Восемь (ЛП) - Картер И. С.. Страница 15

Но, несмотря ни на что, я чувствую, что могу здесь дышать.

Не хочу сказать, что все, с чем я боролся, волшебным образом исчезло, но, наконец-то, чувствую, что могу смотреть правде в глаза, а не убегаю от нее как испуганный слабый маленький мальчик. Как трус, которым был слишком долго.

Мне стыдно за то, кем я стал. Противно смотреть на себя в зеркало, на свое лицо, замечая темные круги под глазами и впалые щеки, и понимать, что причина этого кроется не в том, что именно отняла у меня жизнь, а в том, что я почти погряз в своем горе.

Невозможно отмотать все назад, невозможно вычеркнуть из жизни весь прошлый год, но я могу пообещать себе и своим детям, что продолжу жить — ради них, и ради самого себя. Если постоянно буду себя корить, то не смогу быть хорошим отцом, сыном, братом или вообще человеком.

— Принцесса Айви, — зову через прикрытую дверью в ванную, ожидая немедленного отклика, но в ответ только тишина. — Айви, ты слышишь меня? — говорю я спустя несколько секунд, приблизив лицо почти вплотную к узкой щелке.

— Папа, — раздраженно ворчит она. — Я какаю. Можно мне посидеть хотя бы пять минут в покое и тишине?

Не могу удержаться и начинаю хохотать над маленькой крошкой, которая повторяет мои слова и бросается ими в меня же. Не могу сосчитать, сколько раз на этой неделе я пытался сходить в туалет, и один, а то и оба ребенка шли за мной по пятам, а затем начинали плакать или раскидывать разные вещи под дверью. Сходить пописать, когда они не спят, и так достаточно сложно, а уж сходить по большой нужде и вовсе проблема.

Да, я использую выражение «сходить по большой нужде».

Лора будет смеяться до коликов, когда я скажу ей…

Моя улыбка исчезает, оставляя на лице щемящую боль там, где совсем недавно была широкая ухмылка. Это один из тех моментов, когда я забываюсь и пытаюсь запомнить забавный случай, чтобы поделиться им с ней, и такие моменты причиняют больше всего боли. Как будто мое подсознание видит, что я пытаюсь жить, но не желает позволить мне этого. Поэтому самым мучительным способом напоминает о том, что мне уже никогда не доведется делиться забавными случаями со своей женой или держать ее в курсе всего, что происходит с нашими детьми, и что заставило бы ее смеяться. Мне придётся хранить эти моменты в своей памяти, в то время как все, чего хочу, это поделиться ими с единственным человеком, который больше на свете хотел бы узнать о них. Мне невыносимо от того, что Лора не узнает ничего из того, что на первый взгляд кажется мелочами. Для нее они бы не были мелочами.

— Хорошо, Айви, — с трудом говорю я из-за причиняющего боль комка в горле. — Приходи ко мне, когда закончишь, и не забудь…

— Помыть руки. Я знаю, папочка, — перебивает дочка, и, наверняка, закатывает глаза, точно так же, как делала ее мать.

Оставляю ее завершать начатое и направляюсь в комнату Артура, где тот уже должен проснуться от своего утреннего сна. Когда я захожу в полутемное помещение и отдергиваю шторы, чтобы впустить солнечный свет, он начинает шевелиться. Сначала малыш щурит глазки от яркого света, что делает его похожим на симпатичного маленького детеныша крота. А потом сын поджимает от досады свои пухлые маленькие губки, и мне приходится останавливать себя и не прикасаться кончиками пальцев к его мягкому сжатому ротику. Эта сморщенная рожица сопровождается вытягиванием ручек и ножек, он выгибает спинку дугой, прежде чем издает забавный гневный вздох обиды и перекатывается на животик, чтобы закрыться от яркого света. Я давлюсь смехом над его упрямым отказом просыпаться. Через пару недель Артуру исполнится год, но клянусь, когда его будят, он ведет себя словно подросток.

Вот в чем основная прелесть отцовства. Это невероятные взлеты, наполняющие тебя изнутри неописуемой радостью, и падения, вынуждающие сомневаться во всем. За какие-то несколько минут мои дети заставили меня смеяться, а потом желать расплакаться. Так называется красота детской невинности, и мне хочется, чтобы они сохранили ее как можно дольше, потому что взрослая жизнь наступает достаточно быстро.

