Тернии и звёзды (СИ) - Рогов Борис Григорьевич. Страница 45

     - Нужен какой-нибудь репортаж с открытия чего-то интересного, хотя, может быть, и без разницы. Ведь первую полосу никто никогда не читает, кроме редактора и корректора.

     - Хорошо, репортаж-трепартаж придумаем откуда, что ещё?

     - Фотографию обязательно. На первой полосе всегда должна быть крупная чёткая фотка…

     Так мы перебираем наполнение первого номера газеты и понимаем, что нам без грамотного и опытного газетчика не справиться.

     - Вова, давай я тебе дам телефон одной тётки, которая занимается журналистикой в «Совсибири». Может она что-то подскажет дельное.

     - Ага, обязательно позвоню. Если человек здравомыслящий, буду уговаривать к нам редактором. Ты с ней как? В хороших отношениях?

     Ну, как тебе сказать? – я вспоминаю идеологический пафос этой дамочки… - мы с ней поцапались на почве идеологических разногласий.

     - Как ты загнул! – Володя смотрит на меня с явным уважением. - Если даже ты с ней не смог общего языка найти, то и ну её нафиг. Ей сколько лет? Замужем? Дети? Стаж работы?

     - Чуток за тридцать, разведенка, детей нет, стаж, наверное, около семи, может, восьми лет. Работала по заводским многотиражкам. Спецобразования нет, кончала педагогический.

     - Мне такой редактор не нужен. Всё-таки, давай, подумай, да и сам впрягайся.

     - Во-ва! – Я для убедительности начинаю говорить по слогам. Мы-же у-же с то-бой по-ня-ли, что «вдвоём вдвойне веселей» [102]! Здесь нужен профессионал, уже знакомый с печатным делом. Чтобы знал, сколько колонок в полосе, сколько кеглей должен быть тот или другой шрифт, все эти интерлиньяжи, курсивы и выворотки. Все вот эти тонкости и нюансы, которые знают люди уже поработавшие, выпускавшие номера в печать. Поэтому – твёрдое - нет! Даже вот так – НЕТ!

     Мы ещё с полчаса препираемся, обсуждая детали содержания и порядок организации печатного процесса. Потом я вспоминаю, что у меня сегодня ещё встреча в худфонде с очередным потенциальным заказчиком, и, сделав Вове ручкой, я убегаю.

     Этот журналист недоделанный, эта акула пера недобитая, так и не сподобился найти мне редактора. Сам тоже наотрез отказался. Неделя прошла, а он как будто умер. Ни слуху от него, ни духу. Я тут, с подачи Кеплера из райкома КПСС, вышел на почти историческую личность. Марк Самойлович Нотман. В Сибирь был сослан по подозрению в каком-то там уклоне в 1935 году. Повезло, что каким-то чудом остался жив. Так здесь и остался. Работал редактором во многих местных многотиражках. Матёрый, в общем, человечище. А Рогову мне пришлось всё-таки звонить самому.

     - Борька! Ты куда пропал? Почему не работаешь? У нас тут аврал на носу, а тебя не видно и не слышно.

     - Вовка! – он подстраивается мне в тон, - чего ты орёшь? Что за паника на корабле? С какого перепугу я должен что-то делать? И что именно? Ты редактора нашёл?

     - Нашёл! Подходи сегодня вечером часам к семи, я тебя с ним познакомлю. Опытнейший газетный волк! Просто волчара! Взгляды, конечно, троцкистско-анархистские, но я постараюсь держать процесс под партийным контролем. Главное! Волошин сказал, что к 8 марта первый номер газеты должен быть напечатан. Я тебе напомню, что сегодня уже третье.

     - Вы там в своём райкоме заболели? – даже по телефону я улавливаю его возмущение. - Первый скажет, Каплин это птичка, ты и полетишь?

     - Хамить только не надо! Что ты так взволновался то? Ну, трудно, да. Мало времени, согласен, но ведь возможно же! – Борька точно переучился в своём институте. Как ребёнок, честное слово!

     - У вас портфель материалов уже собран? Дизайн шрифтовой и графический решён? Всё уже согласовано с твоим Волошиным? Я уверен, когда ты ему на подпись понесешь первый оттиск, он тебя ссаными тряпками будет по райкому гонять. До выпуска первого номера дай бог, чтобы в месяц уложиться.

