Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел. Страница 28

29

В Златоград пришла осень. Бесцеремонно и нагло она выломала городские ворота и запустила в нутро города своих вассалов. Холодные ветра шастали по узким улочкам, обдирали листья с ветвей деревьев и свистели во флюгера. Казалось, что он уже сотню лет не был в столице. Сотню лет не видел королевских знамен, не слышал перебранки стражников и торгашей. — Я так скучал по тебе, каменный город, — сказал он и ухмыльнулся. Он проезжал мимо златоградского университета, ратуши, проезжал мимо банков, и его конь беспокойно храпел всякий раз, когда из подворотен начинали лаять собаки. — Тише, Рудольф, тише, — произнес всадник и продолжал свой путь, не думая спешиваться. Выбравшись, наконец, из Гнездовья и посещая города, которые он проезжал по пути в Златоград, он не уставал удивляться, ибо полупустые улицы города Вранов со временем начали казаться чем-то нормальным и само неестественное спокойствие, которое было разлито по улицам Гнездовья, ужасало, стоило лишь вырваться на свободу и осознать, сколь жутким делом занимался этим летом Кухар. Наконец он остановился, достал из внутреннего кармана нашивку с ощерившейся собачьей мордой, которую он отпорол от никуда не годной куртки и оставил на память. Сравнил нашивку с тем, что видел перед собой — деревянной вывеской. Изображение, вышитое на ткани, и вырезанное в дереве ничем друг от друга не отличались. «Ростовщическая контора Каца», — прочитал он надпись. Привязал коня к вбитому у самой двери колышку и толкнул дверь. Оказалось заперто. Тогда он трижды постучал и стал ждать. — Кто? — спросили по ту сторону двери. — Цель визита? — Хочу видеть Каца. — А я хочу потискать титьки королевы, — ответили ему тут же. — И как же мы поступим? — Я готов платить за работы, — сказал он настойчивее. — Или Псарня больше не принимает заказы? Дверь открылась без скрипа, и он зашел внутрь. Дирк представлял себе это место иначе. Он ожидал погрузиться во мрак и зловоние. Ждал, что из разных углов на него будут смотреть люди наподобие Иво — мрачные и озлобившиеся на жизнь типы, которых хлебом не корми, дай только вскрыть чью-то глотку. На деле все оказалось иначе. Чистое, хорошо протопленное помещение. Никаких тебе убийц, лишь приемная, в которой сидел мужчина с нашивкой на жилете и деревянной дубинкой, висящей на поясе. «Охрана», — сообразил Дирк. — Кац у себя в кабинете, — сообщил мужчина. — Это вверх по лестнице. Вторая дверь справа. — Спасибо. Не теряя времени, помощник гнездовского коронера поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Ему не ответили. Постучал еще. Как и ожидалось, ответа не последовало. Парень прижался к двери и прислушался. Скрип пера о пергамент, урчание кота или кошки. Тихий шепот. Он постучал вновь. — Да входите же… — По голосу Дирк понял, что говорит человек преклонных лет. — Не на балу у знатных особ, можно и без церемоний. Дирк аккуратно толкнул дверь. — Меня зовут Дирк, я служу в Гнездовье. — Мне неинтересно ваше имя, милостивый государь, — не отрываясь от заполнения какой-то книги, произнес Кац; высушенный прожитыми годами старик, он продолжал что-то шептать и писал под свою же диктовку. Макнул перо в чернильницу, на мгновение задумался и вновь продолжил царапать пергамент. — Вы же пришли не за тем, чтобы глазеть, как я работаю, — ухмыльнулся хозяин Псарни. — Все верно. Я пришел обсудить с вами один деликатный вопрос. — Тогда присаживайтесь, — Кац указал на деревянный стул напротив своего рабочего стола. Отложил журнал и, стряхнув с пера каплю чернил, отложил и его. — Я вас внимательно слушаю, как дослушаю, скажу, во сколько встанет работенка одного из моих парней. Предупреждаю сразу: это недешево. Прежде скажите, вы здесь говорите от собственного имени? — Я пришел не ради того, чтобы заказать убийство. — Что вы такое говорите? — глаза Каца расширились от изумления. — Какие убийства?! Моя артель занимается решением иных вопросов. — Кац, я здесь не затем, чтоб портить ваши дела, — быстро произнес Дирк, словно оправдываясь. Он виновато отвел взгляд в сторону и увидел лежавшего на подушке кота, который не сводил с гостя хищных желтых глаз. — Я пришел сообщить о гибели одного из ваших ребят. — Гнездовский коронер? — уточнил Кац. — Вы так сказали, да? — Да. — Осмелюсь предположить, что Иво попал в переплет. — Все верно. — Прискорбно. Я потерял в вашем городе уже двоих ребят. — Кац пошарил рукой в одной из тумб и достал сложенный надвое лист. Дирк разглядел на нем сургучную печать с гербом родного города. — Есть доказательства того, что он убит в городе? Помощник коронера выложил на стол срезанную с куртки Иво нашивку. — Там, на улице, стоит Рудольф. Конь вашего человека. — Сигард! — прокричал Кац, обращаясь к своему охраннику. — Погляди, стоит ли на улице конь нашего Иво. — Да, Рудольф здесь, — отозвался через некоторое время тот, кого назвали Сигардом. — Куда его? — В стойла! — проорал в ответ старик и вновь обратился к Дирку: — Вы приехали вернуть мне коня? Только лишь? — И сообщить о том, что Иво был убит. — Вы дурак. Нет, не обижайтесь. Просто это действительно так. Что мешало вам забрать коня