Выбор и перемены (ЛП) - Беланджер К. Л.. Страница 17
— Давай просто скажем, что мы с Ларри не всегда сходились во взглядах на вещи, особенно в том, что касалось дисциплины. Видишь ли... я привык делать всё, что захочу, и не ценил его попытки мною командовать. С другой стороны, он не ценил то, что приходится делить время и внимание моей матери с болтливым подростком — особенно с геем. Так что мы избегали друг друга, пока я не закончил старшую школу и не уехал в колледж. Через две недели они вдвоём собрали вещи и переехали в Техас, и с тех пор я их больше не видел.
— Никогда?
— Нет. Мы обмениваемся открытками на день рождения, и она обычно присылает мне что-нибудь на Рождество. Я звоню ей на День матери, когда вспоминаю, но касательно всех намерений и целей, мы не вмешиваемся в жизни друг друга.
Не совсем готовый сдаться, Бо спросил:
— А что насчёт твоих бабушки и дедушки? Ты сказал, что они помогали, когда ты был маленьким. Сейчас они не могут ничего для тебя сделать?
Взгляд Эрика изменился так, как Бо никогда раньше не видел: глаза стали твёрдыми как изумруды, и такими же холодными.
— Я пытался однажды с ним связаться, когда совсем отчаялся. Они не хотели иметь со мной ничего общего. Видишь ли, отец моей матери глава церкви, и шестнадцатилетняя дочь, которая забеременела внебрачно, была для них большим позором. Так что можешь представить, что они почувствовали, когда узнали, что их единственный внук — гей. Не лучшая ситуация, как ты можешь представить. После нескольких резких слов с обеих сторон, мне очень вежливо указали на дверь и сказали никогда не возвращаться.
Чувствуя себя не очень хорошо, Бо подошёл к дивану и сел. Наклонившись вперёд, он поставил локти на колени и уткнулся лбом в ладони.
— Я не верю в то, что слышу, — сказал он, затем резко поднял голову. — Я имел в виду не то, как это прозвучало. Я тебе верю. Я просто хотел сказать...
— Я знаю, что ты хотел сказать, — ответил Эрик, в своей обычной манере. — Всё звучит как в очень плохой кантри-песне, верно?
Когда Бо не ответил, он сказал:
— Слушай, Бо, я рассказал тебе всё это не для того, чтобы тебя расстроить и огорчить. Моя жизнь такая, какая есть. Жалость меня только разозлит.
— Жалость? Ты этого боишься? Что я буду тебя жалеть?
— А это не так?
— Нет, чёрт возьми! Я тобой восхищаюсь.
— Восхищаешься? — от искреннего шока в голосе Эрика Бо мог бы улыбнуться, если бы не боролся со многими другими эмоциями. — За что?
— Может, начнём с выживания? За то, что ты стал таким отличным человеком, несмотря на всё это? Но по большей части за то, что ты не ноешь постоянно об этом.
Бо встал и подошёл к Эрику, после чего обвил руками его плечи, требуя внимания.
— Ты хоть представляешь, сколько я знаю людей, которым и близко не было так тяжело, как тебе, а они всё равно постоянно ныли о том, как жизнь к ним несправедлива? Таких куча. Но ты не такой. Ты просто берёшь и делаешь то, что должен. Ты знаешь, чего хочешь, и не боишься надорвать спину, чтобы это получить. Я считаю, что это просто великолепно. Ты великолепен.
— Ага, только не впечатляйся слишком сильно, — сказал Эрик, но даже при этом на его глазах появились слёзы. — Ты всё ещё многого обо мне не знаешь.
— Может быть, но я не могу представить, что ты можешь мне сказать, чтобы я стал смотреть на тебя иначе.
Когда одна из слёз пролилась, Бо поднял руку и стёр её большим пальцем, накрывая ладонью щеку Эрика. Последовал долгий момент тишины, пока они смотрели друг на друга. Щека Эрика не была мягкой — какой была бы у девушки — но она была гладкой и тёплой, и Бо почувствовал какую-то тягу, нужду, которая тянула его ближе.
Когда он наклонился, Эрик положил руку ему на грудь, мягко отталкивая.
— Я могу на ходу придумать дюжину вещей, но думаю, что ты видел достаточно моего грязного белья на один день.