     - Ну, как же так? Мы же на прошлой неделе с тобой всё решили. Завтра придёт Нотман, мы еще посидим над тексами, и всё будет в ажуре.

     - Хорошо, завтра приду знакомиться с твоим главвредом. Но можешь прямо с утра своему начальству твёрдо сказать, что первый номер мы сможем выдать только ко дню дурака.

     Следующий день выдался на редкость солнечным и тёплым. Казалось, что весна и в самом деле посмотрела в календарь и решила придерживаться графика. Влажный тёплый ветер нёс запах мокрой земли, старой прошлогодней травы и ещё чего-то такого, от чего наступает особенная весенняя эйфория. Тротуары покрылись лужами в радужных разводах соляры. Всё просто кричало, что зима прошла и впереди красное-прекрасное лето.

     Стоило солнышку закатиться за горизонт, как зима опомнилась и быстро навела порядок в городе. Лужи моментально подёрнулись ледяной корочкой, откуда-то подул пронизывающий холодный ветер, а с неба посыпалась белая крупа. Я подошёл к райкому точно к семи. Сначала не удержался и спустился в будущую редакцию, приятно было полюбоваться на дело наших рук. Потом, кивнув Степанычу, поднялся в кабинет Каплина.

     К моему удивлению, дверь кабинета оказалась заперта. По пустому коридору гуляло только эхо моих шагов. Неужели я перепутал время, и надо было прийти к шести, а не к семи. Комсомольцы же заседают строго до шести, а потом разбегаются, как тараканы. Ладно, думаю, постою минут пятнадцать и тоже свалю.

     Внезапно раздаётся тяжёлый стук закрывающейся двери, и до меня доносится бодрый Вовин голос:

     - Марк Самойлович, представляете, какую мы с вами газету будем выпускать, что там какая-то «Нью-Йорк Таймс». Знаете, сколько у нас разных интересных и захватывающих идей? А с поддержкой руководства мы вообще всех переплюнем. У нас тираж будет через полгода тысяч десять! Пацаны и девчата будут друг у друга брать нашу газетку, чтобы гостям из других городов подарить, как оригинальный Новосибирский сувенир…

     - Мальчик, знаешь, я уже пожилой человек и за свою журналистскую жизнь повидал немало газет, журналов, и, не побоюсь этого слова, начальников. Вы хотите спросить? Так я вам за это скажу. – Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь [103]. Вы помните, кто это написал?

     - Конечно, это же Пушкин, я точно помню… это слова бедной Лизы из поэмы «Русалка», там ещё мельник был и князь… Ну, это классика, кто же этого не знает.

     Я не выдерживаю и начинаю ржать в голос от таких Вовиных познаний в литературе. Слава богу, мои будущие коллеги уже спустились вниз и переключили внимание на мою скромную персону.

     - Марк Самойлович, знакомьтесь, Вова указывает на меня – это Борис Рогов, не смотря на его юный возраст, он просто генератор всевозможных идей. Даже идея районной газеты - частично его замысел.

     Я протягиваю руку для приветствия. Рукопожатие Нотмана неожиданно оказывается крепким, а взгляд испытующим. Это совсем не вяжется с его колоритной манерой речи одесского еврея. Он с усмешкой смотрит на меня и вдруг спрашивает: - Вы молодой человек, тоже считаете, что эта строчка принадлежит Пушкину?

     - Поэтому и не смог удержаться от смеха, - мне хочется поприкалываться. – А вы, наверное, считаете по-другому? Товарищ Каплин у нас главное связующее звено между верхами, - я тычу пальцем в потолок, - и нами. В вашем возрасте простительно забыть что-то из школьной программы. – при этом я ехидно улыбаюсь.

     - Нет, ви видели! Ви таки хочете моей смерти?– лицо Марка Самойловича начинает наливаться гневом, лысина багровеет, а остатки седых волос на затылке и висках встают дыбом как у ежа. – Как можно спутать Пушкина с Грибоедовым? Это же восьмой класс! Нет! Я таки зарежу себя ножиком…