Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 287

Наклз дернулся и замолчал. Магда перехватила взгляд, который он бросил в угол, и ей стало не по себе. Губы мага скривились.

— Что с тобой, Наклз?

— Ничего.

— На что ты смотришь?

— Ни на что.

— Хочешь… хочешь, я Сольвейг позову?

— Зачем? Чтоб мы оба посмотрели ни на что? Отличное занятие. Может, еще хоровод поводим?

— Перестань. Ты злишься, как ребенок на тех, кто хочет тебе помочь.

— Уверяю вас, Магда, на тех, кто хотел и хочет мне помочь, я всегда злюсь совершенно осознанно и как взрослый человек. Вас же ни беса не волнует, нужна ли мне помощь. Вы помогаете себе, а не мне. Вот сейчас вам не хотелось застрелить меня просто так, без явного повода, оставить меня в покое вы не могли из соображений морали, вынудили меня рассказать вещи, о которых мне совершенно не нравится говорить, а теперь недовольны, что я недоволен.

Магда вздохнула, подалась вперед и с некоторой опаской накрыла ладонь мага своей.

— Ну все. Ты прав, а я не права. Ты умен, а я идиотка. Ну прости. Я не буду тебя спрашивать, что было дальше. Все.

Наклз фыркнул и аккуратно снял ладонь Магды. Встал, добрел до окна, навалился на подоконник.

— Да там дальше нечего рассказывать. Потому что потом мы все просто умерли. Почти как в сказке и почти в один день.

Магда вздрогнула и ошарашено поглядела на мага. Тот смотрел все в тот же угол, но совершенно без испуга, как будто даже с вызовом.

— Боги мои. Ты ведь не можешь это говорить серьезно.

— Психи вообще очень серьезные люди, Магда. Я все рассказал, добавить мне нечего. Дальнейшие подробности знает Дэмонра. Но, если уж это важно, мои подвиги в Каллад мало отличались по содержанию от подвигов в Аэрдис. Если вы думаете, что здесь я поливал цветочки и сращивал сломанные крылья птичкам, то это не так. В основном, я откачивал наркоманов, помогал трусам мухлевать на дуэлях и занимался тому подобными вещами. Помимо официальной биографии, которую вы видели собственными глазами.

— Я видела своими глазами, как ты буквально вытащил с того света дюжину моих друзей и меня саму.

— Это была моя работа.

— А волочь раненого по болотам три дня, ничего не жрав — тоже твоя работа была?!

— Если бы я знал, что шансов доволочь его до своих нет, утопил бы прямо там.

— Врешь же, Наклз.

— Конкретно сейчас — не вру. К тому же тот лейтенант был самой удачной инвестицией в мое светлое калладское будущее. Может, рядового я бы и не потащил.

— Снова врешь.

— Вру или не вру, а, помнится, шипеть мне в спину что-то такое про рэдского шпиона вы перестали именно после того случая. Честное слово, три дня диеты и повышенных физических нагрузок того стоили.

Магда задумалась, вспоминая события десятилетней давности. Да, Наклза она с ходу невзлюбила. Да и кто возлюбил бы этого тощего, ходящего очень тихо — прямо-таки неприлично тихо для комплекции, когда кости должны стукаться о кости — и крайне молчаливого человека, вечно сливавшегося со стенкой и говорящего только с Дэмонрой и только при крайней необходимости? Наклз, если бы не рыжие волосы, вышел бы вылитый шпик из романа, ни убавить, ни прибавить. А уж если вспомнить очень ломаный морхэн и рэдский акцент, картинка и вовсе получалась непрезентабельная. И вот на это чудо надели серо-голубую маговскую форму и приставили к полку, при котором вообще маги долго не держались — чаще увольнялись сами, поскольку не уживались с командованием, реже умирали при исполнении. Наклза взяли по протекции Дэмонры еще и потому, что очередь желающих попасть в Ломаную звезду из вероятностников не строилась, существовали куда более комфортные места. А Наклз мотался с ними пять лет, пока не достиг профессиональной пенсии для армейского мага. Ползал по всем болотам, лежал под всеми обстрелами, барахтался в ледяных реках, даже как-то глотал с ними пыль и песок у горской крепости Кемен. Получал презрительные взгляды — военные магов традиционно не любили, как профессиональных трусов и пессимистов — минимум благодарностей и ни на что не жаловался.

— Я не помню. Я так уж тебя обижала?

— Нет. Но, если я не успевал отскочить с вашей дороги, пнуть могли сильно. Но не со зла, а потому, что редко сбавляли ход.

