Дьявол на испытательном сроке (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta". Страница 17

— Доброго утра, — произносит Пейтон, и Генрих только и успевает подставить руки, чтоб принять протянутую ему коробку. Артур впихивает Генриху в руки еще и вешалку со свежеотглаженным костюмом и расслабленно потягивается.

— Завтрак, — спокойно поясняет архангел. — И форма для тебя, вечером зайдешь на склад — возьмешь под себя нужное количество. Кстати, ты в курсе, что вы проспали?

Да, если верить солнцу — проспали они вполне себе практически до вечера.

— Ты должен отмечаться в штрафном отделе каждое утро, — сухо сообщает Артур, скрещивая руки на груди

— Извини, был не в курсе регламента, — виновато пожимает плечами демон. Он, прямо скажем, оглушен оказанным вниманием. Допустим, еду ему архангел действительно мог принести из беспокойства о судьбе оказавшейся рядом с голодным демоном Агаты. Но принести чистый экземпляр формы… Это уже из разряда «предупредительность», хотя в принципе, архангелы в своем великодушии зачастую показывают себя ничем не хуже эйд. И Генрих даже чувствует нечто похожее на благодарность.

— Теперь в курсе, — вздыхает Артур, оглядывает Генриха, чуть морщится. Видимо, видок у него не самый аккуратный. Впрочем, Генрих это и сам знает. В голове как будто щелкает мысль, что архангел может подозревать его в том, что Генрих уже употребил энергию души Агаты.

— Девушка в порядке, — торопливо сообщает он.

— Я видел твой счет пятнадцать минут назад, Хартман. Я знаю, что с девушкой все в порядке, — Артур слегка закатывает глаза, — я даже знаю, что ты вчера добился её согласия, иначе бы твой счет демонстрировал отрицательную динамику.

— И пришел бы ты в таком случае сюда не один? — Артур кивает. Впрочем, вчера Генри предполагал что-то подобное, именно поэтому упорно добивался от Агаты взаимности, прямо-таки заставлял её принимать решения. Рисковать столь неожиданно подаренной амнистией ему не хочется ни в коем случае.

— Кхатон сказал, где меня искать? — Генрих чувствует, что улыбается неуклюже, неловко, но все же сейчас, даже при том, что Артур смотрит на него весьма спокойно, ему все равно мерещится безмолвный укор, мол, мог не тащить в постель праведницу, мог потерпеть пару дней, но вчера казалось, что нет, не может он терпеть ни в коем случае. Голод стучал в виски, чтобы его приглушить нужны были срочные действия.

— Да, — это вполне очевидный ответ. В Департаменте Генрих старался сдерживаться и не давать архангелам лишний повод заподозрить Агату в легкомысленности. А то как бы это не поставило под удар его, Генриха, помилование.

— С едой будь аккуратнее, — милостиво советует Артур, — чередуй земную еду с нашей. В нашей — вкус, в земной — сытость. Временная, конечно, но на некоторое время хватит. Ну, если сильно прихватит — вызывай экзорциста через знак «омега».

— Спасибо, — искренне улыбается Генрих. Вчера ему в Департаменте нанесли несколько знаков на запястье невыводимыми чистилищными чернилами и даже, кажется, объяснили, какой знак за что отвечает, но он прослушал — уж очень хотелось уже уйти из душного кабинета, остаться с Агатой наедине, начать активное наступление на бастион её самоконтроля.

— В десять утра завтра не забудь отметиться, — Артур разворачивается, желая уйти, но Генрих ловит его за плечо свободной рукой. Нужно отдать должное — архангел не сбрасывает его руку, не шарахается в сторону, не призывает себе на помощь святое пламя, больше того — на его лице не расцветает брезгливая гримаса. Артур смотрит на Генриха с неожиданным интересом.

— Прости, — с усилием произносит Генрих, — я вам немало крови тогда попортил.

Ему по-прежнему тяжело произносить эти слова, тяжело признавать свою вину, но победа над собой никогда не бывает легкой. С чего-то нужно начинать.

Брови Артура удивленно вздрагивают. Впрочем, вряд ли он настолько глуп, чтобы довериться Генриху после подобной мелочи.

— Не сорвись снова, Хартман, — коротко просит Артур, глядя прямо Генриху в глаза. Можно подумать, что он на Генриха деньги поставил, но святоша Пейтон слишком чист для участия в подобных мероприятиях.

