Огни Новороссийска (Повести, рассказы, очерки) - Борзенко Сергей Александрович. Страница 46
Моряки с боевых кораблей просились на «Малую землю», где день и ночь мела огненная метель трассирующих пуль.
Весь апрель и май фашисты атаковали, бросая в бой крупные соединения пехоты и танков. В эти дни на «Малой земле» под корень, будто трава, были скошены и сожжены все деревья. Каменистая земля, над которой день и ночь стояли облака дыма и пыли, почернела от пороховой копоти.
Но и на этой прокаленной на огне земле жизнь торжествовала над смертью. Там выходила дивизионная газета, выступал армейский ансамбль, из Москвы приезжал академик М. Б. Митин и читал лекции по политическим вопросам. Ничто не могло изменить привычной жизни советских людей. В боях было проявлено много массового героизма, и все до одного защитники «Малой земли» были награждены орденами и медалями.
Бойцы подавали заявления о приеме их в партию, командиры прикладывали к этим заявлениям боевую характеристику, укладывавшуюся в одну фразу: «Воевал на „Малой земле“» — то был документ, подтверждающий мужество и отвагу. Члены партии были всегда там, где всего труднее. Вступая в партию, люди с радостью брали на себя эту великую ответственность.
На «Малой земле» был проведен шахматный турнир. Там сочиняли песни и музыку к ним. Песня, написанная командиром взвода автоматчиков, поэтом Борисом Котляровым, до сих пор напоминает о незабываемых днях величайшего проявления человеческого духа.
Жизнь на «Малой земле» была суровой. Ежедневно с утра, со стороны моря, несколькими волнами, тяжело завывая в воздухе, надвигались вражеские бомбардировщики и с небольшими перерывами, во время которых била фашистская артиллерия, сбрасывали бомбы. Обед бойцам приносили в термосах холодным, когда начинало темнеть, да и то не всегда. Не было воды, чтобы умыться. За малейшую ошибку расплачивались ранением, а то и жизнью. Спали в траншеях и землянках настороженно, не раздеваясь, не снимая сапог, ежечасно просыпаясь от выстрелов.
На «Малую землю» приезжал герой Одессы и Севастополя генерал Иван Ефимович Петров. Он часами разговаривал с рядовыми матросами и солдатами, стараясь дознаться у них о причинах неудачи десанта в Южную Озерейку, чтобы не повторить их при штурме Новороссийска.
— Не было достаточной артиллерийской поддержки… Корабли, сопровождавшие десант, постреляли, да и ушли на базу… Получился разрыв между огневым налетом и высадкой пехоты, — говорили ему матросы.
Больше половины работников политотдела 18-й армии жили с войсками на «Малой земле». Начальник политотдела армии — полковник Леонид Ильич Брежнев сорок раз приплывал на «Малую землю», а это было опасно, так как некоторые суда в пути подрывались на минах или гибли от прямых попаданий снарядов и авиационных бомб. Однажды сейнер, на котором плыл Брежнев, напоролся на мину, полковника выбросило в море, и там его в бессознательном состоянии подобрали матросы. Брежнев был любимцем солдат. Он знал их настроения и думы, умел вовремя пошутить, зажечь их жаждой подвига. Десантники знали его в лицо, в шуме и грохоте боя умели отличить его властный, спокойный голос.
Как-то перед атакой он говорил бойцам:
— Советского человека можно убить, но победить его нельзя.
Работники «Знамя Родины» тоже находились на «Малой земле», мы поделили ее между собой. Мой участок был самый опасный, в Станичке, и я семь месяцев прожил в землянке, через улицу от фашистов. В этой землянке я умудрился написать повесть «Повинуясь законам отечества». Это было все мое богатство и, чтобы не растерять его, я носил исписанные листки за пазухой.
Я полюбил «Малую землю» и ее людей. Что ни человек, то своя судьба, свои склонности, привычки, волнения и тревоги — любовь к Родине роднит их, как братьев.
В сентябре начался беспримерный штурм Новороссийска. По шоссе атаковала 318-я стрелковая дивизия полковника Вруцкого, но ее задерживала Сахарная голова — гора, прозванная Кровавой. Она стояла, как крепость. С нее простреливалась каждая лощинка и бугорок.
