыбнулся и махнул лапкой в сторону сломанного дерева, — а потом пойдем и будем шаги считать, твои шаги, — уточнил рыжик, — поскольку на один твой два моих придется, и как потом определиться с расстоянием?

Центурион послал воина в имение за луком, а сам с азартом выдергивал гвозди из досок. Разбирать — не строить, а тут еще такая новая игрушка в руках, как гвоздодер! В итоге эти амбалы погнули половину гвоздей, сделав из них запятые, а не гвозди. Лекс, когда это увидел — нарявкал на них, отвесил некоторым подзатыльники и заставил их ровнять гвозди! Вот ведь, сила есть — ума не надо! Воины, как ни странно, посмеялись над подзатыльниками и грозным рыжиком и принялись ровнять гвозди на валяющихся поблизости камнях. И оставшиеся гвозди стали доставать с большим почтением, а не вырывать из древесины, как врагов.

Пока ровняли гвозди и разбирали колеса и корзину, принесли лук, и Тургул, явно рисуясь, отправил в полет стрелу. Стрела воткнулась в дерево в посадке, Лекс хмыкнул и заставил стрелять еще. Им надо выяснить расстояние, а не меткость центуриона. Тургул смешливо фыркнул и опять показал, как красиво переливаются у него мышцы на предплечье и какой он сильный самец. Лекс показательно зевнул и махнул рукой, дав команду отправляться в путь. И при этом начал показательно считать шаги центуриона, всем своим видом показывая, что для другого Тургул ему и не нужен.

Подняв с земли стрелу, Тургул выстрелил еще раз. Стрела упала недалеко от расщепленного дерева. Лекс досчитал шаги и с интересом рассмотрел поверженное дерево. Случайно камень попал на развилку ветвей, и поэтому дерево почти разломилось пополам. Выглядело это достаточно зрелищно и драматично. Камень, валявшийся на земле, не выглядел бы так показательно, как камень, застрявший в щепах разваленного старого дерева. Тургул, похоже, впечатлился такой картиной, и поэтому весь обратный путь молчал.

А вот Рарх был расстроен досками на днище корзины. Он шепотом поделился с Лексом своими подозрениями, что надолго корзины не хватит, и как доказательство, показал доску с продольной трещиной. Пока одни заканчивали разборку колес, Лекс послал воинов за грузовыми ящерами. Доски дружно загрузили и отправили в имение, а после разгрузки воины, как мальчишки, побежали смотреть, куда они там попали. Вернулись они, как школьники с перемены, шумные и довольные.

Следом за ними к развалившемуся дереву поехал управляющий с супругой. На них это тоже произвело впечатление, и толстячок предложил устроить пир в честь успешного завершения дела. Лекс только отмахнулся от управляющего, заявив, что все только начинается и праздновать еще рано. Воины, услышав такое заявление, сразу притихли и отправились ужинать, вполголоса переговариваясь о «божественном оружии». А Лекс пошел посоветоваться с Рархом в попытке найти решение проблемы. Друг предложил устроить деревянные перемычки и несколько вариантов укрепления дна.

Лекс по привычке сел за стол рядом с воинами и Рархом, которого те уже приняли как равного за мастерство и дельные советы. Повар попытался покудахтать, что непристало высокородному есть солдатскую пищу, но Рыжик на него только махнул рукой и велел не лезть с глупостями. В голове метались мысли, как улучшить конструкцию в целом и сделать требушет более надежным. Лекс быстро съел все, что было в миске, почти не замечая вкуса, и отправился на поиски кузнеца. Следом за ним выскочил Тургул, а следом помчались монахи в развевающихся рясах.

Кузнец жил на территории имения с женой и тремя сыновьями, он очень удивился появлению избранного на своем пороге, но потом внимательно выслушал его просьбу и сказал, что все сделает. Лекс хотел несколько металлических полос с дырками для крепления гвоздями и, конечно, дополнительные гвозди. Кузнец тяжело вздохнул, глядя на монахов, которые маячили неподалеку, и уже сказал сыновьям одеваться для работы, но Лекс, помня, что тот работал предыдущую ночь, остановил его и сказал, что работать ночью не стоит, чтобы на день оставались силы.

Зато, наткнувшись на Тургула, который беззастенчиво грел уши, потребовал от центуриона несколько воинов в помощь кузнецу. Тот опять хмыкнул, но потом заявил, что выделит несколько человек, которые сами умеют работать у наковальни. Кузнец сразу напрягся, но Лекс велел придумать выход из этой ситуации, ведь металлические детали нужны срочно. Кузнец сразу успокоился и сказал, что даст походную наковальню и все, что необходимо, и покажет, как ковать гвозди. На том и разошлись.

Лекс поблагодарил центуриона, а тот воспринял это, как разрешение к заигрыванию. Он сразу раздулся от гордости и стал вещать, что в вексилляцию набирают только самых толковых и сильных воинов. И он сможет доказать ему, насколько он вынослив, по первому его намеку. При этом бросая такие многозначительные взгляды, что рыжик прикусил щеку, чтобы не рассмеяться. Он опять показательно зевнул и сказал, что идет в купальню, чтобы смыть усталость и отправиться спать, поскольку завтрашний день будет тяжелее сегодняшнего.

Он так и поступил. Послал монаха в свою комнату за чистой одеждой, а второго, чтобы он прислал кого-нибудь с полотенцем и мылом. А сам, быстро раздевшись, сел на край бассейна, свесив вниз усталые ноги.

— Кто это с тобой сделал? — Тургул присел на корточки рядом и прикоснулся к шрамам на спине рыжика, — у кого поднялась рука испортить такую красоту?

Рыжик повел плечом, сбрасывая чужую руку, и плюхнулся в воду, подняв столб брызг. Подплыв к другому краю, развернулся и посмотрел на замершего центуриона, похоже, озабоченный вояка не уйдет без ответа. Ну, не рассказывать же ему об испорченной кладке Пушана и интригах его младшего мужа, который неистово ревновал его. А заметив замерших монахов, вообще решил не говорить правды, неизвестно, как ее потом перекрутят. Поэтому, немного подумав, выдал многозначительное: