Польский крест советской контрразведки (Польская линия в работе ВЧК-НКВД 1918-1938) - Зданович Александр Александрович. Страница 22

То, что пишет Пеплоньский, в основном подтверждается показаниями, данными в Особом отделе ВЧК Юлианом Завадским, арестованным за шпионаж в пользу польской разведки. Он сообщил следователям о том, что с Заблоцким познакомился в июне 1919 г. по работе в Центроброни. Воспользовавшись практически нищенским положением своего сослуживца, Заблоцкий завербовал его и дал задание копировать важные военные документы [209]. В отличие от данных Пеплоньского Завадский утверждал, что резидент польской разведки Заблоцкий не покинул Москву в августе, а продолжал шпионскую работу до 1 октября 1919 г. Из 2-го отдела Генерального штаба Польши к Заблоцкому приезжал курьер. Он привез деньги и забрал с собой подготовленные отчеты о проделанной разведывательной работе. Согласно показаниям Завадского, кроме него в резидентуру также входили: брат Заблоцкого, некто Змиев, курьер Ковальский и неизвестный сотрудник технического бюро Центроброни [210]. Виктор Заблоцкий и Змиев были арестованы чекистами, но доказать их причастность к шпионажу не удалось, и их освободили.

5. Польская разведка и борьба с ней в условиях масштабной войны

Практически весь 1919-й и в первые месяцы 1920 г. Советская Россия и Польша с переменным успехом вели вооруженную борьбу за белорусские, литовские и украинские земли. Каждая из сторон прилагала максимум усилий для вскрытия планов и конкретных замыслов противника на ближайшую и среднесрочную перспективу. В этой связи следует, видимо, согласиться с утверждениями польских историков о некоторых преимуществах польской военной разведки перед нашими спецслужбами, что позволило ей лучше справляться с поставленной задачей. Речь прежде всего идет о наличии у поляков разветвленной системы радиоразведки и практически полном отсутствии таковой у штабов Красной армии и ВЧК. В 2003 г. в архивах были найдены документы польского бюро шифров, на основе которых мои польские коллеги подготовили ряд обстоятельных публикаций. Одним из ведущих специалистов здесь, безусловно, является профессор Института политических исследований Польской Академии наук Гжегож Новик. Он подготовил в 2004 г. монографию на сей счет, а через 6 лет переиздал ее дополненный вариант [211]. На основе своих монографий Г. Новик опубликовал статью, которая в переводе на русский язык была помещена в сборнике, посвященном Рижскому мирному договору. Так как состояние радиоразведки не является непосредственно предметом моего исследования, то ограничусь лишь некоторыми сведениями из статьи польского историка для пояснения обстановки, сложившейся в сфере борьбы спецслужб в 1920 г.

Итак, с самого начала функционирования 2-го отдела ПГШ в его составе было организовано подразделение радиоразведки. Его возглавлял подполковник Кароль Болдескул, в Первую мировую войну руководивший радиоразведкой государств Антанты на Восточном фронте. Он лучше других знал, как работают радиосети Красной армии. Болдескул понимал, что в этой сфере остались работать старые кадры из числа офицеров царской армии и заменить их большевистскому командованию было некем. Следовательно, и метод их деятельности остался прежним, хорошо знакомым ему. Поэтому уже в конце 1918 г. польская радиоразведка достаточно успешно контролировала радиопереговоры между разного уровня штабами советских войск от Архангельска до Крыма, от Смоленска до Кубани и даже Сибири. Как утверждает Новик, Пилсудский располагал постоянной службой расшифровок агентурных и дипломатических телеграмм [212]. В начале 1920 г. ячейки радиоразведки были созданы во всех штабах польской армии на Восточном фронте. К расшифровке перехваченных текстов привлекались выдающиеся представители польской математической школы. Руководил этой работой поручик Ян Ковалевский. Здесь добавим, что позднее именно он как высококлассный специалист был приглашен военным командованием Японии для создания в штабах этой страны подразделений радиоразведки.