По тону его голоса Бо мог сказать, что Эрик пытается разрушить сексуальное напряжение, которое возникло между ними, и собирался поймать его на этом, когда Эрик произнёс:
— Ты был прав, когда сказал, что общение должно быть взаимным. Наверное, я просто не привык говорить о себе. Я обещаю стараться лучше, хорошо? — затем он улыбнулся. — И для заметки: я тоже считаю тебя великолепным. Большинство строителей, которых я знаю, побоялись бы даже заходить в такое место. Во всяком случае, без каски.
Хоть он был всё ещё раздражён, Бо не смог сдержать ответную улыбку.
— Всё не так плохо. Кроме того, если дом простоял так долго, думаю, продержится ещё чуть-чуть. И всё же я не могу не думать, что окно в крыше помогло бы сделать это место поярче.
Эрик рассмеялся, как он и хотел.
— Я скажу об этом домовладельцу, но почему-то сомневаюсь, что он согласится.
— Я могу достать ему окно по себестоимости и не стану брать деньги за установку.
— А вот на это он может пойти.
— Ещё ты можешь попробовать сказать ему, что здесь станет намного прохладнее, особенно летом. Должно быть, в июне здесь адски жарко, потому что сейчас только апрель, а здесь уже можно пироги печь.
— Сейчас немного тепло, — Эрик на минуту задумался. — Знаешь... раз ты уже увидел неприглядную сторону вещей, я мог бы показать тебе верхнюю террасу, если хочешь.
— Здесь ещё и выше что-то есть?
— Вроде того. Как ты относишься к высоте?
— Я почти всё лето работал с кровлей, когда мне было шестнадцать.
— Сойдёт, — сказал Эрик. — Идём.
Глава 8
Схватив пару полотенец с одной из полок по пути, Эрик повёл его к кровати. Затем, к удивлению Бо, он забрался на неё, открыл окно и поднял сетку. Он перекинул одну ногу через раму, нырнул в окно и ступил на крохотную пожарную лестницу. Втиснувшись, Бо смог последовать за ним и смотрел, как Эрик поставил одну ногу на ржавые перила и, ухватившись за край крыши для поддержки, подтянулся и забрался на крышу.
И снова, Бо полез следом и, поднявшись наверх, прошёл за Эриком по короткой крыше к плоской области у того места, где крыша больше всего изгибалась, будто эти две зоны были добавлены в разные времена.
Расстелив полотенца рядом друг с другом, Эрик сел на одно из них и прислонился к крыше. Бо поступил так же и обнаружил, что с таким углом крыши на неё идеально опираться, будто сидишь на шезлонге в летний день. Так как они были на восточной стороне крыши, спиной к дневному солнцу, здесь была тень, и несколько мгновений мужчины наслаждались свежим воздухом.
— Что ты думаешь? — вскоре спросил Эрик.
— Не так уж плохо, — признал Бо. — Залазить тяжеловато, но... в остальном здесь отлично.
— Мне здесь нравится. Глядя отсюда на город, я чувствую себя королём всего, что вижу, — в голосе Эрика слышалась улыбка, будто его веселили собственные причуды. — Ночью всё даже лучше.
— Ты поднимаешься сюда по ночам?
— Постоянно. Особенно, когда жарко. Как только плитка остывает, здесь приятно сидеть. Можно даже поймать ветер. Иногда я приношу одеяло и сплю здесь.
Бо знал, что просто проявляет гиперопеку, но...
— Ты с ума сошёл? Что, если ты не так повернёшься? В одну минуту ты спишь, а в следующую расплющишься, как первый пирог моего старика.
Эрик рассмеялся.
— Кажется, ты говорил, что не боишься высоты.
— Не боюсь. Просто меня не прельщает мысль с неё свалиться.
— Полагаю, с этим я не могу спорить. Но ты можешь расслабиться. Я не очень часто это делаю и сплю спокойно. По большей части я поднимаюсь сюда ради вида, — Эрик наклонил голову назад и посмотрел на небо. — Иногда, когда я был маленьким, и моя мама была в хорошем настроении — что было не очень часто — мы ходили гулять после того, как она забирала меня со школы, и в итоге ложились на траву и смотрели на небо, пытаясь найти в облаках картинки. Как вон та, — он указал на кучу пушистых облаков. — Если посмотреть на них сбоку, похоже на дракона, который выпускает дым из носа.
Бо эти облака напоминали скомканную вату, но ему было интереснее слушать разговоры Эрика, чем смотреть на небо. То ли из-за того, чем он поделился раньше, то ли из-за того, что Бо сказал об общении, он не знал, но по какой-то причине сейчас Эрик готов был говорить о себе.