Трон Знания. Книга 2 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир". Страница 34

— Ты занята?

Вельма вздрогнула: надо же, не услышала, как кто-то вошёл. Посмотрела на дверь, но у двери никого не было.

— Я здесь.

Она выглянула в окно. Под фонарём стоял Лилан — высокий, длинноногий, в белоснежной рубашке, с повязанным на шее ярко-красным платком — и прижимал к груди букет алых роз.

— Здравствуй, — сказала Вельма и с равнодушным видом уставилась в тетрадь.

— Я опять не вовремя?

— Зачем пришёл?

Повисло долгое молчание. Вельма перелистывала чистые страницы, радуясь, что разум заглушает голос сердца.

— Я могу войти? — спросил Лилан.

— Зачем?

— Тогда ты выйди.

— Зачем?

Лилан подошёл к цоколю здания и протянул букет:

— Это тебе. Боюсь, не докину.

Вельма перевесилась через подоконник и протянула руки:

— Бросай!

— Я не все шипы обрезал. Поранишься.

Вельма рассмеялась — хитрец! Двинулась через вестибюль, стараясь идти неторопливо. Открыла дверь.

Лилан взбежал по лестнице, упёрся плечом в створку:

— Не впустишь?

Вельма вспыхнула:

— Лилан! Я очень жалею, что когда-то позволила тебе поцеловать меня.

— Тебе не понравилось?

— Нет, Лилан. Мне было хорошо.

— Тогда в чём дело?

Вельма забрала букет, уткнулась лицом в розы, вдохнула дурманящий аромат:

— Я не хочу, чтобы стало плохо. — И закрыла перед носом Лилана дверь.

Часть 13

«День да ночь — сутки прочь», — приговаривал каждый вечер Тиваз, провожая Адэра и Мебо до избы Валиана. Прощались не сразу, долго сидели на крыльце и молчали. О чём думал старейшина Зелейнограда? — в голову не заглянешь (как оказалось, Зелейноград — название не посёлка, а всех земель климов). Мебо, вероятнее всего, вслед за сердцем возвращался в детство, пропитанное ароматом материнских рук. А Адэр упорно и безрезультатно бился в дверь, за которой таилась причина, заставившая Великого создать резервацию.

В Зелейнограде всего было вдоволь: поля, сады, пастбища… Климы не бедствовали, хотя ничего, кроме работы, не знали. Вставали с первыми петухами, ложились спать затемно. Но что-то было не так… Адэр никак не мог понять, что не даёт ему покоя.

Изба Мебо пустовала много лет, и страж сам предложил Адэру пожить у Валиана. Разана выделила гостям не новую, но сносную одежду из гардероба мужа, притащила от соседей две раскладушки. Вкусно готовила, стирала, в конце дня наполняла в огороде большую бочку горячей водой, в которой запаривала еловые ветки, и Адэр ночами наслаждался запахом хвои, исходившим от чистого тела.

С первыми лучами солнца Адэр и Мебо садились на лошадей, вместе с Тивазом наведывались на фермы, проверяли склады, где хранилась сельскохозяйственная продукция. А чаще просто скакали по полям и лугам. Вечерами прогуливались по посёлку и с наступлением сумерек отправлялись домой. Их постоянным попутчиком был моранда. Оставаясь один, он скулил, доводя Разану до слёз. Адэр сжалился и над хозяйкой, и над щенком — слепой, беспомощный, а тут ещё и бросили. Во время конных прогулок возил его в мешке, притороченном к седлу. Сначала зверёныш бурно возмущался, болтаясь из стороны в стороны, потом привык. Не желая ходить по селению с котомкой за плечами, Адэр носил щенка на руках, однако моранда рос так быстро, что к вечеру превращался в пудовую гирю. Пришлось смастерить ему ложе из отреза ткани и привязывать к поясу. Зверёныш высовывал голову из тряпки, утыкался носом Адэру в живот и спал, пока не будил голод.

Старейшина вёл себя осмотрительно: не пытался показаться умным, не прикидывался дураком — такие люди легко входят в доверие. Расспрашивал осторожно, опасаясь вызвать подозрение. Мебо отвечал скупо. Адэр отделывался общими фразами. Тиваз не отступал, и придумывать обтекаемые ответы на его вопросы с подоплёкой становилось всё труднее. Будь на месте Адэра другой, он бы уже проболтался. Однако Адэр — не кто-то другой, он не обычный человек. Часть его прошлой жизни прошла в разгулах, но бóльшая часть была посвящена совершенствованию, как физическому, так и умственному. Десятки учителей, наставников, психологов и тренеров с пелёнок готовили наследника престола к тому, что было предопределено ему судьбой.