Исходя из информации, имевшейся в распоряжении Новика, польское командование получило от радиоразведки в январе 1920 г. исключительно важное сообщение о перегруппировке большевистских войск у польской границы, что якобы свидетельствовало о планировавшемся наступлении [213]. Однако из давно опубликованных директив командования Красной армии доподлинно известно, что ни о каком наступлении в это время вообще не шло речи ввиду очевидной слабости Западного фронта и в количественном отношении, и в плане снабжения всеми видами довольствия. Перегруппировку наших войск поляки, конечно же, вскрыли, в том числе и с помощью радиоразведки, однако интерпретировали ее неверно. Этот факт говорит о том, что польский историк несколько (если не во многом) переоценил роль этого вида разведки. Без зафронтовой агентурной работы ни польская, ни советская сторона обойтись не могли. Только сочетание всех видов разведки могло принести желаемый эффект в событиях, надвигавшихся по неумолимой логике достаточно длительного вооруженного противостояния.

В Варшаве 17–18 апреля 1920 г. состоялось объединенное совещание представителей разведывательных и контрразведывательных органов военного министерства Польши по вопросу о текущей политической ситуации, а фактически — о работе в условиях войны с Советской Россией и Украиной. Приближенный к Пилсудскому офицер легионов, член ПОВ со времени ее основания, а в это время один из руководящих работников 2-го отдела Генерального штаба капитан Б. Медзиньский попытался доступно объяснить предстоявшие события. «Мирное предложение, сделанное Польше со стороны России, — сказал он, — было несвоевременным. Ибо мир может быть заключен только тогда, когда одна сторона считает себя победителем, а другая признает себя побежденной… А так как иностранные государства и даже наша общественность не сознавала того, что фактически мы являемся победителями, то надо было перед началом мирных переговоров одержать победу над большевиками уже после их побед над Деникиным и Колчаком. Это соображение и было причиной того, что мы не спешили с установлением мира с большевистской Россией, несмотря на ее предложения… мы должны заранее иметь в виду, что мирный договор с Россией до тех пор будет существовать только на бумаге, пока будет сохранена русская армия. К ликвидации этой армии ведут только два пути: или демобилизация, или поражение на поле боя… мы должны стремиться к военному разгрому советской армии» [214]. Из этих слов сотрудникам спецслужб стало абсолютно понятно, что проделанная ими предварительная работа по созданию агентурных сетей в Советской России и на Украине рассматривается как исключительно важная для будущих побед. Надо полагать, что участники совещания транслировали идеи руководства своим подчиненным и во фронтовые структуры разведслужбы, призывая их максимально активизировать работу.

Многие советские политические руководители тоже осознавали неизбежность военного столкновения с Польшей. В. Ленин, выступая 25 февраля 1920 г. перед достаточно далекими от военной сферы людьми на Всероссийском совещании заведующих внешкольными подотделами губернских отделов народного образования, заявил следующее: «…у нас есть точные сведения, что Польша совершает перегруппировки войск, рассчитанные на наступление» [215]. В телеграмме члену Реввоенсовета Западного фронта И.С. Уншлихту, датированной 11 марта, председатель Совнаркома и вождь большевистской партии подчеркнул необходимость и своевременность «дать лозунг подготовиться к войне с Польшей» [216]. Лозунги, конечно же, были нужны. Однако реального укрепления войск Западного фронта пока не происходило. Об этом свидетельствует докладная записка командования фронта главкому Красной армии от 2 марта 1920 г. «Считаю себя обязанным, — писал командующий, — констатировать факт, что при известной слабости Запфронта, в связи с тем значением, которое в данный момент ему придается, и возможным переходом в наступление значительно превосходящих нас численно польских войск, Запфронту предстоит еще новая задача — удерживать приданный ему участок 12 армии без наличия реальных для сего местных сил» [217]. Нельзя сказать, что московские военные власти ничего не предпринимали для усиления Западного фронта, но это касалось в основном улучшения продовольственного и иного снабжения войск. По крайней мере, именно такая реакция из Москвы прослеживается по протоколам заседаний Реввоенсовета Республики за январь — апрель 1920 г.