Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 194

Дэмонра хлопнула глазами. О таких тонкостях она либо никогда не знала, либо, что вероятнее, еще во время учебы слышала, но успела начисто забыть. Нордэна ни разу не сталкивалась с ситуацией, когда этой нормой пользовались на практике.

— Это будет трибунал. Тебе поставят к стенке в три дня.

— За какие грехи, интересно? Вроде бы дважды за одно и то же не наказывают.

Рейнгольд глубоко вздохнул, как человек, которому смертельно надоело что-то объяснять и переложил саквояж из одной руки в другую.

— За убий… За твою убийственную порядочность, на которой очень непорядочно сыграли. А теперь собирай самое необходимое. У нас бесовски мало времени.

— У меня дела вечером. Я не могу сейчас уехать, понимаешь?

— Ну так скоро ты вообще не сможешь отсюда уехать никуда, кроме ада! — рявкнул Рейнгольд. Дэмонра вздрогнула. Она никогда не слышала, чтобы у Рейнгольда срывался голос. — Прости, — уже тише проговорил он. — Прости. У нас совсем нет времени, Дэмонра, да пойми же ты это. Я даже не знаю, успеем ли мы сбежать, если поедем прямо сейчас. Но уж времени ждать вечера у нас точно нет…

— Вечером я должна пойти к Наклзу. Я ему нужна, — в безнадежных ситуациях Дэмонра предпочитала говорить правду. Она не понимала, чего так боится Рейнгольд, но хорошо понимала, что ситуация именно безнадежна.

— Когда он уже сдохнет, этот твой Наклз? — в отличие от формы вопроса, в его тоне была скорее усталость, чем злость. — Что в нем есть такого, что стоит твоей жизни?

— Что-то да есть, — сухо сказала Дэмонра. «И моя жизнь недорогая». Ссоры с Рейнгольдом никогда не доставляли ей ни малейшего удовольствия. И меньше всего на свете она собиралась ругаться с ним сейчас. — Я не знаю, и это ничего не меняет.

— Меняет-не меняет… Как мне надоела эта ваша нордэнская казуистика, объясняющая любую придурь. Дэмонра, посмотри на меня. Слушай.

Дэмонра покорно перевела взгляд с точки на обоях на бледное лицо с темными кругами под глазами. Ей впервые пришло в голову, что Рейнгольд сильно сдал за последние несколько дней. В свои двадцать восемь он выглядел на все сорок. Причем как человек, годами не видевший солнца.

— Слушаю.

— Тебя могут в любой момент схватить и казнить за государственную измену. Я еще могу увезти тебя отсюда. Я достал метрики. Нужно бежать сейчас же. Мы осядем в Эйнальде, знаю, ты не любишь юг, а там почти такой же климат как зждесь, только зима теплее. Там ты сможешь мирно дожить свою жизнь.

Больше всего Дэмонре не понравилось это «ты сможешь» вместо «мы сможем». Рейнгольд, в отличие от большинства ее знакомых юристов, всегда использовал предельно четкие формулировки.

— А ты?

— А мне осталось от двух месяцев до полугода. Но увезти тебя в Эйнальд и спрятать там я еще успею.

Мир качнулся и куда-то поплыл. Дэмонра знала, что есть проблема, но до этого момента не представляла масштабы. Она думала о годе на целебных водах как о наихудшем из возможных исходов. Смерти Рейнгольда она даже в мыслях не допускала. Это было чем-то совершенно невероятным, как если бы Каллад проиграл Рэде, а Магда бы вдруг вышла замуж за придворного шаркуна.

Дэмонра нащупала рукой стену. Ей хотелось проснуться. Обычно ночью, находясь между сном и явью, нордэна касалась предметов, пытаясь понять, закончился ли уже сон или она еще спит. Холод обоев под рукой говорил о том, что проснуться на этот раз не получится.

— Так тебе нужны какие-то вещи?

— Мне ничего не нужно, — механически ответила Дэмонра. Это была чистая правда.

— Тогда пойдем.

В висках гулко билась кровь. Как будто отсчитывала последние секунды до катастрофы.

«Я, похоже, никогда не выйду замуж, и детей у меня не будет. Прости, папа».

— Нет. Не поеду. Вечером я должна…

— Дэмонра! Мне осталось от силы полгода. Но, если ты сейчас пойдешь спасать своего мага вместо того, чтобы спасать свою жизнь, можешь считать меня мертвым с этой самой секунды.

