Редкий гость (СИ) - Дерягин Анатолий. Страница 21

— Почему понадобился манёвр? От чего вы уклонялись?

— Туер — ну, буксир, который должен был состыковаться со мной для завершающего этапа торможения, летел мне навстречу. Лоб в лоб, — повторил Прошин.

— А должен был?..

— Ну, в таких случаях буксир заранее отправляют разгоняться по Межпланетной транспортной сети и в момент сближения он идёт параллельным курсом с понтоном…

— С чем?..

— Прошу прощения, так мы называем буксируемый корабль…

— Будьте точны в формулировках, пожалуйста. Дальше.

— Собственно, всё. Туер ложится на параллельный курс с лихтером, выравнивает скорость, производит стыковку и тормозит вокруг какого-нибудь небесного тела.

— Как вы определили, что туер идёт вам в лоб?

— Сначала визуально. Холт-Контроль не подтвердил мой запрос, а лидарная установка лихтера как будто не видела буксира. Как будто кто-то выключил лидар извне…

— Почему вы потеряли сознание?

— Корабль стал вращаться с приращением скорости, мне стало дурно, а потом я словно выключился.

— Доктор Мийо, такое возможно?

— Да, — отозвался из зала главврач отделения, где лежал Прошин, — космонавт после длительного нахождения на борту межзвёздного транспорта подвергается стрессу, приводящему к первой стадии истощения организма. В таком состоянии вполне возможна потеря сознания в результате воздействия каких-то пиковых перегрузок.

— Хорошо, — сказала Председатель, — вы можете сесть, доктор.

Женщина сняла очки. Прикрыла глаза. Пальцами с ухоженными ногтями и узеньким золотым колечком на безымянном прикоснулась к переносице.

— Их было двенадцать, — сказала женщина, в упор глядя на Прошина. — Мужчины, женщины… одна девочка только-только окончила колледж пригласившего вас института и прибежала пораньше, подготовить отчёт с практики…

Иван выпрямился. Выражение «груз на совести» внезапно обретало плоть и кровь, заставляло сжиматься кулаки, сводило скулы и голос стал чужим, лязгающим:

— Любую возможность изменить курс я бы использовал, не колеблясь, — и Председатель смешалась под его взглядом.

После этого прозвучала пара ничего незначащих фраз о «ненадлежащем контроле со стороны ответственных лиц», о «возможной компенсации ущерба погибшим и их родственникам» и Комиссия закончила работу. Прошина по тихому вывели на задний двор, где уже ждал пофыркивающий мотором броневик, без приключений довёзший Ивана с сопровождающими (медсестра и два полицейских — солдаты куда-то делись) до ворот госпиталя. Прошина и сестричку высадили у большой арки жёлтого камня с решетчатыми створками, калиткой и такого же камня будки проходной. Конвоиры обошлись без пинков и толчков, на территорию госпиталя не попёрлись, что показалось Ивану добрым знаком, и он постоял, глядя как броневик, чадя выхлопом, разворачивается в кармане, пропускает кареты скорой; постоял, глядя на деревья, тянущие мощные ветви над дорогой, на снежок, пожухлыми сугробами укутавший подлесок; стоял, пока медсестра не тронула его за руку:

— Пойдёмте.

И они пошли.

…Стемнело. В палате пришлось включить свет. Яркими точками загорелись лампочки на потолке, осветив аккуратно прибранную кровать, стул, тумбочку с часами, тёмно-красные дверцы шкафа в нише. В окно скреблась ветка дерева, росшего перед зданием. Прошин бросил халат на кровать и замер, уставившись на стену.

В его отсутствие кто-то — очень аккуратный и старательный — прибрал постель (похоже, даже бельё поменяли), протёр пыль, убрал в шкаф брошенную впопыхах пижаму…

А ещё этот кто-то аккуратно, старательно, рядком приколол булавками («Хочешь — сорви…») листки А4 с фотографиями и подписью под каждой. Двенадцать листков — шесть на одной стене, шесть на другой. Чёрно-белая фотография, пара строчек текста. Вся жизнь на одном листе…

Курт Холифилд, 43 года, охранник, дети: Майк, Кендра, Адам и Ной…

На фото лысый как коленка мужик с грубыми чертами лица, видна мощная шея, покатые плечи.

Меган Ли, 36 лет, клининг-менеджер, дети: Александр, Мария, Зихао…

Фотография вышла неудачно, тень от причёски закрыла половину лица, только и видно, что вьющиеся волосы да носик.

