Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 47

Какой-то богато одетый человек закричал, замахал руками — наверное, сам боярин. Народ схлынул, последней вышла красиво одетая молодая дама, наверное, боярыня. Хозяин был далеко не молод, лет шестьдесят. У них с женой разница — лет в тридцать. Поздних деток больше любят. С этими думами я согнал отек с шеи на плечи, мальчуган задышал еще свободнее. Но почивать на лаврах было еще рановато — доносился хрип, как у загнанной лошади и лечь он еще не мог.

Прижался ухом к спине. Бронхоспазм был очень сильно выражен. Поводил руками над легкими. Ну вот, вроде и все. Мальчишечка упал на кровать и тут же уснул. Зевая, подумал: и мне бы пора…

— А где тут у вас прилечь?

Боярин горячился:

— Ты побудь возле него, любые деньги дам…

Поняв, что споры в данной ситуации неуместны (уйдешь в другую комнату, будут каждые полчаса будить: он вроде опять хуже дышит), дал четкие команды:

— Я сейчас во сне буду в ребенка силу перекачивать! Пока бодрствую, сила не идет! Мальчика будить нельзя! Никого, даже мать, не пускать. Меня поднимать, только если больной сядет! Мне — что-нибудь на пол, чтобы лучше уснуть.

С этими словами производственную деятельность прекратил. Через пару минут принесли три шубы, положили на пол. Я укутался в верхнюю и отбыл в объятия Морфея.

Боярин присел на лавку. Огня не гасили. Проснулся в десять утра. Наследник еще спал. Посидел, потянулся. Свеча горела. Хозяин глядел на мир красными глазами. Мальчик дышал хорошо. Начал выяснять: а что он поел нового вчера или позавчера? Любящий отец метнул тревожный взгляд на спящего отпрыска.

— Уже можно и будить, — успокоил его я.

— Кто их знает, чего эти дуры ребенку сунут! А что с ним?

Подумав, что про аллергию рассказывать без толку, решил действовать иначе.

— Злой дух в мальчика вошел, убивать его начал.

— Это за мои грехи!

— Он в природе водится, особенно в чужих краях. Ты же волчью ягоду не ешь?

— Что ты!

— Вот и мальчишечке, то, что эту напасть вызвало, есть нельзя.

И закипело внутреннее расследование! Виноватых, конечно, не нашли. Никому на порку или на кол не хотелось.

Пришла боярыня и сообщила, что Арсений поел шелковицы, ягоды с юга. Василий нахмурил грозно брови: кто посмел дать? Инициатива наказуема в любых краях и в любое время. Мужественная женщина тоже нахмурила брови: хоть пытай, ничего больше не скажу! Мысленно ей поаплодировал: коня на скаку остановит… И бешеного боярина тоже. Однако пора внести сюда новую струю.

— Я знаю! Это кто-то на далеком юге испортил ягоду.

Молодая боярыня обрадовалась неожиданной помощи. Закивала: вот-вот, именно так. Ее муж поглядел на меня отстраненно и задумчиво. Он отослал ее движением руки. Она весело убежала, шелестя юбками. Гроза миновала. Посмеялись.

— Прежнюю жену в монастырь отправил, молодуху взял. Слава богу, нарожала быстро, от прежней за все годы проку не было. А на кого я это все оставлю? — Он обвел терем широким движением. — Наследника-то нету. А сейчас понимаю: все это ерунда! Главное — это он, Арсений!

Тут сын проснулся. Обнял заботливого отца. Тот расцеловал его, повернул ко мне свое счастливое лицо:

— И меня так любит! А я его еще больше!

Боярин где-то походил, видимо, порешал хозяйственные дела. Подались завтракать. Арсений скакал впереди, что-то напевая на ходу. Да, спасибо партии родной за наше счастливое детство…

Перед едой я велел нести шелковицу. Выкинуть не успели, тут же принесли. Показал ее всем, кому было нужно: отцу, самому мальчику, матери, челяди.

— Вот этого в доме чтобы никогда не было! Любой может погибнуть! После этого прислуга шелковицу точно Арсению не сунет, да и сама есть не будет. Ягоду изъял — потом позабавимся у ведуна.

Отек Квинке на продукты бывает крайне редко, на медикаменты и химию всякую — гораздо чаще. Кушать подали, кроме обычных блюд, еще копченую скумбрию.

После завтрака стали улаживать финансовую часть.

— Сколько я должен? — спросил боярин.

— Как все — пятьдесят рублей.

