Полукровка - Гореликова Алла. Страница 34

– Ты ведь вхож в ханнский поселок, – тихо говорит женщина. – Она оттуда?

– Нет. Я вообще сильно сомневаюсь, что она чистая ханна. Черная… а глаза-то, глаза… с ума сойти!

– Может, мутация?

– Встать можешь? – Он скорей приказывает, чем спрашивает. Могу, наверное…

Я встаю неожиданно легко: сила тяжести меньше, чем я ожидала. Меньше, чем на Ссс… я ведь на Ссс? Или нет? Где же я? Надо спросить, они знают, они скажут мне, только вот не получается почему-то – спросить. Умею я вообще разговаривать? Это не Ссс, точно, и не Земля тоже, на Земле гравитация чуть больше, я хорошо помню… помню… откуда? Разве я бывала на Земле? Бывала, наверное, – я ведь помню земную гравитацию. Но почему-то совсем не помню остального…

– Слышит, и то ладно, – бормочет мужчина.

– Явный шок, – отвечает женщина. – Кто же она?

– Никто, – вдруг приходят ко мне нужные слова. – Пыль под ногами, прах из праха… это я помню.

Мужчина с женщиной быстро переглядываются, а у меня неожиданно получается задать вопрос:

– Где я?

– Нигде, – горько отвечает мужчина. – Никто может быть только нигде.

Вот это правильно!

Правильно… я принимаю объяснение согласным кивком.

– А говорит хорошо, без акцента, – тихо замечает женщина. И протягивает мне потрепанные серые шорты: – На-ка, надень.

Я замечаю, что совсем раздета… но не могу вспомнить, в чем была. И главное – где была? Не здесь, в этом я уверена. Пока натягиваю шорты, мучительно пытаюсь вспомнить… нет, не получается.

– Пойдешь с нами? – предлагает мужчина.

– Пойду, – соглашаюсь я. Мне все равно, почему бы и не пойти.

– А откуда ты, помнишь? – на ходу спрашивает женщина. – Где твой дом?

– Дом?

– Что такое «дом»? – Место, где ты живешь, – объясняет женщина. – Где твои родные и друзья. Где тебя ждут.

Я долго думаю. Вернее, пытаюсь думать. Мне кажется, у меня есть друзья. Мне кажется, меня должны ждать.

Но это – за слепящим светом, за болью и страхом. Мне не хочется думать об этом.

– Не помню, – отвечаю я.

Впереди вырисовываются на фоне серого неба какие-то сооружения. Вроде ангаров, но низкие, словно до половины вкопанные в грунт. Скоро мы подходим к ним вплотную. Они намного меньше, чем показались мне издали. Не ангары, даже не мастерские; скорее в размер мелкой торговой точки. «Нейтрал», всплывает в памяти слово. Что это – «Нейтрал»?

– Это рынок?

– Здесь мы живем, – тихо отвечает женщина.

– Я живу на Нейтрале, – выдаю я возникшую в мозгу истину.

– Вспомнила, – бормочет мужчина. – Нейтрал… ишь ты!

– Мы даже не знаем, в какой стороне твой Нейтрал, – вздыхает женщина.

Я выпаливаю координаты, мужчина останавливается и долго на меня смотрит. От его взгляда по коже начинают бегать мурашки; я передергиваю плечами, а он снова спрашивает:

– Кто ты?

Слепящий свет, боль и страх…

Прах из праха, пыль под ногами, никто!

– Никто, – шепотом повторяю я.

– Оставь, – приказывает женщина. – Так ты ничего не добьешься. Разве что углубления шока.

– Извини, – говорит мужчина. Непонятно говорит – вроде бы не женщине, а мне. За что?

Я подхожу к ближайшему строению и провожу рукой по чуть шершавой поверхности брони… я делала так тысячи раз. Броня… ангар… катера… корабли… мой кораблик… «Мурлыка»!

– «Мурлыка», – шепчу я.

Мужчина словно хочет что-то спросить, но женщина хватает его за руку, он осекается и только смотрит на меня… слишком пристально смотрит, неприятно. Из строения выходит человек, темнолицый и седой, в таком же комбезе. Глядит на меня с явственным недоумением.

– Кого ты привел, Алан?

– Доставка явно не по адресу, – подхватывает второй, молодой, худощавый и стремительный, босой, в затертых джинсах и драной полосатой рубахе.

– Как сказать, – возражает мужчина… Алан. – Говорит она по-нашему.

