Коллеги - Аксенов Василий Павлович. Страница 41

Впервые в жизни Сашка попытался высмеять Максимова. Это было невероятно, но тот только виновато кашлянул и сказал:

– Конечно, чушь. Я сам понимаю. Глупо, смешно и до предела эгоистично. Но что делать?

Послышался голос Карпова:

– Эй, жалкие бюргеры! – Он вошел и бесцеремонно зажег спичку. – Бюргеры! Улеглись в такую ночь!

– Что ты предлагаешь? – деловито спросил Максимов.

– Я предлагаю легкой кавалькадой промчаться по окрестным весям и спеть серенаду Снежной Королеве. А потом рыбку в проруби половить.

– Дельная мысль! – воскликнул Алексей и начал одеваться.

Ночь была сказочной, густо намалеванной чуть подсиненными белилами на черном фоне. Она ударила им в глаза, когда они выбежали на крыльцо, и потянула за ноги в свою глубину. Спустя минуту глаза привыкли и различили абстрактный орнамент лунного света на снегу, мелкую россыпь звезд, контуры домов. Максимов втянул носом воздух, почувствовал необъяснимый, таинственный запах весны. Он ощутил глубину ночи и необъятность Земли, близость весны, близость любви и дальней дороги, ощутил свою молодость и силу.

Утром, в одиннадцать часов, когда они сидели за завтраком, зашел Зеленин. Он поднялся, как обычно, в семь часов и уже закончил обход больных.

– Привет, – сказал он. – Что собираетесь делать?

– Как что? Поедем кататься.

– Завидую! А мне на прием идти.

– Ну-ну, – буркнул невыспавшийся Карпов.

Саша смущенно потоптался, кашлянул и вздохнул.

– Очень интересные есть у меня больные, – промямлил он.

– Владя, передай-ка мне масло, – сказал Алексей.

– Такие сложные больные, вы себе не представляете!

– Что это там, шпроты? Давай сюда!

– Уверен, что любой стоящий врач заинтересовался бы этими больными.

– Шпрот, товарищи, любит, чтобы его ели с маслом.

– Вот, например, Иван Климаков. Очень странный анализ мочи, а клиники почти никакой.

– Налей-ка мне чаю, Владя, только покрепче.

– Очень странная моча, – безнадежно вздохнул Саша.

– Слушай, хозяин! – возмущенно сказал Карпов. – Может быть, теперь, к чаю, скажешь несколько слов про дизентерию?

– Чего ты хочешь, рыцарь? Говори прямо, – сказал Алексей.

– Я думал, – нерешительно протянул Саша и вдруг, будто набравшись храбрости, зачастил: – Может быть, посмотрим больных вместе, а, ребята? Так сказать, консультация столичных специалистов. Ты, Леша, как эндокринолог, ты же делал успехи в этой области, а Владик как высококвалифицированный хирург и уролог.

– Как вам нравится эта наглость?! – воскликнул Карпов. – «Леша», «Владик» – тон-то какой! Я расцениваю это как попытку зверской эксплуатации заезжих туристов.

– Это не совсем так, друзья, – протянул обескураженный Зеленин.

– А по-моему, это забавно, – проговорил Максимов.

– Конечно, – обрадовался Саша, – это же страшно весело! Значит, договорились?

– Как с оплатой? – подмигивая Алексею, спросил Владька.

Саша растерянно заморгал.

– Оплата? Конечно, оплатим. Я не подумал об этом. – И, поняв шутку, в тон Владьке ответил: – Что-нибудь придумаем, проведем по безлюдному фонду.

Владька захохотал:

– Люблю я этого дурака Сашку Зеленина.

По поселку были разосланы сестры и санитарки собирать больных. Вскоре в амбулатории образовалась небольшая очередь «сложных случаев». По дороге ребята еще немного поворчали что-то насчет «пауков, таящихся в глуши и затягивающих в свои сети...», но, придя в амбулаторию и увидев больных, стали серьезными. Тут дело уже было нешуточным – медицина есть медицина. Они разобрали халаты и уселись за столы. Карпов некоторое время ошарашенно смотрел на Дашу, но потом вздохнул и взялся за истории болезней. Максимов лихорадочно перебирал в уме свои познания по эндокринологии. Во время работы в порту он меньше всего думал об этом.