— Как лошадь копытом?

Маг улыбнулся.

— Что-то вроде того. Я так понимаю, мои конюшенные параллели не будут мне прощены никогда?

Магда невольно улыбнулась в ответ. Ей вообще всегда требовалось некоторое старание, чтобы злиться долго, а уж на Наклза, которого и так жизнь побила по-всякому, и подавно. Понимала она и дуру Дэмонру, и дуру Магрит.

— За рюмку даггермара прощу. Разумеется, если перед этим ты угостишь меня яблоком.

— Непременно хрустящим. Намек ясен.

Агнесса не слишком хорошо чувствовала себя еще утром, но отпрашиваться с работы второй раз за месяц ей не хотелось, поэтому она все же заставила себя позавтракать, выпить крепчайшего чаю с лимоном — это было одной из немногих вещей, на которые квартирная хозяйка не скупилась — и пошла в институт, стараясь не обращать внимания на боль в горле. К счастью, большинство ее коллег считали лаборантку существом почти бессловесным — со всей кафедры не по работе с ней могли поговорить человек пять — так что вряд ли кто-то обратил бы внимание, что она больна.

Часов до одиннадцати все шло нормально, но потом, видимо, начала подниматься температура. Агнесса сидела в своем углу, нахохлившись, как птица, и изо всех сил старалась не заснуть и сделать вид, что она осознает, где находится и чего от нее хотят. К счастью, хотели не от нее. Кримхильда Вайрэ, племянница одного из профессоров, по этой причине оказавшаяся аспиранткой, несмотря на прямо-таки ошеломляющую глупость, собиралась замуж. Собиралась уже пятый год. Объектом своих матримониальных планов она, к несчастью, всегда избирала кадры в высшей мере экзотические и недоступные. Вот теперь девица, якобы зашедшая за литературой, с упорством, достойным лучшего применения, терзала молоденького аспиранта-вероятностника с Архипелага по имени Имлад Иссэн. Имлад, как и все северяне, довольно ловко и красиво уходил из-под града вопросов об укладе жизни на Дэм-Вельде, которыми его засыпала Кримхильда. Более того, она усиленно намекала, что при таком истинно северном имени, просто обязана составить счастье настоящего нордэна, уехать на Архипелаг и прекрасно провести там остаток жизни, с любящим мужем и минимум тройней детишек. Имлад, к его чести, слушал все эти глупости вполне спокойно и вежливо — а скорее не слушал вовсе, только кивая на самых патетических моментах и отвечая лишь на прямые вопросы.

— А как на Архипелаге относятся к браку с иноверцами? — затрепетала подчерненными ресницами Кримхильда. Она, что ни говори, была красивее Агнессы и чем-то походила на фарфоровую куклу из дорогого магазина — белая кожа, свежие щечки, золотые волосы и яркие, как будто кистью нарисованные голубые глаза. Молчала бы она побольше — уже давно подцепила бы себе жениха из приличной семьи. Но нет, из-за проклятого имени Кримхильду все тянуло на экзотику. То эфэлец, то кэлдирец, а тут и вовсе — нордэн, да еще такой светленький, что на фоне белой стены его можно и потерять. Жизнь у квартирной хозяйки и туманные перспективы, конечно, расширяли границы прекрасного Агнессы в отношении противоположного пола, но все же не до такой степени.

— Никак, — пожал плечами Имлад.

— О! Это так прогрессивно. Так значит, жене не обязательно принимать веру мужа? А я читала, что у вас очень суровые законы…

— Где, простите, читали?

Агнесса слушала в пол-уха. Щебетание Кримхильды обычно содержало примерно один и тот же набор штампов. Разговаривая с эфэлцем, она упоминала роман «Пасынки Ириады» или что-то еще более вульгарное, кэлдирец нарвался бы на вольный пересказ сонетов из «Тихих песен», а по Имладу ударила тяжелая артиллерия. Свои глубочайшие познания о быте и нраве нордэнов Кримхильда, оказывается, черпала из бессмертного шедевра «Песнь северного ветра», написанного некоей светской дамой в прошлом году. Только слепой бы не узнал в героях погибших более двадцати лет назад Дезмонда и Рагнеду. В данном опусе тщательно обсасывалась мысль, что влюбленных никто не убивал, а Рагенда сама утопила мужа и бросилась в море, не в силах снести предательства своей веры и гнева церкви. Это у нордэнов, у которых и церкви-то не было никакой.