Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович. Страница 32

Замок, наконец, поддался, и красный от натуги Миша, распахнул дверь.

— Уфф… Заходи. Погоди, я пробки вверну. Да будет свет!

Внутри тоже не было ничего особенного. Две комнатки, с немудреной мебелишкой, крохотная кухонька, загроможденная печью, да верандочка, холодная, с тонко дребезжащими от сквозняков стеклами, заваленная стопками отсыревших книг и газет. На полу старые домотканые половики из прошлого века. Наташа такие видела только в детстве, когда ездила в деревню. На стенах — пошловатые натюрморты, с яркими, неестественными цветочками в вазах.

Пока она осматривала дом, Миша открыл ставни, впуская внутрь остатки дневного света.

— Да, не дворец, — капризно сказала Наташа. — Это что, ваш старый дом?

— Что ты, мы никогда тут не жили. Купили, чтобы было, где летом воздухом дышать. Когда торфяники горели, мы только тут и спасались. Помнишь, может быть, лет двадцать назад все поголовно бредили акциями «МММ»?

— Меня тогда на свете не было еще, — рассмеялась Наташа. — Но родители рассказывали. А что?

— Мои тогда подсели на эту заразу, набрали акций вагон. Но им повезло. Мамина подруга работала у Мавроди и вовремя предупредила. Он ведь сотрудникам сам говорил: это игра, главное соскочить. Ну, естественно, все знающие люди вовремя соскочили, в том числе и мои родители. На вырученные деньги купили первую машину, квартиру и вот этот дом. Недвижимость в Подмосковье сама знаешь сколько стоит. Даже двадцать лет назад это было недешево, а сейчас и подавно. Когда-нибудь, за этот дом можно будет получить уйму денег.

— Я бы от этой рухляди прямо сейчас избавилась, — проворчала Наташа под нос, стараясь, чтобы Миша не услышал.

Она походила по комнатам, в которых витал неприятный запах затхлости, выглянула в окно и даже задрала голову, прижавшись к стеклу лбом. За забором росли здоровенные дубы, подпирающие небеса, и ей хотелось увидеть их вершину. Миша бренчал на кухне кастрюлями, открывал воду и вроде собирался кипятить чайник.

— Я что, буду тут одна жить? — скривилась Наташа.

— А что? Тут довольно тихо, — ответил Миша, и в этот момент ветер донес в неплотно прикрытую форточку приглушенный орудийный залп. От грохота разрывов стекла жалобно звякнули. Наташа подпрыгнула на месте, Миша даже не шелохнулся.

— Что это? — испуганно спросила она.

— Где?

— Ну, вот это… бумкнуло.

— А… Это воинская часть тут рядом. Наверное, учения какие-то по плану. Кстати, если захочешь в лесу прогуляться, в ту сторону ходить не советую. Мало ли… У них там стрельбище.

— Какой лес, о чем ты, — возмутилась она и, надувшись, ушла в спальню, села на старую железную кровать с высокими спинками, и приготовилась страдать.

Ей не нравилось вынужденное переселение, но Наташа понимала: выхода нет. Денег на съем комнаты в столице у нее не было, а идти работать продавщицей или уборщицей не хотелось, хотя она периодически натыкалась глазами на такие объявления. Нет, такая жизнь не для нее! Гораздо веселее было тусить в компании Шершня и Михаила, слушать идеи по спасению мира или хотя бы этой конкретной страны.

— Магазин тут рядом, — сказал Миша. — На станции, куда мы приехали. Газ, вода в доме. Туалет, правда, во дворе, ну, ты, наверное, уже видела… Банька там же, можешь затопить, если хочешь.

Она представила, как останется в этом доме, с его ночными шорохами, совсем одна, будет топить баню и таскать воду на коромысле, как в старой сказке. От нарисованной воображением картинки стало совсем плохо.

— Ты что, сегодня уедешь? — оторопело спросила Наташа, хлопая ресницами. Губы у нее затряслись, а из глаз покатились слезы. Миша удивленно вскинул брови, а потом уселся рядом, прижал ее голову к своему плечу и стал гладить по волосам, баюкая, как маленькую.

— Ну, что ты разревелась-то?

— Я, между прочим, боюсь тут одна. А вдруг кто придет?

— Кто придет?

— Не знаю. Кто угодно… Эти…как их… пьяные дембеля. Сбегут из части и сюда!