Дильшаду Наири, 31 год, старший клининг-менеджер, дети: Иван и Шапур…

Здесь, напротив, прекрасно видно открытую улыбку молодой женщины, выразительный нос, глаза. Короткая причёска, кулончик поверх футболки…

Риг Ольсен, 24 года, охранник, дети: Анна…

Улыбка. Жизнь только начинается, мы ещё побьём всех драконов и освободим всех принцесс…

А я врезался в тебя, парень. Метеором, кометой, мать её… Ты умер, потому что мне очень хотелось жить.

Прошин медленно опустился на пол. Комната шесть на девять, белые стены, пол, потолок…

Собственный ад на двенадцать персон.

На следующий день его выписали. Как в тумане Иван ходил по этажам административного здания: подписывал бумажные и цифровые документы, получал паспорт, как в тумане уселся в кабину маленького вертолёта, взявшего курс на аэровокзал Аккрингтона.

Сара Гартман, 29 лет, делопроизводитель, дети: Иветта.

Фото: фигурка в купальнике, русалка, парящая над морской гладью в брызгах солнца, в брызгах счастья… Девчонки часто постят такое.

Залитый лучами солнца, город, творение рук человеческих, раскинулся под винтокрылом. Люди высадились не здесь — первым в устье Булл-Ран, там, где пробивая нестройный ряд островов и островков, река изливалась на океанский простор, основали Корк-Си. Сюда же, вглубь континента, колонисты пришли, уже зная планету, поэтому не было здесь Периметра, глухими стенами призванного оградить первопоселенцев от напастей нового мира, не было хаотичной застройки, когда первые многоэтажные дома ставят среди низеньких блокгаузов, жилья первых смельчаков, отважившихся выйти за Периметр, а потом городские власти ломают голову, куда девать этих смельчаков, вцепившихся в отвоёванную землю зубами…

Коттеджи с белыми стенами и черепичными крышами, улицы расчерчены по линеечке, хотя кое-где дома окружают нетронутое дерево, и не просто торчит великан в одиночку, а целый участок отведён под травку, кусты, от века росшие под раскидистыми ветвями; линии электропередачи старательно огибают клочки первозданной природы. В центре города громоздились небоскрёбы. Издалека, с высоты конструкции из стекла и стали складывались в единый ансамбль, напоминавший те самые уголки живой природы — первобытные деревья Холта, вместе с подлеском, со всей экосистемой, если по-умному, оставленные посреди жилых построек. Даже отсутствие Рокет Плаза не портило впечатление и когда пилот — экий милашка — сделал круг над внушительным холмом из бетонной пыли и кручёных железных балок, огороженным высоким забором, стало видно, каким чужаком оказалась бывшая достопримечательность среди своих собратьев и как площадь, отведённая под громадину, потеснила беленькие ряды таунхаусов. В завалах копошились люди, поблёскивая на солнце скафандрами высшей защиты, тянули стрелы подъёмные краны, ползали бульдозеры…

Тереза Галлего, 19 лет, практикант…

Симпатичная девушка с удивительной улыбкой, под фотографией, кроме подписи, стихи:

Капли дождя при разлуке

пламенем щёки горят…

Капли дождя не виноваты,

плачущие глаза говорят.

Столицу планеты спланировали грамотно: стоило сосредоточить взгляд, к примеру, на жилых постройках, как в глаза бросались выстроившиеся по ранжиру коттеджи и таунхаусы. Центр города — вот он, виден из окна вертолёта, дороги — вот они, серыми змеями с белыми пятнами разметки и разноцветными козявками автомобилей на шкуре свиваются в тугой узел подле супермаркетов, кольцами развязок опутывают центр, сходятся к госпиталю на дальней окраине и широкой, плавно изогнутой лентой ложатся подле комплекса зданий, белой кляксой размазавшегося по земле, зайчиками на синем стекле огромных витражей отблескивающего окрест. Аэровокзал. Автомобили-козявки снуют возле здания, подставляют бока солнышку на стоянке; рядом площадка для вертолётов. Пять или шесть стрекоз разных цветов (и белый здесь, и зелёный, и красный…) припали к земле, брюшками закрыв круги с литерой Н. Один только зашёл на посадку и динамический диск уже распался на отдельные лопасти, другой вертолёт оторвался от земли, заставляя пригибаться редкую траву на асфальте.