Исчезающая ведьма (ЛП) - Мейтленд Карен. Страница 43

Линкольн

Эта мерзкая старая карга Идхильда меня преследует. Я стараюсь держаться от неё подальше, избегая визитов на Грисинскую лестницу по вечерам, хоть это и лишает меня возможности пообщаться с другими призраками, слоняющимися там. Когда очаровательная Кэтлин и прекрасная Леония мирно спят в своих постелях, я иду прогуляться к Ньюпортской арке, через которую бесконечным строем проходят римские солдаты. Но они — далеко не самая лучшая компания.

Я с трудом разбираю их болтовню. Ту ломаную латынь, что я смутно помню ещё со школьных времён, эти ребята воспринимают как иностранную речь, к тому же им даже после смерти запрещено покидать строй. Интересно, они в курсе, что уже давно мертвы?

Но Идхильда таки находит меня, просовывает свою гнилую руку мне меж бёдер и, кокетливо склонив голову набок, интересуется: не желаю ли я составить ей компанию в прогулке по кладбищу. Не знаю, как она умерла и почему толчётся на Грисине, но я боюсь об этом спрашивать, ибо та, чего доброго, решит, что я к ней подкатываю, а этого мне хотелось бы меньше всего. Наверняка она ищет кого-то, кто согласится делить с ней могильное ложе на протяжении многих веков. От одной только мысли об этом меня бросает в дрожь.

Я жду подходящего момента, чтобы улизнуть и спрятаться от мерзкой старой ведьмы, когда мы с Маветом проходим поздней ночью мимо дверей дома Кэтлин. Юнец, выдающий себя за факельщика, ведёт пожилого господина через улицу, светя горящим факелом и уверяя его, что это самый короткий путь к гостинице, где старик получит ужин и ночлег.

Едва старик отошёл на достаточное расстояние, юноша подал знак девушке, стоящей у дома в дальнем конце улицы. В мгновение ока та исчезла, наверняка предупредить молодчиков, поджидающих в тёмном переулке, что жирный фазан сам летит в ловушку.

Я размышляю: стоит ли мне с интересом понаблюдать, как дальше будут развиваться события, или всё-таки вмешаться? Но мне стало жаль старика, столь искренне благодарившего юношу за помощь и, кажется, думающего, что этот прохвост делает ему одолжение. Мавета, просидевшего весь день без развлечений, не надо было даже просить, чтобы он юркнул меж ног юноши и впился зубами в то место, которое этого наиболее заслуживало.

Парень завизжал, выронил горящий факел и, схватившись за пах, рухнул наземь, катаясь в грязи и вопя, словно бесноватый. Это так перепугало пожилого господина, что он поспешно ретировался с гораздо большей скоростью, чем можно было от него ожидать.

Усмехнувшись про себя, я уже подумываю тронуться дальше, как вдруг двери дома госпожи Кэтлин распахиваются, выпуская чью-то пышную фигуру с фонарём в руке, наполовину скрытым объёмной шалью, укутывающей её голову и плечи.

Она направлялась в нижнюю часть города, скинув с туфель деревянные паттены {32}, и мягкие кожаные подошвы ступали по грязной мостовой почти бесшумно. Заинтересовавшись, я следую за ней, и тут, замечаю, что она не одна. Кто-то шёл следом, некто более проворный, нежели старуха.

Человек метался по дверным проёмам, скрываясь в тени, всякий раз, когда та поворачивала голову, и перебегал к следующему зданию, едва она исчезала из поля зрения. Опытный карманник никогда не станет привлекать к себе внимания. Он преспокойно идёт себе по улице, как ни в чём не бывало. Но любой, случайно выглянувший из окна, сразу бы заметил, что тот мужчина следит за старухой.

Ян не ожидал, что кто-то покинет дом госпожи Кэтлин в столь поздний час. Уже несколько дней и ночей он использовал каждую свободную минуту, наблюдая за ней, в надежде обнаружить то, что сорвёт с вдовушки нимб и крылья, которыми её так щедро наградил Роберт. Его батюшка не стал бы выслушивать россказни про яд, это было ясно, но если бы Ян сумел доказать, что у неё есть любовник, отца бы это заинтересовало. Ничто не ранит его сильнее, чем ревность.