Он обиженно буркнул:

— Я не все. Наслышан, как тебя вызывали: первые двое не пошли, третий стал рассказывать, что детей они не лечат, ночью не ходят, скрипнул зубами: — поубивал бы! Один ты прискакал, даже не переоделся. Смотрю и кошеля нет — не до денег было, лечить полетел. Получишь еще пятьдесят. За жизнь сына все отдам!

Деньги мне выдали в здоровенном кошеле.

Зашел на базар. Возчики ждали, першероны перетаптывались. Отдал деньги за бревна, велел грузиться и ждать еще народ в попутчики. Нанял бригаду плотников, послал с возами. Предупредил, что работы будет много. Судя по оживлению работников топора, с этим в Новгороде было трудно, не зря Данила в мельники подался. Денег там, конечно, немного, но и тут не хапнешь. Предупредил, чтобы бревна брали ошкуренные.

— Доски там Матвей вам выдаст, будете стены изнутри, пол и потолок обшивать. Если чего некачественно сделаете: крыша будет течь, проемы какие перекосите, денег никаких не получите. Нижние венцы, штук пять, только из дуба. Делайте как для себя, не торопитесь.

Весело побежал к дому.

Игорь уже тоже поел. Пошли гулять с животными, Люба осталась готовить обед. Балакали о разном. Перво-наперво ведун спросил о ночном походе к боярину. Узнав сумму, поразился.

— Ух ты! Я так за неделю зарабатываю!

Игорь изложил про экспорт и импорт города. Новгород завозил зерно и оружие, вывозил иностранные товары и изделия из металла. Почему у местных оружейников не получались качественные товары, не знал.

Я поделился своей любовью к копченой скумбрии.

— Соленую и вареную не очень уважаю. И одно дело, как ее делала в духовке жена в прежней жизни, и совсем другое — как готовят здесь.

— А я ведь ее и не попробовал даже, крякнул ведун. — Неужели в самом деле так хороша?

— На любителя. Но критиков нет. Мало ли чего я не пробовал: омаров, креветок, медвежатины, много всего пролетело мимо, и не горюю. А у вас огурцов нет?

— У нас они не растут, но купцы с юга, бывает, завозят. А чего в них находят, вкус что ли какой необыкновенный?

— Вкус приятный. А главное — их можно солить и мариновать на всю зиму. Зайдем на рынок сегодня, всего купим! И сметаны, без нее не тот будет эффект.

Накупавшись, двинулись на торг. Всего прикупили. В обед весело хрустели салатом из огурцов с луком и разминались копченой скумбрией.

Повалявшись, погнал к Акинфию доложиться. Изложил все свои дела по строительству нашей пилорамы, и был одобрен на все сто. Нареканий не было. С интересом выслушал о работе лесопилки.

— И что, уже может давать доски?

— Хоть завтра. Дом ушкуйнику строить послал сегодня плотников. А он пусть пилит.

— А ты молодец! Ловок и быстр. У меня и приказчиков-то таких не было. О купцах и речи нет — только и глядят, как бы обделаться. Пошли ко мне младшим компаньоном, не пожалеешь.

— Подумаю.

— А что ты на ведунстве своем имеешь?

— Вчера сорок пять рублей, ночью сто у боярина.

— Да, этаких денег у меня не заработаешь… Шахматы?

— Давай.

Молча поиграли. Борьба шла с переменным успехом.

— Кстати, дела твоего ставленника я уладил. Сходил к родителям девочки, она прощена. За ней в тот же день и пошли, сейчас должна уже с матерью ворковать. Сам купец будет играть свадьбу дочери с ушкуйником через несколько дней. Я приглашен. Тебя звали?

— Нет еще. Но если Матвею будет надо, обязательно пойду.

— Я за тобой пришлю. Ты где живешь?

— У ведуна.

— Где его искать?

Объяснил.

— Пора тебе уже свой дом иметь. Когда строиться начнешь?

— Со дня на день.

Еще поиграли, и я пошел петь. Мое вчерашнее выступление подогрело рынок. Только теперь все хотели слушать мой голос. Если меня нет, даже могли день-два обождать. Сегодня должны были петь на свадьбе. Вспомнил пару подходящих песен и пошли.

Все было хорошо: в основном, приятные молодые, шумные гости. Сегодня брал двойную цену: купцов-заказчиков было двое, а с приглашенных брать деньги было неудобно. Мы вступили после венчания в церкви. Вечер прошел бурно. Как пошла первая драка, откланялись. Получать по морде трезвым, никому не улыбалось.