Адэр сходу сочинял ответы Тивазу и наблюдал…

Климы разговаривали между собой на родном языке. Адэр с жадностью втягивал в себя каждое слово, прислушивался к болтовне Разаны и Валиана на кухне, к крикам детворы под окнами, к ругани соседок на огороде, к спору косарей и конюхов… Кебади был прав, когда говорил, что с наречием климов не будет трудностей. Адэр ежедневно смешивал три знакомых языка, взбалтывал, ждал, пока осядет осадок, и ежеминутно, ежесекундно пил новую речь — тягучую как тез, мелодичную как рóса и колоритную как шер.

В селении жило навскидку около трёх тысяч человек. Молодёжи было меньше, чем стариков, а детей — и вовсе с воробьиный нос. Те же Разана и Валиан ни разу не завели разговор о сыне или дочке. Неужели проблема с деторождением коснулась не только ориентов, но и климов?

Через поля и сады тянулись полосы мрачной пущи, иначе не назовёшь плотно, без единого просвета прижатые друг к дружке тёмно-коричневые деревья. Ствол — вдвоём не обхватишь, ветки толстые, листья синие, большие, как повёрнутые к небу ладошки. И как бы ни шалил ветер, ветви и листва не колыхались.

— Это пьющие деревья, — объяснил Тиваз. — Во время дождя вбирают влагу. Когда наступает жара, отдают влагу земле, а сами становятся хрупкими как высохшая скорлупа ореха. Если бы не пьющие деревья и водоросли, которыми климы удобряют почву, народ давно бы вымер.

— А ещё они пьют время, — добавил Мебо.

Тиваз недовольно глянул:

— Сказки.

— Я бы послушал, — проговорил Адэр.

— Я не пересказываю бабские бредни, — окрысился Тиваз.

— Деревья надо сажать вплотную, чтобы человек не втиснулся, — начал Мебо, не обращая внимания на искры в глазах старейшины. — Говорят, можно войти в посадку молодым, а выйти стариком.

— Не выдумывай, — бросил Тиваз и хлестнул коня Мебо плёткой.

Как-то Адэр заметил лежащих в поле людей: щекой к земле, глаза закрыты, руки раскинуты. На вопрос: «Что они делают?» — Тиваз ответил: «Молятся». «У вас нет храма?» — «Встреча с Богом важнее места встречи».

В посёлке не было ни собак, ни котов, хотя в углу кухни всегда стояло блюдце с молоком.

Адэр поинтересовался:

— Где ваша кошка?

— Сбежала, — ответила Разана, разливая по кружкам душистый цветочный чай.

— А молоко зачем?

— Пусть стоит, — буркнула она и вернулась к плите.

Валиан глянул жене в спину, придвинулся к Адэру и прошептал:

— Видать, лунатить начала. Ночью молоко выливает и не помнит. А потом говорит, что кошка приходила. И снова наливает. — Придвинулся ещё ближе. — Пока в посёлке моранда, коты и собаки не вернутся, зуб даю.

Ответы Тиваза и Валиана злили Адэра. Он не верил в сказки. Ему казалось, что его намеренно запутывают и запугивают. Адэр решил больше ни о чём не спрашивать. Но увиденное взрывало мозг.

Сосед свалился с крыши. Упал плашмя, аж земля ухнула. А мужик встал как ни в чём не бывало, отряхнулся и вновь полез по лестнице на крышу.

Мебо заехал себе по пальцу молотком и даже не сморщился. Палец на глазах краснел, опухал, синел, а страж продолжал ремонтировать забор перед заброшенным родительским домом. И уже за ужином, заметив сине-багровый кровоподтёк, удивился: «Где это я?»

Разана опрокинула кружку с горячим чаем себе на колени, сходила, переодела халат и продолжила завтракать.

Однажды ночью Адэр проснулся и не нащупал рядом с собой зверёныша. Первая мысль: свалился с раскладушки. Адэр перегнулся через край — на полу пусто. Вторую мысль — украли — отмёл сразу: поперёк входа в комнату спит страж; оконные рамы, несмотря на жару, закрыты (опять же по требованию стража), распахнута лишь форточка, в неё ребёнок не пролезет. Третья мысль: щенок пищал, и Мебо забрал его. Однако стража в постели не оказалось… Пошёл кормить моранду? Но бутылка с молоком здесь, на кресле. Адэр занёс ногу, чтобы перешагнуть через раскладушку Мебо и выйти в горницу, как лунный свет за окном на долю секунды закрыла тень.