— Здесь патруль ходит, — успокоил Миша. — Офицерский дом вон там стоит, недалеко, так что если дембеля и сбегут, сюда точно не сунутся, если не хотят попасть на губу.

— Куда попасть? — заинтересовалась Наташа, всхлипнув.

— Неважно…

От старого покрывала кровати душно пахло сыростью и пылью, старые пружины прогибались с хриплым протестом. И все-таки другого способа задержать Мишу, Наташа не видела. Что там будет в Москве, когда он уедет и оставит ее тут? Революционно настроенные массы найдут другой угол, где будут пить, обсуждать политику и трахаться по углам. Даже Наташа, с ее дырявой головой, помнила из уроков истории, что у революционеров-социалистов все было общим: еда, жилье и… женщины.

Внутри живота что-то екнуло, оставив неприятный жирный осадок. Наташа вспомнила, что совершенно спокойно отдавалась Шершню, не думая о том, как это может воспринять Миша, если узнает.

Может, он уже знал? Мужики такие же сплетники, как и бабы, только вид делают, что это не так.

Миша все гладил ее по волосам и шептал ласковое на ухо, и неприятная тяжесть растворилась, уступая место привычному сладкому жару. Наташа глубоко и часто задышала. Ее руки требовательно зашуршали в районе ремня, а потом ладошки скользнули под Мишину кофту, к горячему животу.

— Ты останешься сегодня? — прошептала она.

— Конечно, — ответил Миша на ухо. — Разве я могу теперь уехать?

День, который так скверно начался, закончился волшебно.

Засыпая на пыльной, слегка отсыревшей постели, Наташа представила, как утром встанет рано-рано, сбегает в магазин за горячим хлебом, поищет вездесущих бабок с парным молоком, ведь наверняка кто-нибудь держит корову или козу. Еще можно нажарить картошечки, да с грибами, чтобы Мишу разбудил этот пьянящий запах. И еще было бы замечательно, чтобы на столе стояла плошка с ягодами. Может быть, кто-нибудь продаст?

То, что на дворе стояла глубокая осень, в голову совершенно не приходило. По мнению Наташи, жители московских пригородов непременно должны были держать коров, собирать грибы и ягоды, а потом предлагать их балованным москвичам прямо на перроне. В сериалах, во всяком случае, показывали именно такое: сытые деревни, парное молоко с ржаным хлебом, и ягодки в плошках.

Радужная картинка была заманчивой. Сладко зевая, она старательно удерживала ее в голове и не заметила, как уснула на неудобной шишковатой кровати под теплым Мишиным боком.

Из планов поразить любимого ничего не вышло. Утром она проснулась от мелодичного звона, перевернулась на другой бок, щурясь от яркого света. Постель была пуста. В кухне односложно бубнил раздраженный Мишин голос, но сквозь закрытые двери ничего нельзя было разобрать. Наташа потянулась, а потом, свесив ноги с кровати, сунула их в разношенные тапки без задников, найденные вчера. В комнате было прохладно, с запотевших окон стекали капли. Наташе захотелось подойти и оставить на них отпечаток ладони. Накинув на себя покрывало, она так и сделала, и пару секунд любовалась на влажный отпечаток.

Красиво. Романтично. Как в фильме «Титаник».

Что там по плану дальше? Трогательный поцелуй, горячие тосты или круасаны с чашечкой кофе, и вот она, закутанная в шерстяной плед, сидит и смотрит, как герой в шерстяном свитере с высоким воротом разжигает камин. По радио поют сентиментальные французы с их картавыми согласными, а герой потом поворачивается с робкой улыбкой…

Наташа толкнула дверь.

На кухне не было камина, только печка, холодная, растрескавшаяся. И круасанов с горячим кофе на столе не наблюдалось. Стояли две пластиковые чашечки с лапшой быстрого приготовления, от которых неаппетитно пахло острыми специями и синтетикой, валялись пара пакетиков растворимого кофе, да надкусанная булка. Миша стоял у окна и хмурился, прижимая к уху телефон.

— С добрым утром, — хрипло произнесла Наташа. Он кивнул и повел пальцем вокруг стола, мол, угощайся.

— Да, да, мы приедем, конечно, — сказал он в трубку. — Не знаю, часа через три. Нет, не могу раньше, я за городом. Сразу туда. Хорошо…