Из другого теста (СИ) - Сергеева Александра. Страница 56
— А я что, всё ещё не дома?
— Мы живём внизу, — невозмутимо сообщил он.
И не расходуясь на объяснения, подхватил её на руки. Потащил к калитке.
— Вдвоём не пролезем, — авторитетно заявила Наруга, болтая ногами.
— Тогда сама, — преспокойно заявил этот увалень.
И она снова оказалась на ногах. С некоторых пор в ответственные моменты он перестал упрашивать свою звезду, а вполне жёстко указывал ей, куда она полетит сиять. Поначалу остальные ожидали от неё военных действий после каждой такой указки. Но к их удивлению Наруга принимала диктат Гетбера неподражаемо спокойно. Даже Ракна не подозревала в ней прежде подобной способности к обузданию страстей по поводу свободы воли.
За калиткой Наруга капризно воздела руки и снова оказалась в так полюбившейся люльке. Гет легко сбежал по лестнице, пересёк улицу и вступил на просторный незастроенный и не ограждённый двор берров — незачем. Перед тремя огромными домами не то, что яблоку упасть — мухе было не присесть. Медведи с мандаринами дремали тут вповалку, и лишь Дубль-Гет соизволил оторвать башку от земли. Он удовлетворённо воркотнул. Проводил взглядом друга, протискивающегося между лохматыми грудами, и продолжил отдыхать.
Гет втащил её в левый дом через здоровенную дверь и заволок на второй этаж. В очередном новом гнёздышке Наруги царила идеальная пустота. Посреди неё красовалась куча шкур с единственной расписной скомканной тряпкой. Новобрачную свалили сверху и содрали с неё сапоги — магнитные застёжки едва не разлетелись по комнате. Штаны постигла та же участь — Наруга не успела даже пискнуть нечто вступительное к стихийно образовавшейся семейной жизни. Воспитание, полученное в мусульманской среде, не позволило ей заехать жениху пяткой в ухо. А разгорающийся внутри катаклизм вообще отодвинул все наметившиеся претензии на потом.
На этот раз Гет прямо сочился приторной нежностью. Наруга едва успела съязвить по этому поводу, как и сама почувствовала… Что-то такое… Где-то там, в самой глубине души зашевелились пряди чего-то тёплого: шумные, пузырящиеся. А в их бултыхающемся комке плескалась, тихо воркуя, самая настоящая нежность. То ныряла неосязаемой каплей в водоворот, то выскакивала на поверхность. Встряхивалась и растворялась в желании, что жадно тянуло силы из рук и ног. Эта нежность… Разбрызгала бы слёзы безо всякого повода, умей Наруга плакать. Она не отдавалась, страстно овладевая мужчиной, а преподносила себя, безотчётно уверенная, что это подлинный подарок. Это подарок — убеждённо отзывалось тело Гета, бережно принимая подношение. Это подарок — эхом отозвался мягкий мирный исход, заблудившийся в теле. Он долго там скитался, шаловливо тренькая по нервам и пиликая в ушах затихающим зудом. Так Наруга и задремала, растянув рот до ушей.
Глава 18
Ригбер с Ойбером выполнили приказ вожака: помогли Патрику с Дитмаром перетащить караван через южный перевал. А там мужики с троицей молодых уже доведут его до посадочной площадки. Они бы и сами справились, но на перевале объявились богомолы, что входили в пятёрку самых проблемных трансформеров планеты. За богомолами вечно таскались более слабые хищники-подъедалы. С подобным противником опасность всегда помножали на два, а то и на три. Местное зверьё давно изучило повадки двуногих. И превосходно знало, что по этому пути гоняют с побережья вкусное мясо. Его, конечно, охраняли, но соблазн был слишком велик. На борьбу с ним звериных мозгов уже не хватало, так что каждый поход к торговцам сопровождался дракой. Зато плоды этой драки распугивали прочих любителей поживиться, и остальной путь караван проходил гораздо спокойней.
Так всё и случилось: помимо богомолов они накрошили приличную стаю прилипал. Многовато для стычки в довольно неудобном ущелье, где не развернуться. Но семь медведей — это семь медведей. Шестилап и в одиночку-то способен зомбировать парочку богомолов на минуту-другую. А такая кодла свернёт набок мозги кому угодно.