Я смотрю на своего маленького мальчика, как он сопротивляется пробуждению, и знаю, что ничего не сделал, чтобы заслужить счастье иметь сына и дочь, но с другой стороны, у меня твердое намерение стать достойным этого подарка судьбы.

— Ну, давай же, Артур. Пора вставать, — говорю я спокойным голосом и глажу его по спинке. Он недовольно хнычет, но поворачивается, чтобы свернуться клубочком под моей рукой, а затем моргает и смотрит на меня. Я не прячу улыбку на лице, пока гляжу на него. Мой малыш должен знать, что его папочка всегда рад его видеть.

— Пойдем на пляж? Как ты на это смотришь, Арти? Хочешь построить замок из песка с папочкой?

— Па-па, — произносит он сонным голосом. Он поднимает ручки, чтобы его подняли, и от этого слова мое сердце становится огромным, хоть эти звуки и не предназначаются мне.

— Да, думаю, тебе нравится эта идея. Давай, малыш. Идем и…

— Ты говорил не называть его Алти, — говорит Айви, стоя в дверном проеме позади меня.

— А я и не называл его Арти, — отвечаю с улыбкой, зная, что действительно позволил уменьшительному имени слететь с моих губ. Моя задорная улыбка все еще сияет на моем лице, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на дочь, при этом удерживая ее маленького брата на руках.

— Нет, назвал, — упрямо говорит Айви, уперев руки в бока и наклонив голову на бок, точь-в-точь как делала ее мать.

— Неееет, — дразню ее я. — Ты ослышалась, — подмигиваю, и она открывает рот, чтобы продолжить спор, но мне приходится ее перебить. — Ты помыла руки?

И тут принцесса Айви закатывает глаза, от чего я даже не пытаюсь скрыть свой смешок.

— Ладно, ладно, просто спросил. Можно еще один вопрос?

Она задумывается, глядя на меня, и кивает головой, все еще не совсем уверенная в том, собираюсь ли я снова дразнить ее.

— Что думаешь насчет того, чтобы мы собрали все необходимое для пикника и пошли на пляж?

— Ура! Я думаю, что это замеч-ч-ч-ч-чательная идея, папочка, — кричит она, растягивая букву «ч» в слове «замечательная» прямо как ее дядя Айз, когда играл с ней.

— Па-па, — присоединяется Артур к беседе.

— Думаю, твоему брату тоже нравится эта идея. Как насчет того, чтобы Артур помог мне собрать все, что нужно, а ты пойдешь в свою комнату и найдешь свой купальник, пляжное полотенце и лосьон от загара?

— Хорошо, папа, — радостно соглашается она и вприпрыжку уходит.

— Давай, Арти, — заговорщически говорю я. — Я дам тебе на одну сырную палочку больше, если ты не скажешь своей сестре, что я только что снова назвал тебя уменьшительным именем.

— Па-па.

— Хороший мальчик. Ты же знаешь, что мы, мужчины, должны держаться вместе. Иначе окажемся под ее каблучком.

***

Меньше чем через час мы находим идеальное местечко достаточно близко к кромке воды. Наш зонт скрывает Артура от солнца, в то время, как малыш рушит замок из песка, который я только что создал, а Айви плескается на кристально чистом мелководье, выискивая рыбок. Это самая настоящая картина спокойствия, умиротворения и идиллии.

Я выбрал пляж поменьше и не такой популярный, который мало кто из туристов Ибицы потрудился бы найти. Здесь только мы, пара-тройка молодых семей и компания из трех женщин, растянувшихся на полотенцах в метрах восьми от нас.

Откидываюсь назад на локти, закрываю глаза и ненадолго подставляю лицо под солнце, слушая, как плескается в воде Айви, и как что-то лепечет Артур, настойчиво уничтожая мое творение из песка своими кулачками.

Что-то закрывает меня от солнца. Щурясь, я наклоняю голову перевожу взгляд на женщину, чья тень падает на мое лицо и тело, создавая препятствие теплу от солнечных лучей.

— Простите, это ваше? — спрашивает она, держа передо мной розовый пляжный мяч.

Перевожу глаза с ее лица, закрытого широкополой пляжной шляпой, на предмет в ее руке и сразу же узнаю мяч Айви.