себе? — Совесть. — Тогда вы не дурак, а идиот. Что вам на самом деле надо? — Я был знаком с Иво и считаю, нет, я уверен, что его убили те же самые люди, на руках которых кровь Войцеха. — Во как. — Я считаю, что вы должны… — Отправить в город своих резчиков. Так? Залить улицы кровью и отомстить мерзавцам, в очередной раз доказав всем и каждому, что разевать пасть на мой цех — дело опасное. Все верно? — Вам виднее, но… — Вот именно, парень. Мне видно лишь то, что ты пытаешься задарма решить одну из своих проблем. Дескать, приехал такой чинный и благородный, вернул коня и назвал мне имя убийцы моих парней. А я, старый дурак, развесил уши и давай потакать твоим желаниям. — Вы не правы. — Послушай сюда, мальчик, — Кац открыл письмо, которое ему в начале осени доставили от бургомистра, и зачитал его вслух. — Из этого документа, дорогой мой Дирк, следует, что работа выполнена. Доказательств смерти моего человека нет, и, следовательно, я имею право не верить ни единому вашему слову. — Посмотрите на меня. — Дирк вспомнил, как выхаживал умирающего человека. Он вспомнил, как они на пару обмозговывали сей план, и теперь он рушился из-за одного упрямого старика. — Разве я мог бы отобрать у псаря коня? А нашивку? — Я на своем веку повидал множество пройдох, — ответил Кац. — Ты удивился бы. В любом случае… — Вы должны отомстить! — В любом случае у меня есть документ, подтверждающий то, что Иво умер не на работе. Если, конечно, он умер. — Умер. — Значит, светлая ему память. А если нет… Деваться ему все равно некуда, вернется. — Кац. — Да. — Могу я спросить? — Попробуй. — Что будет с девочкой? — Дела Псарни не твои дела, друг мой. — Ты хоть собирался заботиться о ней? Или это все лажа? — Убирайся, — повторил Кац свое требование. — Ты надоел мне. Забудь дорогу в мой дом ради своей же безопасности. Да, друг мой, план Иво отомстить Кухару накрылся ржавой каской. Дирк лишился коня и потратил более четырех недель на путешествие в Златоград и обратно, а что самое обидное — свое время парень потратил впустую. С той самой ночи, когда рыжая девушка приволокла человека из Псарни в мертвецкую, прошло достаточно времени, да и само лечение Иво напоминало Дирку шаманские ритуалы, нежели медицину. Дыра на груди Гончей затянулась, а от пробитого насквозь легкого остался лишь кашель, который навсегда стал постоянным спутником его приятеля, но меньшей платой за спасенную жизнь. Рубец, похоронивший под собой пол-лица, также затянулся, но глаз Иво спасти не удалось, нечего было спасать. К моменту, когда наемник оказался на пороге мертвецкой, помощник коронера увидел уже пустую глазницу. — Любой здравомыслящий человек был бы без ума от радости, что остался в живых, — говорил Дирк своему приятелю. — Но ты же особенный, тебе одного раза мало. Тебе нужно обязательно вернуться и дать Кухару закончить свою работу. Иво слушал подобные речи молча, не перебивая, и, лишь дав помощнику коронера выговориться, он отвечал: — Ты не поймешь, а объяснить я не смогу. — Так ты постарайся, — вмешивалась в их разговор Умма, которая теперь не отходила от Псаря ни на шаг. — Тебе есть о ком заботиться, тебе есть ради кого жить. Почему ты продолжаешь лезть на рожон? — Потому, что я не умею иначе, — отвечал Псарь и, надвигая на лицо капюшон, уходил в дождливые гнездовские ночи искать открывающиеся в Ржавую Яму двери. Умма не рассказывала Иво о том, что узнала о Кухаре, сидя в клетке. Она не желала, чтобы Псарь добрался до балагана, и втайне надеялась, что план колдуна сработает. Лисица также располагала информацией, как открывать двери в Яму, но держала её в тайне. Перед началом заключительного этим летом праздника слуги Кухара добирали недостающих людей, и Иво, наблюдая за человекоподобными мышами, смог увидеть и, главное, понять принцип проникновения в логово старшей твари. План наемника, как всегда, был прост. Уцелев в бою с Лукашем, он всячески скрывал то, что остался жив и до сих пор находится в Гнездовье; Гончая напрасно понадеялся на хозяина Псарни, и, вместо того чтобы в город пришел десяток людей, назад воротился удрученный помощник коронера. — Он не поверил ни единому моему слову, — сообщил Дирк. — Ему пришло письмо от бургомистра. Тебя предали, за тебя не будут мстить. Услышав эти слова, Иво пожал плечами и грустно хмыкнул, дескать, не считает поступок Каца предательским и, наоборот, находясь на его месте, поступил бы точно так же. — Что же ты будешь делать? Еще не поздно вернуться к Агни. — Пойду в Ржавую Яму один, — ответил Иво. — Найду Карлика и вскрою. — А слуги? — С его слугами что-то происходит, — ответил наемник. — С того дня, как кончилось лето и, очевидно, прошли бои, шуты выходят в город лишь затем, чтобы наворовать еды и припасов. Я видел, как несколько из них попали в капканы и горожане забили их палками. — Надеюсь, что ты не ошибаешься, — сказал Дирк. — Иначе ты умрешь и на этот раз окончательно. Когда деревья полыхали осенним огнем, раны Иво окончательно затянулись, и одноглазый наемник, подготовив прочный ватник, ладную кольчугу и приведя в надлежащий вид свое оружие, стал ждать часа, когда ночное небо рассечет желтая стрела молнии. Подходящая ночь не заставила себя ждать.