Рейнгольд не был скандальным мужчиной. Рейнгольд не ставил условий. Рейнгольд не имел склонности к мелодраматическим эффектам. По совокупности этих причин Дэмонра поверила ему сразу и на слово.

Нордэна снова провела рукой по гладким прохладным обоям. Обои подбирал отец. Бордовые с тусклым золотым тиснением, безупречные и неброские, в лучших отцовских традициях. Дэмонра смотрела на сложный витой узор и на свою руку со сбитыми костяшками. Содранная кожа, синюшный цвет, форма далекая от идеала изящества. На женщине с такими запущенными руками и такой запущенной жизнью мог жениться только святой мужчина. Ну, например, Рейнгольд. Будь отец здесь, он бы сказал, что ей следует благодарить судьбу за встречу с человеком, готовым взять ее в жены, и уж, конечно, бежать за ним на край света и даже дальше. Отца здесь уже десять с лишним лет не было, и думать следовало самой.

Дэмонра развернулась, дошла до кухни, опрокинула остатки Греберова «лекарства», не почувствовав вкуса, швырнула бутыль в стену и вернулась в коридор. Рейнгольд ждал, молчаливый и невозмутимый, как сама справедливость.

«Мне жаль, ты умер».

Все обстояло именно так. Но сказала она все-таки по-другому:

— Лучше тогда меня не жди, поезжай, я тебя дого…

— Давай ты не будешь лишний раз унижать меня на прощание.

Дэмонра покорно замолчала. Она бы только обрадовалась, если бы Рейнгольд перед уходом как следует залепил ей по лицу за все хорошее, что от нее в жизни видел. Но тот коротко поклонился и вышел, аккуратно придержав за собою дверь.

Нордэна смотрела, как на полу исчезает тонкая полоска света с улицы, и отстраненно думала, что вместе с солнечным лучом сейчас угасает и ее наилучшее возможное будущее.

«Мне нужно время сегодня до полуночи. Дальше — делайте что хотите», — непонятно к кому обратилась она, стоя в полутемном коридоре. «Дайте мне еще семь часов, а потом можете приходить за долгами. Семь часов, мне больше не понадобится».

В «Зимней заре» было уже не протолкнуться, хотя стрелка часов только подползала к шести вечера. Зондэр с подозрением взглянула на женщину, отразившуюся в высоком окне. У этой женщины не нашлось с ней ничего общего, кроме ярко-синих глаз. Нордэна в последний раз критически осмотрела свой наряд. Шляпка с вуалью смотрелась хорошо. Платье до этого вечера благополучно провисело в шкафу года четыре, то есть безнадежно вышло из моды, но, благо, классический фасон и дорогая ткань несколько спасали положение. Ну а выражению безнадежного отчаяния, застывшему на белом как полотно лице дамы и вовсе следовало вызывать приступы энтузиазма у декаденствующих гимназистов. К счастью, в этом ресторане собиралась публика если не более приличная, то уж во всяком случае более обеспеченная, чем грезящие красотой потустороннего мира неучи.

«Жизнь довела меня до того, что я в платье чувствую себя как человек, надевший маскарадный костюм. Хуже того — краденый маскарадный костюм». Только мысль о том, что сказала бы на этот счет богоизбранная Ингрейна, подняла Зондэр настроение. В основном зале посетителей хватало, но белокурых локонов Маэрлинга среди преобладающих благородных седин и лысин не наблюдалось. Это было в равной мере печально и ожидаемо. Следовательно, нелегкий путь Зондэр лежал через общий зал, в закрытую для простых смертных часть ресторации.

Разумеется, вторжение в святая святых столичной богемы было мужественно остановлено солидным господином в черном фраке и кипенно белых перчатках. Господин перекрыл Зондэр дорогу к довольно узкой лестнице, ведущей на второй этаж, и необычайно корректно полюбопытствовал:

— Госпожа, я могу вам чем-нибудь помочь? Вы, вероятно, ищите дамскую комнату. Позвольте вас проводить.

Зондэр, конечно, польстило, что за проститутку ее не приняли даже при попытке проникновения в сомнительные комнаты ресторана, репутация которого места для сомнений как раз не оставляла. Но этот отрадный факт никак не способствовал доведению замысла нордэны до конца.

Репутации и пяти поколениям предков, не осквернявших себя нарушением этикета, предстояло отправиться на свалку истории, к развенчанным философам-идеалистам и куртуазной любви.