Но до сих пор Яну не удалось обнаружить ничего подозрительного. Ни один мужчина не входил в её дом, а если она выбиралась на улицу, то лишь в обществе одного из своих детей, либо Диот. Но теперь он наконец-то почувствовал, что напал на верный след. Диот наверняка отправилась по поручению Кэтлин, иначе с чего бы ей покидать дом среди ночи?

Конечно, молодому человеку вроде Яна и в голову бы не пришло, что женщина в таких летах и подобной комплекции торопится на свидание со своим воздыхателем. Молодые почему-то уверены, что людям в годах чужды подобного рода страсти. Просто с ними ещё не пыталась флиртовать старая ведьма Идхильда.

Диот остановилась, чтобы осмотреться, и Ян нырнул в спасительную тень дверного проема. Убедившись, что за ней никого нет, она резко свернула в узкий проулок, ведущий в мясные ряды. Ян играл там в детстве, но с тех пор прошло уже много лет. Это дорога упиралась в старые городские ворота в юго-восточной части городской стены, но они были постоянно заперты. Однако именно туда Диот и направлялась. Подняв фонарь, она осветила торчащее из дверных досок кольцо и повернула его. К удивлению Яна, дверь отворилась.

Повернувшись боком, Диот протиснула в дверной проём массивную грудь и прикрыла за собой дверь. Ян бросился к воротам и приложил ухо к деревянным доскам, пытаясь расслышать её удаляющиеся шаги. Он боялся обнаружить себя, столкнувшись с ней нос к носу, но было дорого каждое мгновение, эдак можно и вовсе потерять её из виду.

Теперь, когда Диот с фонарём в руке исчезла за дверью, в переулке воцарилась непроглядная тьма. Ян провёл рукой по доскам, нащупывая железное кольцо, и подавил крик боли, когда в ладонь впилась длинная заноза. Он вытащил её зубами и принялся вновь шарить по дереву, только уже осторожнее, пока пальцы не ощутили холод ржавого железа. Ян повернул кольцо и приоткрыл дверь на дюйм-два, заглядывая в щель.

Дверь, похоже, вела на небольшую судоверфь, освещённую тусклым светом костра, догорающим в углу. Несколько разбитых лодок были навалены друг на дружку, скрывая вход от глаз любого, идущего вдоль реки, но в то же время оставляя достаточно широкий проход, чтобы человек комплекции Диот смог в него протиснуться. Неплохой способ доставлять в город и за его стены краденые товары и контрабанду, мрачно подумал Ян, припоминая собственные потери. Он бесшумно прошёл внутрь и прикрыл за собой дверь.

Ян неплохо знал реку и понял, что находится в Бутверке — мусорной куче убогих хижин и лачуг, притулившихся близ городской стены. Его нос давно привык к зловонным запахам рыбы, овечьей шерсти, коровьего навоза и привозных специй, что доносил ветер с причала, он почти не замечал их, пока об этом не напоминали посетители, но у Бутверка был свой, особый запах.

Миазмы гниющих потрохов и человеческих экскрементов смешивались с едким дымом очагов, на которых местные жители жгли старые кости, сушёные водоросли и любой мусор, что могли найти. Древесина была здесь слишком редка, чтобы расходовать её на обогрев. Большая часть костров горела снаружи, наполняя воздух густым дымом и отбрасывая на изрытую землю адские багряные отблески, от которых очертания хижин вздымались вверх мрачными тенями, словно зубчатые чёрные скалы.

Ян пытался подавить кашель, высматривая сквозь этот дым колеблющийся свет фонаря Диот, пробирающейся через верфь. Он тихо выругался, наступив в глубокую лужу. Хлюпая на каждом шагу, он проследовал за старухой мимо скособоченных хижин. Дверные проемы были завешены кусками парусины, выполняющими функцию дверей, за которыми царил мрак.

Несколько человек, завернувшись в одеяла, ночевали прямо на улице у костров. Собаки подняли морды, но даже не потрудились залаять. Одни лишь кошки не спали, преследуя мышей в шуршащей камышовой кровле или охотясь на лягушек в разросшемся бурьяне. Разумеется, вдова Кэтлин не стала бы искать себе любовников среди местного сброда, если только Диот не собиралась передать сообщение другому посыльному.

Диот зашла за хижину, и Ян едва успел отпрыгнуть в тень, чтобы не столкнуться с ней лоб в лоб. Он присел на корточки, одним коленом погрузившись в липкую жижу, мигом просочившуюся сквозь штанину. Ян старался даже не думать том, что это за гадость.