Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 45

— За что это?

— За работу по приемке дамбы.

Жена мельника застрекотала, что я их семью на два месяца от бедности избавил. Я сказал, что за этот срок, как раз к осеннему помолу, они уже будут здесь хозяева и отдавать деньги Акинфию больше не придется. Оказывается, и лошаденка-то у них купеческая.

— А кем раньше был?

— Плотником. Но топор каждый умеет в руках держать. Заработка совсем нет. А здесь и мед, и утки, и рыбы полна река. Огород дает зелень. В лесу орехи, ягоды, грибы. Ловим перепелов и рябчиков, полно глухаря. Можно зайцев наловить, добыть косулю. Колбаса своя. А вот хлеб, крупа, сало, молоко, сыр, творог — с этим трудности. Одежда, обувь, посуда на деревьях не растут. За то, что здесь, еще купцу долго будем платить.

Я выдал еще пять рублей.

— Разжалобили мы тебя?

— Это аванс, как плотнику.

— А что надо делать? У меня сейчас времени много.

— На лесопилке будешь работать. Без выходных и проходных.

— Я не умею!

— Тебя обучат. А если пьянствовать хочешь — сиди лучше тут. Пьяниц не беру.

— Этого у нас не водится!

— Отстрою эту лесопилку, заложу следующую. Работой будешь круглый год обеспечен. Не хочешь пахать, иди по лесу филинов ловить.

— Сработаем в лучшем виде, хозяин!

— Хозяевами будем оба. Четверть прибыли твоё, остальное мое. А сколько это будет денег, пока не знаю. Думаю, раз в десять больше, чем здесь. Я из своей части плачу за сбыт, бревна и доставку.

Помолчали. Данила считал будущую прибыль, я расходы.

— Это же обалденные деньги!

— Неплохие. Но надо вычесть убытки.

— А что это такое?

— Доски надо продать. Это у Акинфия их будут брать прямо на берегу, не отходя от лесопилки. Он старшина купцов, его слушаются, а то могут быть всякие неприятности. А мне придется потратиться: доставить их в город, где-то хранить, платить кому-то за продажу.

— Да я…

— Твое дело напилить побольше досок. Цену поставим пониже, чем Акинфий, и зазвенит копейка. Купец для сбыта у меня есть. Думаю, процентов десять ему хватит. Если нет — возьмем приказчика.

— Ну ты голова!

— Я, все-таки, в два раза тебя старше. Звать меня лучше Владимиром, чем хозяин, старший, барин. По имени-отчеству называют уже тридцать лет, надоело и приелось.

— А начинать, когда будем?

— Завтра. Сегодня съездим плотину осмотрим, а после этого выбирай повыше по реке место. Река должна быть достаточно глубокой и не широкой. Дамбу поставят профессионалы. Посмотри есть ли удобная дорога до Новгорода и начинай ставить лесопилку и избу. Чего не знаешь, посмотришь у Матвея — я вас сегодня познакомлю, — толковал я будущему лесопильщику. — Женаты давно? — обратил свое врачебное внимание на отсутствие малолетних отпрысков.

— Два года уж как. А деток господь все не дает.

Я присмотрелся к молодым, проверил их здоровье. Данила выше всяких похвал, а вот Анфиса подкачала. Зеленая линия внизу живота была нехорошо изогнута.

— Я вам говорил, что на ведуна учусь?

Сам уже водил возле ее живота руками.

— Тебя лечить надо, — огорчил девушку.

— Болит целый день, — пожаловалась она. — Я уж травки всякие пила, в церкви свечки ставила, молюсь каждый день.

— Тут ведун нужен.

— Вот заработаем денег, пойдем. Только работать, чувствую, придется долго.

Зеленая линия дернулась и распрямилась.

— Может уже и не придется особо тратиться…

Мужчина детей любит больше головой. Любовь всем сердцем, как у моего отца, встречается редко, чаще к поздним детям. Есть они, нет — не так важно. А вот для женщины ребенок — это все! Это смысл ее жизни, центр ее мира. Все ее сердце в детях. Женские речи, типа: я тебе нарожала — это все байки. Ты, голубушка, себе нарожала! Только на сердце матери ребенок, да и взрослый, всегда может в этой трудной жизни положиться. Только мать отдаст на твои глупости последние деньги, всегда будет нянчить твоих деток и в шесть часов вечера зимой переживать, как это ты, пятидесятилетний лоб пойдешь от нее по темноте, хотя ты тридцать лет работал ночами, очень часто один. Объяснил ребятам, что чтобы точно был ребенок, жене нельзя сильно париться в бане, поднимать тяжести (мешок золота дадут, бросай на землю), мыть полы руками и сильно наклоняться. Изложил конструкцию швабры. Никто из них лентяйку в глаза не видывал. О, утро человечества! Не разрешил валяться на лежанке печки.

