Корунд и саламандра - Гореликова Алла. Страница 14

— Нет, — после короткого молчания отвечает Ожье. — Наш король не любит проигрывать, тут вы правы, господин.

— И что, в таком случае, должен я делать с вами?

— Что ж, — пожимает плечами Ожье, — верным решением было бы сделать вид, что не ждешь подвоха, и не спускать с меня глаз. До перевала. А дальше — ваша страна, и вы в своем праве. Вряд ли вам будет сложно скрыть мою судьбу… господин.

— Да, мне описали вас верно. Вы умны и храбры, господин Ожье. Скажу честно, я рад был бы принять вас у себя. Да и жене моей радость… Докажите мне вашу честность, господин Ожье.

Дверь, скрипнув, распахивается.

— Мой король! — Ожье кажется, в комнату ворвался медведь. Всматривается — нет, человек. Тот самый, что норовил держаться подле Андрия и на пиру, и на венчании. Верзила поперек себя шире, таких, как Ожье, троих в него запихнуть — и еще места маленько останется. Кто же такой? Вроде называли его имя, только Ожье не до имен тогда было. Одно отложилось в памяти — как ловко верзила сквозь толпу просачивался: никого ведь не толкнул, не задел!

— Заходи, Сергий. — Андрий подсобрался в кресле: вроде и сидит как сидел, а вскочит при надобности быстрей, чем Ожье вздохнет. — Что стряслось?

— Васюра приехал. Говорит, через Вороний перевал не пройдем.

— Что так?

— Обвал. Конь пройдет, карета — никак.

— Странно, — говорит Андрий. — Неподходящее место для обвалов…

— Да там вроде как и не только обвал. Васюра еще что-то плел, про нелюдь какую-то непонятную, только я его заткнул и спать уложил.

— Так до утра, значит, терпит, — слегка усмехается Андрий.

— Нет. Если меняем дорогу…

— Утром, Сергий. Даже если меняем.

— А ведь это две недели лишних, — бормочет Сергий.

— Да по горам, — кивает король Андрий. — Нет, я с утра сам с Васюрой потолкую. Как проснется, сразу его ко мне.

— Это само собой, — соглашается Сергий. — Только если Васюра что говорит, я его послушаю.

— Ну вот вместе и послушаем. До утра, Серега, понял? Васюру уложил — молодец, а тебя что, мне укладывать?

Сергий-Серега презрительно фыркает.

— Нет уж, ты иди, — с нажимом говорит Андрий. — И выспись.

— Да я…

— Конечно, да ты. Иди спать, это приказ.

Верзила шумно вздыхает и выходит. Дверь за ним закрывается неслышно.

Король Андрий откидывается в кресле, взгляд его возвращается к Ожье. Бывший гвардеец выглядит удивительно безучастным. Ни искры интереса в глазах… Ох, нечисто дело!

— Так докажите мне вашу честность, господин Ожье.

Медленное пожатие плеч. Рассудительный, спокойный голос:

— По правде говоря, не вижу как. Я могу, конечно, поклясться, но вы вправе не принять клятву возможного врага.

— Это да, — усмехается король Андрий, — поверить клятве вассала короля Анри было бы непростительной глупостью. Однако у меня есть способ проверить вас, господин Ожье. Согласитесь вы говорить со мной под заклятием правдивости?

Короткая, почти незаметная заминка. Не миг — меньше.

— Да, господин… я доверюсь вашей чести.

Король Андрий берет со стола небольшую бутыль, в каких привозят вино, известное на севере как «Имперское черное». Наливает поровну в два монастырских стакана. Смотрит сквозь свой стакан на пламя свечи, покачивает туда-сюда, пригубливает. Кивает. Приказывает:

— Пей.

Ожье зажимает стакан между ладоней, подносит к губам. Глотает. Хорошее… куда лучше того, чем угощают корваренские трактирщики.

— Это вино?

— Заклятое.

— Но вы могли угостить меня сразу же…

— И испытать тебя без твоего согласия? — Король Андрий допивает и широко улыбается. — Мог. Зато теперь я знаю, что ты пошел на испытание по доброй воле. А с другой стороны… уж если мне нужна твоя преданность, Ожье, я тоже должен ее заслужить.

Гвардеец кидает на Андрия быстрый любопытный взгляд.

— Вот уж чего я не ожидал… вы не похожи на нашего короля, господин.

— Надеюсь. — Короткий, сухой смешок.

Минутная пауза — глаза в глаза.

— Мы оба узнали кое-что новое друг о друге, верно, Ожье? Так зачем вы просите моего гостеприимства? Ты действуешь по приказу своего короля?

— Нет, господин. Король выплатил мне отступные, я волен жить по своему выбору. Правда, будь у меня выбор, я предпочел бы не жить вовсе…

— Однако живешь?