— Ага, — Генрих качает подбородком, — вы уже решили, к каким работам меня приставить? Если что, можно же меня в каком-нибудь архиве запереть на пару маленьких вечностей.

Работа в архивах была нудной и наименее эффективной с точки зрения закрытия греховного кредита, но Генрих не предается никаким иллюзиям — ему абсолютно без разницы, где отрабатывать его заоблачно большой кредит. Это все равно окажется настолько долго, что Агата вполне может успеть пару раз вернуться в Чистилище после перерождений. И всякий раз он будет встречать её — эта мысль даже самому Генриху показалась слегка наивной, но все же однозначно отбросить её он не смог. Звучит мило. Девчонка наверняка оценит подобное заявление.

— Архив обдумали уже, да, оставили как запасной вариант, — Артур кивает, — но вообще, пока что решили допустить тебя на равных к работе штрафников. Это будет полезно, как для бесов, так и для необращенных загрешившихся.

— Я там буду работать пугалом? — с иронией уточняет Генрих. — Рассказывать, как отстойно быть распятым?

— Ну да, — Артур кивнул, — вполне полезная работа. Плюс часто штрафников привлекают искать для Лазарета клочья душ или выслеживать активных контрактеров, сам понимаешь, ни одно чутье не должно пропасть бесследно. А ты — как исчадие там и вовсе будешь нарасхват, — подобных твоим возможностей нет ни у одного штрафника. Правда, риск большой, но первое время с тобой в человеческий мир будет ходить ангел-экзорцист.

— Вы хоть иногда спите, — ухмыляется Генрих, уже почти что на прощанье, Артур уже шагает к двери.

— Случается и такое, — Пейтон пожимает плечами, — передай мисс Виндроуз, чтобы завтра зашла ко мне перед началом своей смены.

— Зачем? — Генрих спрашивает, надеясь не показаться излишне назойливым. Но все же не может не спросить, уж больно удивительно внимание Триумвирата к простой сестре милосердия.

Артур оглядывает его вновь, видимо, раздумывая о степени демонического любопытства.

— Тебе пока рано знать, — он качает головой, — да и мы пока всего лишь наблюдаем за ней. Будет что сказать — скажем.

После этих слов Артур прощально кивает и окончательно уходит. Ногами. Он мог бы выйти на площадку для взлета, сэкономить время, но предпочитает использовать ноги. Это, наверное, аскеза такая…

Доброе утро-ночь (3)

Генрих возвращается в комнату, аккуратно устраивает костюм на стуле, чтобы не измялся, ставит коробку с завтраком на стол, оборачивается к кровати.

Агата, кажется, не изменила позы, но сердце у неё стучит чуть чаще, чем до того как Генрих встал. Похоже, что с Пейтоном он все-таки слишком громко болтал. Пальцы торопливо расстегивают пуговицы рубашки.

— Еще будешь спать? — шепчет Генрих, возвращаясь на кровать и скользнув к ней под одеяло. Нет, она не была какой-то совершенно безумной красавицей, от одного взгляда на которую хочется непременно её взять, но в её лице будто неведомый скульптор пытался выразить воплощение нежности, мягкости, и Генрих неожиданно для себя оказывается пленен ею настолько, что уже сейчас ощущает себя совершенным идиотом, но оторваться от Агаты не может совершенно. Руки, губы — все его существо так и тянется к её коже, и будь его воля — она бы не покинула этой постели еще пару дней, но акты страстных соитий никак не отражаются в статистике аннулирования кредита, а жаль!

Агата, сонная, растрепанная, улыбается, сладко зевает, прикрывая рот ладошкой, тянется к его губам за поцелуем. Такая теплая, нежная — её хочется ласкать и лелеять, не выпускать из объятий. Ему еще следует изучить её, он далек от того, чтобы понимать, что она за человек. Но сейчас — он целует её, и все остальное попросту может подождать. Он целует её осторожно, неспешно, боясь спугнуть, в конце концов, вчера он с ней совершенно не церемонился, исходил лишь из чувственной отдачи. Что-то мелькало на заднем плане её эмоций, что-то, что могло помешать ему вчера, если бы он позволил себе допустить хоть одну секунду сомнений. Но Генрих не испытывал такого рода сомнений, ему вообще кажется, что он вечность знаком именно с её телом, потому что ни одно из проделанных вчера действий не вызвало у девушки отторжения, она не выскочила из его хватки, не хлестнула его святым словом, никак не прибегла к силе. Она дрожала, трепетала, отвечала его ласкам.