— Да у нас ее и нету — отмазалась молодая семья.

— Надо в следующей избе сделать: часто и дети ее любят, и в старости хорошо будет косточки погреть.

Еще поговорили и попели, отобедали. Повалялись после еды и поехали принимать работу строителей. Дамбой остались довольны. Данила даже в воду слазил, понырял, что-то там проверил. Замечаний не было. Я выдал работягам оговоренную контрактом сумму, и получил искренние уверения в том, что следующий заказ будет исполнен также тщательно и в такой же срок. Они были осведомлены, что следующую приемку будет делать все тот же мельник, который службу знает не хуже них, после чего, радостно гомоня, удалились.

Я познакомил ушкуйника и мельника. Выпили немножко настойки за знакомство, закусили. Лесопилка уже обретала привычные очертания — колеса уже вертелись, пила двигалась. Предупредил обоих о риске в работе, о пришивании пальцев.

Потом по их просьбе распустил одно бревно на доски. По ходу сделал зарубки-деления, чтобы регулировать толщину досточки. Потом попробовали ребята на разных делениях. У всех всё получалось. Объяснил, как обработать кромку, чтобы была прямая.

Побеседовали о будущей заточке и разводке пил, деле очень важном и нужном. Не заточишь — тяжело будет ходить туда-сюда, со слишком большим усилием, не разведешь зубья — начнет клинить в пропиле. В любом из этих случаев жди крупных неприятностей: либо поломается полотно пилы, либо, что еще хуже, полетят соединения в пилораме. Потом не расхлебаешь!

Пообещал доставить нужные для этого инструменты: напильник и разводку, научить ими пользоваться. Я, конечно, в этом деле не велик мастер, но как это делал отец, хороший профессионал, — столяр и плотник в одном лице, на домашней ножовке в каждую свободную минуту, отчетливо помню с детства. Несколько раз делал и я в прежней жизни, получалось сносно. Надеюсь и тут не обмишурюсь!

После чего мы с Данилой осели на бережке, а Матвей продолжил свою плодотворную деятельность. Побеседовали о мельничной лошади, которая так устала нести всадника, что остаток пути он вел ее в поводу, а сейчас лежала отдыхая.

— Этому одру, наверное, уже лет сто. Мне кажется, Акинфий эту клячу на мельницу подыхать выдал!

Глядя на лошаденку, я с этим согласился.

— Наверное, еще приедет шкуру с этой дохлятины забирать. Отдай ее лучше от греха подальше.

— И то верно.

Опять подошел ушкуйник.

— Хочу сегодня домой податься, Лену давно не видел.

Я выдал ему рубль и попросил:

— Отдай, пожалуйста, старичку-наставнику, больше его услуги мне не нужны. Деревянные мечи тоже у него.

— А что ж так?

— Я человека взглядом и лишить воли могу, и убить. Руками водить не нужно, это несложно.

— Не может быть!

— Всякое на свете бывает. Вот ты меня побить можешь?

— Без вопросов.

— Ну, стукни пару раз для острастки.

Мы оба встали. Матвей начал замахиваться, потом опустил руку.

— Не хочу! — потом со страхом спросил: — и что, так теперь всегда будет?

— Со мной — да. А других хочешь бей, хочешь убей. Этому у ведуна выучился. — Тут поинтересовался я, — а сколько в Новгороде всего рынков?

— Два. Один на Софийской стороне, где собор, другой на Торговой.

— А где какая сторона?

— Они мостом через Волхов делятся, наша Софийская называется.

Сидел и думал: Акинфий не утерпит, поставит на рынке, где он старшиной, лавку с досками. Значит, мне надо обживаться со сбытом на другой стороне — на Торговой.

И поставлю торговать, пожалуй, Фрола. Он честен, работящ. Не очень умен, так я его не учебник по высшей математике усаживаю писать! Думаю, и Катя против не будет — она уже одного сокола потеряла в чужих краях, хватит. Лишиться еще и этого — это уж слишком, явный перебор, третьего может и не быть.