Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ) - "Ореанна". Страница 41
— Привет.
— Привет.
— Прекрасно выглядишь.
— Ты тоже.
— Что будешь?
— Чай.
— Кофе не пьешь?
— Изредка.
— Чем занимаешься?
— Работаю.
— Да, конечно.
— А ты?
— Тоже.
— А точнее?
— Бизнес.
— Успешно?
— Немного.
— Женат?
— Я развелся.
— А… да. Дети?
— Двое.
— Здорово! Большие?
— Сыну двенадцать, а девочке десять. Я закурю?
— Пожалуйста.
«Пожалуйста» — новое слово в ее лексиконе. И новое движение. Раньше она сказала бы «да».
Он закуривает, затем разгоняет дым рукой.
И спрашивает:
— Еще сердишься?
Вопрос запоздал на десять лет. Да, сержусь. Нет, не сержусь. Нет смысла.
— Я все равно не могла бы жить с мусульманином. Это было бы ошибкой, если б все оставалось, как было…
— Я никогда тебя не заставлял…
— Нет, но потом заставил бы. Правда?
— Мне казалось, это не было для тебя важно.
— Тогда не было. А теперь да. Ты бы меня уговорил.
Пауза.
— Я скучал.
Пауза.
— Если бы… ты думала о том, чтоб все вернуть?
— Вернуть что?
Жесткая. Раньше такой не была.
Это даже хуже, чем было раньше. Ты рядом пока тебе надо, бежишь, когда это выгодно, и возвращаешься, не подумав о других. Я не сержусь, что ты предал меня, хотя это и было больно. Но теперь ты предлагаешь мне совершить такое же предательство. Как будто подлость — самый естественный выбор в нашей ситуации. Пора выбираться, пока я не заплакала. Да как же орет эта музыка!
Взмах ресниц.
— Я замужем.
Это не ответ. Уловка.
— А если бы ты была свободна, ты хотела бы?
Она медлит с ответом. Сердится. Розовеют щеки. Сжимаются кулаки, и длинные ногти едва заметно скребут столешню. Но он пристально смотрит в лицо. Зрачки расширились, губы шевельнулись, ноздри чуть дрогнули и вернулись обратно. Ответ — да.
— Нет.
Она не знает, что выдала себя и сердится из-за мелькнувшего в голове образа.
— Не надо было мне приходить. Это было ясно.
— Спасибо что пришла.
Он протягивает руку, чтоб накрыть ее ладонь, но, увидев настороженное движение ее руки назад, быстро меняет направление.
Она решается на баловство: медленно поднимает глаза, опускает их, вздыхает, сглатывает, а потом подмигивает. И видит неизбежную реакцию.
— Ну, приятно было тебя увидеть. Мне пора.
Берет сумочку и, не слушая возражений, выходит. Кажется, удалось сделать это красиво.
Он возбужден и будет теперь думать, что бы это значило.
Мы больше никогда не увидимся.
Он это заслужил.
И, уже спускаясь в метро, вспоминает, что забыла спросить о главном — почему он тогда уехал?
Ч.2. 12. Последствия
Новое платье короля
Было бы намного проще, если б жизнь была коротка. Если б люди рождались здоровыми и счастливыми, жили до первых признаков дряхления и умирали молодыми. Если бы за этой жизнью не следовало ничего иного. Если жизнь коротка и конечна, то ничто из сделанного не ударит вслед и не потребует ответа.
Так жили бы они — давая волю любым страстям и даже мелким желаниям, не ведая последствий своих дел. Ни горе, ни боль, ни гибель чужая не вызывала бы в них отзыва. И сами, страдая, ожесточались бы они, не видя ни капли сочувствия в ответ.
Но тогда они были бы животными.
Стамбул, 2011.
Она ушла, а я шел за ней следом. Мужчины пожирали ее глазами. И я знал, что ничем не отличаюсь от них. Что так же пялюсь, как мальчишка на пляже, и что нет ни единого шанса, что она обернется.
Я знал, что это то, чего я хочу. Не из-за красивой округлой попы, едва очерченной юбкой, не из-за мягких рук, не из-за чего-то, что было сказано, а потому что когда-то давно с ней было тепло и уютно. С ней я чувствовал себя любимым и защищенным от всего, а без нее — потерянным. Потерянным я прожил тринадцать лет.
Я знал, что этого хочет она. Об этом мне сказало ее лицо. А я умел читать ее лицо. Знал, что она стала бы это отрицать из-за ложного чувства долга. Она сказала, что замужем, но разве она не была замужем за мной? Намного раньше, чем ее встретил тот другой.