Зеленин был счастлив. Он называл друзей по имени-отчеству, обстоятельно докладывал о больных, высказывал свои суждения и почтительно замирал, когда Владька или Алексей начинали обследование. Потом пришло увлечение. О каждом больном спорили до хрипоты. Многое прояснялось для Зеленина. Ум хорошо, а три – лучше.

Всех сложных больных из поселка они разобрали в тот же день. Зеленин наметил дальнейшую программу: втроем они обойдут на лыжах окрестные колхозы, лесные командировки и строительства.

– Мы будем сочетать приятное с полезным, – сказал он.

– Диагностические набеги, – засмеялся Максимов.

На третий день после приезда в Круглогорье они возвращались с дальнего Гим-озера. Они шли по своей же лыжне и потому развили хорошую скорость. Карпов, как всегда, возглавлял, остальные двигались за ним в одном темпе, в точности повторяя взмахи его рук и стремительный шаг. В лесной тишине слышалось только поскрипывание лыж, креплений и дыхание людей. Все чаще в стене леса мелькали голубые прорези, и вот лыжники вынеслись на голый крутой холм, под которым в зябком свете ежилось Круглогорье. Огромное снежное пространство окружало поселок – крохотный пятачок. Друзья сгрудились на вершине холма и остановились. Страшновато было сразу, не подумав, бросаться под такой уклон.

– Пари, что не свалюсь! – предложил Карпов. Зеленин тронул Максимова за плечо:

– Лешка, действует на тебя это?

– Что это?

– Вот это, Русь северная?

Максимов пожал плечами и усмехнулся:

– Ты же знаешь меня, брюзгливого горожанина, поклонника мокрых переулков и модернизированных пивных.

– Ну посмотри на это! – Зеленин палкой показал в сторону.

На соседнем холме стояла церковь. Высокие белые стены ее с проступающей кое-где красной сеточкой древней кирпичной кладки строго поднимались вверх гладкими полосами и лишь на самом верху украшались скупыми разводами. У Максимова захватило дух. Он ощутил малознакомый гул в душе, какой-то древний призыв, и словно воочию увидел осатаневших от борьбы за жизнь лапотников, воинов с прямыми прядями волос и женщин с провалами черных глазниц, поднимающихся на холм, чтобы броситься в ноги своему строгому Богу.

– Ты слаб в коленках, Макс! Смотри! – сказал Владька и скользнул вниз.

– Что скажешь? – Зеленин взглянул Максимову в лицо. – Зябко стало? Какая гармония, правда? А ты бы видел роспись внутри!

– Да, – проговорил Максимов, – сила! А такие детали на этом фоне тебе не кажутся лишними? – спросил он и показал в сторону Стеклянного мыса, где желтела горстка бараков и поднимались над лесом три башенных крана.

Зеленин засмеялся:

– Чудак! Приезжай сюда через три года, посмотришь, каким станет край.

– Через три года? Ладно, заеду.

«Через три года, – подумал он, – ты сам, рыцарь, забудешь эти благолепные места. Три года! Поступишь в аспирантуру – и все...»

Глубоко внизу махал рукой крошечный Владька. Саша тоже подъехал к краю. Алексей еще раз взглянул на церковь. Не хочется съезжать с холма, не хочется расставаться с простором и простотой. Он окинул взглядом горизонт, и ему стало досадно оттого, что он не увидит этот край весной, летом и снова зимой. А через три года? Кто знает...

Вечером они сидели в столовой. Алексей и Сашка играли в шахматы. Владька, сидя на полу возле печки, настраивал гитару и бурчал что-то себе под нос.

– Давайте хоть в кино сходим, – сказал он.

– Сегодня в клубе танцы, – пробормотал Зеленин. – Это то, что осталось, и то, что уходит, цепляясь и брызгая слюной.

Максимов кивнул. Он именно на такой ответ и рассчитывал.

– Мы люди социализма... – начал Зеленин, но в это время послышался стук в дверь, и вошла Даша.

– Александр Дмитриевич, с брандвахты прибежали... Да, кажется, начались...

Зеленин сразу же стал задергивать «молнию» на куртке.

– Ах, черт, – пробормотал он. – Ах, черт, надо бежать!

– Куда?

– Да на брандвахту, нелегкая ее возьми! Роды начались у одного матроса. Что ты ржешь? Ну, женщина-матрос. Поперечное положение плода. Понимаете?

– А почему же ты ее в больницу не положил? – спросил Карпов.