— Из-за Юли. Храбрости может достать на многое, но когда любимая клянется, что уйдет из жизни вместе с тобой… я испугался.

— Ты поверил? — Андрий шевелит бровью. — Женские клятвы, что вода на песке.

— Не все. Не могу рисковать.

— И это она решила ехать с Марготой?

— Они… — Ожье ведет чуть дрожащей рукой по лбу, по давно не мытым светлым волосам. — Уж не знаю, в чью голову взбрело это поначалу. Они в самом деле дружат, по-настоящему, это многих удивляет, но что есть, то есть.

— Ожье, так что у тебя с руками?

— Проклятие гномов.

— Гномов?! Я думал, Подземелье — выдумка менестрелей!

— Это правда, господин.

— Да, конечно… — Андрий рассеянно чешет бороду. — И как это случилось?

— Я защищал Карела. Не знаю, что им было нужно, но… не люблю вспоминать. Стыдно.

— Почему же?

— Я оказался никудышным охранником. Я выполнил свой долг, но в спасении принца нет моей заслуги. Иногда я думаю, что дешево отделался… Мой король должен был бы казнить меня, раз я не уследил за принцем. И получается, что проклятие прикрыло меня от заслуженного наказания, и я вынужден жить… с этим…

— Насколько я знаю короля Анри, он не постеснялся бы казнить и калеку. Было бы за что! Мне не нравится то, что ты говоришь, Ожье. Есть в этом, что-то неправильное. Расскажи мне все подробно.

Ожье прерывисто вздыхает:

— Я не смогу. Сам не понимаю многого. Не понимаю, как смогли гномы проникнуть в спальню принца. Не понимаю, почему они добивались пособничества от меня, а не от Матильды. Уж ее-то напугать — делать нечего! И уж вовсе не понимаю, как мы ушли оттуда. Юли говорит — просто ушли, только и проблем было, что меня тащить. Ну, я-то этого уже не помню.

— Ладно. — Король Андрий задумывается; Ожье опускает голову и с ненавистью смотрит на свои беспомощные руки. Так проходит, кажется, целая вечность. — Господин Ожье. Ваш король дал вам отступные. Согласно праву вассалитета вы можете теперь найти себе другого сюзерена. Согласитесь вы объявить себя моим вассалом?

Ожье вскидывает на короля Андрия горячечные глаза:

— Зачем вам такой вассал, господин?

Андрий чуть заметно пожимает плечами:

— Пока есть воля, воин остается воином.

— Похоже, что у меня есть воля? Вы зорче меня, господин. — Ожье слабо улыбается. — Вы видите во мне то, чего сам я не вижу.

— Давно это случилось?

— Месяц, чуть больше.

— Через месяц-другой ты смиришься. Через полгода вспомнишь вкус жизни. А через год тебе смешно будет вспоминать себя сегодняшнего. Поверь, я знаю, что говорю. Только дотерпи, Ожье. Твоя Юлия правильно решила, и я рад буду оказать вам гостеприимство.

— Тогда… я присягну вам, господин. После перевала. И если найдете для меня дело…

— Найду. Клянусь в том Светом Господним и кровью своей.

— Моя жизнь будет принадлежать вам, господин. Всецело, клянусь в том Светом Господним, до последнего дня, до последней крови. Я… господин, я…

— Знаю, Ожье. Ты воин и только воин, и глуп мой тесть, если разбрасывается такими людьми. — Король Андрий громко, раскатисто хохочет: — Моя свадьба принесла мне куда больше, чем я ожидал!

ПУТЕШЕСТВИЕ НЕВЕСТЫ

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Серебряная брошка Юлии… что-то говорит мне, что не стоит спрашивать у тебя о путешествии твоей хозяйки. Не дорога занимала новобрачную. Ты, я чувствую, расскажешь только об Ожье.

Рука моя тянется к другой серебряной вещице. Небольшая, чуть меньше полного пенса, морда степного волка. Я подношу ее к глазам. Настороженные уши, острый фиолетовый взгляд, приоткрытые клыки. Рисунок груб и нарочит, но волк — как живой. Серебряный степной волк с аметистовым глазом, родовой амулет короля Валерия, пожертвованный, как говорят, монастырю Софии Предстоящей во исполнение обета в первый визит его в Корварену. В первый достоверный визит, поправляю я себя: сказание о святом Кареле говорит, что принц Валерий бывал в Таргале и раньше. Принц Валерий, сын Андрия и Марготы… настанет и твой черед. А пока твой будущий отец везет молодую жену в свою страну. Везет по землям, разоренным войной, через Прихолмье и Волчий перевал. Может быть, Маргота ощущает себя военным трофеем — да ведь так, по сути, оно и есть. А может, они с Андрием приглядываются друг к другу с опаской и надеждой, как и положено молодоженам, сведенным вместе не любовью, а заочным сватовством. Или совсем другим заняты их мысли?