Это было мое право после всех этих лет
Прямо оттуда я позвонил своему агенту. Тому, через которого доставал информацию о ней. После того, как я сказал, что мне от него нужно, он отшатнулся и отказался работать со мной впредь. Пришлось искать другого, самостоятельно сделать это невозможно и в чужой стране сложнее, чем дома. Хотя, с другой стороны, кто бы нашел меня после того, как я уеду отсюда, даже если станут искать? Но я сделал все так, чтоб искать не стали.
— А почему вы не думали о разводе? То есть она ведь могла бы передумать, если бы вы попросили…
— Не могу сказать тебе, Птичка. Почему-то это не пришло мне тогда в голову. Хотя несколько минут я думал о том, чтоб убить ее мужа.
Птичка ахнула.
— Но вы же не…?
— Нет, — усмехнулся он.
— Я нашел замену, — продолжил он, как обычно, после паузы, глядя в окно, будто пересказывал нечто, проецируемое на невидимый экран за стеклом, — Из местных нашлось несколько — правда, пришлось поискать. Это потребовало времени, подготовка… но лучше тебе не знать. Но мне нужен был надежный, доверенный человек, поэтому я вызвал Тимура.
— Как Тимура? Тимура? Мужа Сонай? А она знает?
Птичке стало страшно. Оказывается, ее семья — не простые законопослушные люди. Она привыкла уважать мужа Сонай, а саму Сонай считала самым близким себе человеком. Неужели та знала? Внезапно ей стало холодно.
— Как… как это произошло? — спросила она.
— Ее остановил патруль. Однажды, несколько месяцев спустя. Затем самолет. Машину разбили, так, чтоб создалось впечатление аварии. Нужные люди подписали протокол, дело было закрыто. Ее никто не искал.
Киев, 2005.
Известие о смерти жены не вызвало у Мишкина шока, вопреки ожиданиям друзей. Ей уже бывало плохо, и свои действия в случае ее смерти он продумывал. Прежде всего, следовало закончить текущие проекты и составить план публикаций на следующие несколько месяцев. Ядро планируется обычно заранее, а более подвижную часть пишут младшие сотрудники уже накануне сдачи номера. Собственно, журнал, требующий внимания, был у него только один, остальные — типичные поделки-однодневки. Так что работы немного. Затем ввести в курс дела заместителя. Решение примут владельцы, но, вероятно, это будет ***. Раздать лишние вещи. Кота отвезти в деревню. Сменить работу и пойти в Голосеевскую пустынь. Это не будет быстро, не будет просто, но это то, чего он всегда хотел.
Однако план так и остался планом. Марину похоронили — то, что от нее осталось — а он все чего-то ждал. Иногда он ударялся в лихорадочную деятельность, а иногда бесцельно слонялся по квартире. Прислушивался к шумам, затем выключал телефоны, затем включал их вновь. Будто вот-вот откроется дверь, и она придет с работы. Или раздастся звонок — и в трубке будет ее голос.
И однажды телефон позвонил.
Из дневниковых записей Марины
Насилие — излюбленная тема любовного романа. В этом нет ничего удивительного, мы все поймем, как только спросим себя об аудитории этого жанра.
Итак, это история — о девушке неопределенного возраста от пятнадцати до тридцати, росшей под гиперопекой, но чаще всего — с угрозой для жизни либо в условиях депривации родительской любви. Родители у нее, как правило, или отсутствуют, или есть, но очень заняты, или слегка того. Это объясняет отсутствие друзей, жизненного опыта и энциклопедические знания героини в вопросах философии при почти полном отсутствии таковых по вопросам физиологии половых отношений. Она, каким-то образом, попадает на глаза развращенному проходимцу на десять-пятнадцать лет старше с демоническими чертами в его, безусловно, мужественной внешности, с безнадежно испорченной репутацией, но яркими искрами порядочности в душе. Во всяком случае, он, перепробовавший десятки и десятки женщин, вдруг понимает, что лишь она способна возродить его вянущую душу, вернуть его на стезю порядочной семейной жизни и, что одно и то же, отучить от волокитства. Но, поскольку, по невинности своей, барышня упорно не понимает намеков, ее нужно научить понимать свое счастье. И вот, он ее похищает и начинает уговаривать, или же просто насилует. После непродолжительной борьбы нахлынувших по этому поводу чувств с феминистическими убеждениями героини, все становятся счастливы. Этому особенно способствует вновь развившаяся у героя импотенция по отношению ко всем остальным особям женского пола на фоне происков гнусных злодеев. Таков, вкратце, наиболее частый сюжет, предлагаемый женщинам как модель отношений полов. Все это бывает немного волнительно, возбуждающе и раздражающе одновременно.