Подходят еще люди, а мне снова чудится слепящий свет, и я понимаю – что-то страшное будет сейчас со мной. Мурашки по коже, и дыбится шерсть… я боюсь, они такие непонятные, они так странно смотрят на меня, и всё здесь непонятно и неправильно…

– Успокойся, – ласково говорит женщина. – Они просто удивлены. Они не знали, что бывают черные голубоглазые ханны.

Ханны, повторяю я про себя. Ханны. Я помню. Ханны – рыжие бестии – кошачья спесь – не люблю!

– Черных ханн не бывает, – уверенно говорю я. – Ханны рыжие.

– Кто бы говорил, – отчетливо фыркает тот молодой, что проехался насчет доставки не по адресу. Ему вторят несколько смешков. Женщина берет меня за руку:

– Пойдем.

Люди расступаются, давая нам дорогу.

Крохотная круглая комнатка что-то напоминает мне. Что? Кажется, я начинаю привыкать к этому странному ощущению. Надо просто не обращать на него внимания.

– Ма, я сварил суп.

Ага, давешний мальчишка, принявший меня за дохлую пантеру. Смотрит во все глаза.

– Иди погуляй.

– Ну, па!

– Я сказал, иди.

– Ну и ладно! – Мальчишка уходит, всем своим видом демонстрируя немыслимую обиду. Женщина наливает суп. Пахнет вкусно. Мясной.

– Ешь.

– Спасибо. – Я ем, и что-то отпускает меня. Какое-то непонятное, неприятное, чуждое мне напряжение. Я почти жду, что вернется память, но… что ж, сытое спокойствие – это тоже хорошо.

– Можешь пока остаться у нас, – предлагает Алан – Если тебя устроит спальное место на сеновале.

– Что такое «сеновал»?

– Пойдем, покажу.

Мы выходим на улицу, огибаем жилище Алана, я опять касаюсь мимоходом зеленоватой брони, словно этот привычный жест способен вернуть мне память. Странный у Алана дом. Я почему-то уверена, что дома строят не из корабельной обшивки!

За домом – навес, под навесом – гора высушенной травы.

– Осторожно, дальше яма, – предупреждает Алан. Я подхожу к краю ямы. Внизу – небольшие серые зверьки. Вылезают из нарытых в стенах ямы нор, жуют траву, пьют воду из обрезанной вдоль трубы, снова скрываются в норах. Мясо. Все та же проблема пищевой органики.

– Что за мелочь?

– Кролики, – просвещает меня Алан. – Настоящие земные кролики. Только не спрашивай, откуда они здесь. Я не знаю.

– Ну что? – тихо подошедшая сзади женщина приобнимает меня за плечи. – Остаешься?

– А остальные не будут против? – осторожно спрашиваю я.

– Не будут, – отвечает Алан. – Если, конечно, ты не станешь их задевать.

– Меня Яся зовут, – говорит женщина.

– Альо, – отвечаю. И осекаюсь: откуда я знаю? Я – Альо? Альо – это я?

– Ничего, – шепчет мне Яся. – Ты вспомнишь. Потихонечку, полегонечку… Пойдем, Альо, познакомлю тебя с людьми.

Поселку – три года, и поселок совсем мал. Десятка полтора домишек, мощный корабельный энергоблок, ямы с кроликами. Двадцать четыре жителя. Чуть меньше трети экипажа и пассажиров лайнера «Киото».

В дне пути – город. Когда «Киото» непонятным образом приземлился в здешней степи и столь же непонятным образом оказался разобран и перестроен в поселок, из города пришел проповедник. Он нес полную чушь («как тогда мы подумали», – уточнил рассказывавший мне историю поселка Дед), но больше половины «новопоселенцев» ушли за ним. А вскоре случился ханнский набег, убедивший оставшихся в том, что за «чушью» стоят хотя и необъяснимые, однако вполне реальные вещи. Как не убедиться, когда посреди дикого побоища вдруг возникает пауза, в опустившейся вдруг на поселок тишине люди прячут оружие, а ханны, втянув когти, вполне дружески хлопают их по плечу… когда, еще не похоронив убитых, вдруг накрывают общий стол… не говоря уж о том, что за час до набега Дэн Уокер, Винт и Степаныч дружно демонтировали только что собранную ими же систему сигнализации и защиты… воистину, все мы в воле Повелителей!

– Воистину, – повторили вслед за Дедом Винт и Анке. И согласно кивнул второй пилот «Киото» Саня Ус, потерявший в той стычке глаз и заработавший взамен корявый шрам на пол-лица.

– Так и живем, – задумчиво подытожил Степаныч. – Уле спасибо, она у нас по кроликам спецуганка. Торгуем – и с городом, и с ханнами. И с ящерами торговали.