Риг с Ойвиндом проводили караван до самого выхода из ущелья и рванули обратно. Интересно же, какой фурор их подруги произвели в крепости — они-то ушли сразу, как только доставили девчонок в Таноль. Наверняка местные патриархи взяли в оборот Наругу, едва та переступила порог собственного дома. Ещё бы, столько дней все стояли на ушах, пока затерявшуюся наследницу искали по всей планете, а после этапировали в долину. Градус тревоги зашкаливал. Да и у самих берров, как они не крепились, всё внутри шло вразнос: у них появились подруги, женщины одного с ними вида. Можно бесконечно спорить, чем это кончится. Но всем понятно, что это значит: если рядом с самцом объявилась самка, его жизнь приобретает совершенно иной смысл. Неважно, к какому виду ты принадлежишь, закон для всех един: есть женщина, есть и сама жизнь.
Дело за малым: приручить этих самых подруг. А они у берров все с кандибобером — ни одной нормальной. Такие сами, кого хочешь, приручат да согнут в бараний рог — только держись. Вон Дитмар — их осторожный рассудительный немец — уже выразил сомнения: а так ли оно ему надо? Только познакомился с Наругой, так сразу и сбежал, ухватившись за приказ Анабера. А Гетбер сходу вляпался в эту кошмарную девицу — мается теперь от страха, что его отвергнут. Ойбер тоже втрескался с первого взгляда, хотя Ракна та ещё штучка. Да и Ригбер…
— Тебе не позавидуешь, — авторитетно признал Ойбер.
Они покинули медведей на вершине перевала, решив пробежаться вниз на своих двоих. А заодно обсудить, что давно накипело.
— А тебе позавидуешь! — огрызнулся Риг.
И раздражённо перескочил через валун, который вполне можно было обогнуть.
— Ракна нормальная, — нагнав его, категорично заявил Ойбер. — Она теперь оборотень, но всё ещё обычная женщина. Язва, конечно, приличная. Но всё равно нормальная. С ней хотя бы примерно понимаешь, как себя вести. А вот Акери, — многозначительно протянул он. — Даже мы ей в подмётки не годимся. Мы родились людьми, а она оборотнем. И росла среди оборотней. Вот уж, у кого не все дома. Нет, она умная девчонка. Но чокнутая. Будешь спорить?
— Не буду, — проворчал Риг, сбавляя скорость, чтобы не загнать медведей.
Пыхтящий позади Дубль-Ри возмущённо сопел. И не потому, что все медведи с мандаринами буквально фанатели по зеленоволосой — он чуял особое отношение друга к этой самке. А раз так, значит, она самая безупречная двуногая в их лесах. Иной его закадычный дружок просто-напросто не заслуживал.
— С другой стороны, она лучше нас всех знает нашу собственную природу, — продолжал рассуждать Ойбер. — И в этом смысле с ней будет проще, чем с остальными. Анабер прав: я тоже ощутил, что она чувствует меня, будто знает давным-давно. Акери никогда не говорит и не делает ничего лишнего. Она единственная меня вообще никак не раздражает. Ракна, конечно, обалденная девчонка. Но иногда так меня бесит, что… Словом, бесит страшно, — со вздохом признался он. — Нутбер верно говорил: нельзя доверяться сердцу женщин. Когда Эйбер потерял голову от своей мусульманки, та всё твердила, что ей достаточно быть с ним. Помнишь? Обещала, что никогда не допустит появления ребёнка. Не повесит на него вину за свою смерть. А что вышло? И двух лет не прошло, как забеременела.
— Ты жалеешь, что у нас появился малыш Хаук? — не понял причины его брюзжания Ригбер.
— Ястребок всем в радость. Даже людям. Хотя нет: им особенно. Малыш Хаук — лишнее доказательство того, что берры на планете не переведутся. Значит, жизнь продолжается. Не думаю, что о таком можно сожалеть.
— И его мать не думала. И Галка не думает. Ты глянь: ей на всё плевать, лишь бы Патрик не бегал от неё, как полоумный. И ведь добьётся своего. И Пата к рукам приберёт, и сына ему родит. При этом ни тебя, ни меня, ни самого Пата не спросит, как ей обойтись со своей жизнью. Она мне нравится: достойная девушка. Пережить её смерть будет нелегко. Но, если после неё останется новый берр, это того стоит.
— Ага, ты это Патберу скажи, — многообещающе посоветовал Ойбер, наподдав ногой подвернувшийся камень. — Его это успокоит. А то он у нас скоро нору примется рыть, чтоб в крепость не возвращаться. Его обожаемая Галка настырна на зависть. Может, подсказать ей, как брать медведя за уши, чтоб брало за душу.