Пять суток, не затихая ни на один час, продолжался неистовый штурм города, потонувшего в дыму сражения, словно в тумане. Усилия десятков тысяч здоровых и сильных людей направлялись на то, чтобы разрушить бетонные укрепления, порвать колючую проволоку, опутавшую кварталы, убить как можно больше врагов, ожесточенно сопротивлявшихся в укрытиях. Командование, помня о Южной Озерейке, добилось такого соотношения, что на каждых десять атакующих солдат была одна пушка и миномет и стреляли они без перерыва весь день.
55-я гвардейская Иркутская дивизия генерала Аршинцева вначале обошла, а потом и овладела ключом позиции — Сахарной головой. Советские артиллеристы получили возможность простреливать все дороги, ведущие в город. Солдаты полковника Вруцкого штурмом овладели цементным заводом «Пролетарий» и пригородом Мефодиевкой, угрожая ударом во фланг отрезать и затем, соединившись с частями на «Малой земле», окружить город.
Десантная бригада полковника Потапова, снятая с «Малой земли», и десантные полки подполковников Каданчика и Пискарева, а также батальон морской пехоты капитан-лейтенанта Ботылева прошли развороченный торпедами мол. В узком рваном проходе стояла высокая стена огня, воды и осколков, поднятая разрывами немецкого заградительного огня. Катера, словно сквозь дождь, прошли сквозь нее и ворвались в Цемесскую бухту, десантники высадились на пирсах и повели бой. Потери при высадке и развертывании на берегу оказались значительно меньшими, чем ожидались.
Прорыв военных кораблей в Цемесскую бухту, осуществленный моряками контр-адмирала Холостякова, при поддержке летчиков генералов Вершинина и Ермаченко, принадлежит к лучшим операциям, проведенным советским флотом в дни Великой Отечественной войны. Горящие сторожевые катера полным ходом подходили к берегу и высаживали морскую пехоту, которая тут же вступала в бой с танками 17-й немецкой армии. В этом сражении отличились корабли капитан-лейтенанта Сипягина, которому правительство присвоило звание Героя Советского Союза. Это высокое звание было присвоено также Каданчику, Куникову, Ботылеву и Пискареву.
Среди развалин города, не умолкая ни на минуту, трещала барабанная дробь автоматных выстрелов, бухали короткие хлопки гранатных разрывов. В облаках цементной пыли и дыма шел рукопашный бой.
В ночь на 16 сентября подразделения «Малой земли» прорвали фашистскую оборону и начали загибать вправо, стремясь соединиться с частями, наступающими со стороны Мефодиевки. Первыми встретились корреспонденты «Знамя Родины» Иван Семиохин, шедший с «Малой земли», и Борис Милявский, находившийся с войсками, наступавшими из города, куда он высадился с десантом подполковника Пискарева.
Были разгромлены 73-я пехотная дивизия, 4-я и 101-я горно-стрелковые дивизии фашистов. Противник, оставив в заслоне батальоны смертников, начал отступать к Керченскому проливу и переправляться в Крым.
После пяти суток непрерывного штурма природная крепость — Новороссийск — была освобождена, и в этой победе огромную роль сыграла «Малая земля», десантники которой нанесли противнику в решающий момент сокрушающий удар с тыла.
Несколько месяцев просидел красноармеец Иван Квасоля в одном окопе. Всю землю впереди, по бокам и позади его вдоль и поперек перепахали снаряды. Тысячекилограммовая бомба, упавшая рядом, засыпала все кругом глиной, похоронила под собой редкую зелень. Беспрерывные разрывы мин и пулеметные очереди помяли и скосили нежные кусты винограда, превратили их в жалкий, поломанный валежник.
Место, где Квасоля выкопал себе окоп, углубив для этого бомбовую воронку, было когда-то виноградным полем, на нем трудились люди, пели песни, лакомились сочными гроздьями винограда. Если посмотреть из окопа влево, видны белые камни — развалины винодельческого совхоза. Гитлеровцы ежедневно обстреливают эти камни, и от них подымается кверху белое удушливое облачко пыли.