Вредная (СИ) - Пузыренко Оксана. Страница 2

Мне ответила Лили, обнимавшая Дэни, который перекочевал из рук доктора к ней на колени. Очевидно, она увидела панику в моих глазах:

— Успокойся, все со всеми хорошо. И… Наверное, доктор тебе все расскажет. — Она повернулась на того самого доктора, которой одобрительно кивнул в ответ на ее предположение.

Затем он обратился к семье:

— Да, и я понимаю ваше счастье, но вам придется на время выйти. Лекси еще слаба, слишком много эмоций. Физические показатели в норме, даже более чем, но нужны анализы и не хотелось бы рисковать. Я позову вас чуть позже, но лучше бы, чтобы она поспала. Джордж и Мари, с вами мне бы хотелось поговорить в моем кабинете уже завтра.

Что? Спать? Ты серьезно, парень? У меня ощущение, будто я спала всю жизнь! Между прочим, я в принципе не способна спать более 7–8 часов, иначе просыпаюсь с жуткой головной болью, так что пусть оставит при себе свои советы… И, кстати, Лекси? Когда мы успели так близко познакомиться? Не помню, чтобы он наливал мне пробирку этилового спирта на брудершафт! Вместо того, чтобы озвучить свои мысли, я лишь фыркнула (читать: сделала попытку) и попыталась скептически приподнять одну бровь. Очевидно, мимика мне подчинялась, потому что он посмотрел на меня и в ответ поднял обе брови, а в глазах, ярко-зеленых глазах, явно заплясали смешинки. Он был доволен. Ого.

Родители заверили врача, что будут здесь и могут поговорить хоть завтра, хоть сегодня. Мама поцеловала меня в щеку, тоже повторили и папа с сестрой. Все родные нестройным рядом вышли из палаты, некоторые все еще вытирали глаза. На их смену прилетели медсестры в белых халатах и замельтешили вокруг моей кровати.

Я проводила взглядом членов моей семьи, проигнорировала снующие белые пятна вокруг, и снова посмотрела на врача. Он сел в кресло рядом с кроватью, положил локти на колени и, наклонившись, оперся подбородком на скрещенные руки. И просто смотрел. И я смотрела. А медсестры-снежинки все еще бегали вокруг, периодически говоря что-то, что я не понимала, да и не хотела понимать. Тем более, что в данном случае мне было на что посмотреть. Если бы мои подруги знали, что есть такие врачи, они бы себе точно сломали пару костей. Плечи были довольно широкие, а из под коротких рукавов врачебной рубашки явно виднелись мышцы. Не слишком выдающиеся, но вполне-таки рельефные. И, если честно, я не представляла, что кому-то может настолько идти форма врача. Даже несколько сезонов так и не досмотренной «Клиники» не содержали такой экземпляр. Светло-русые волосы были слегка взъерошены, что, впрочем, лишь придавало ему очарования. Челки не было, и открывался вид на умный лоб. Ну знаете, есть такие лбы, которые хочется назвать умными? Вот, это был он. На лице были явно очерчены высокие скулы, а зеленые глаза были красивы, действительно красивы, с длинными черными ресницами, взгляд его будто обволакивал меня. Он смотрел не внимательно, как на пациентку, взвешивая, какой ей вколоть раствор для оздоровления, а пристально. Впитывая черты моего лица. Если честно, я действительно смутилась. Я что, настолько привлекательна в больничной пижаме и с явно ненакрашенным лицом? Эх, знала бы раньше, давно показалась бы Адриану в таком виде. Я почувствовала себя достаточно сильной, чтобы попытаться сказать целую фразу.

— В чем дело, Док? — проронила я знаменитую фразу Багза Банни. Мда, отличное начало. Можно сразу поставить диагноз уровню моего интеллекта. Светловолосый усмехнулся и, откинувшись назад, потер лицо, как будто стирая усталость, и снова пристально посмотрел на меня.

— Алексис, пока что тебе сложно говорить, поэтому просто послушай. А позже мы поработаем вместе, чтобы оценить ситуацию. Меня зовут Джереми Вуд, мы находимся в Больнице Джона Хопкинса. Я твой лечащий врач уже… уже 9 месяцев. Ты попала в аварию и находилась в коме. Состояние твое было стабильно, сейчас тоже все хорошо. Это удивительно. Ты удивительна. — Он сделал акцент на последнем заявлении. — Я… я думаю, нам обо всем следует поговорить позже и вообще не стоило с этого начинать. Но это лучше, чем лежать в неизвестности, верно?

Верно? Интересно, он ожидает от меня ответа? Как я могу понять что верно? Нет, он несет бред. Это розыгрыш. Как его… Пранк, точно. Новый мейнстрим. И… погодите. Сколько? Почти год? Я была в отключке почти год?! Ох. Девять месяцев. Символично, не правда ли? Как заново родиться. Я бы оценила юмор тетушки Судьбы, если бы в меня медленно не стал проникать Страх. Страх с большой буквы. Потому что мой Страх — это не какое-то безликое чувство, я будто видела его образ. Худой, бледный, с темными, очень длинными и спутанными волосами. И длинными пальцами, которыми он сначала поковырял в моем животе, затем тронул сердце, заставляя его оледенеть, почти ласково погладил меня по позвоночнику, и лишь потом впился своими когтями мне в мозг, заставив осознать каждое слово, сказанное этим сидящим напротив меня мужчиной. Я ощутила, что ладони снова потеют и пульс начинает подскакивать, что вызвало морщинку на лбу доктора.

— Я… — Я не знала, что хочу сказать. Авария? Какая авария? Я не знаю что страшнее, то, что я ни черта не помню о какой-то аварии, или слово «кома», или… Господи, я испугалась. Очень. И, наверное, врач понял это по моему лицу. Неожиданно он спустился с кресла на колени перед моей кроватью и взял в обе руки мою руку.

— Послушай, Лекси, теперь все хорошо. Все очень хорошо, ты в порядке, ты наконец с нами. Я помогу тебе во всем, мы все поможем. — Он еще говорил и говорил, и гладил мою руку. И предлагал поспать, рассказывал что-то о моем здоровье, о визитах моей семьи, а я смотрела на наши сплетенные руки, и чувствовала его прикосновения, слушала его голос, даже не улавливая слов. Девять месяцев. Я спала гребаных девять месяцев. Я, мать вашу, совершеннолетний эмбрион.

В висках начала стучать кровь, а позвоночник, наоборот, все еще холодило. Не знаю, когда я начала плакать, я не уловила момент. Мне даже не хотелось плакать. Я не чувствовала грусти, я была растеряна. Может его голос так повлиял меня, может это был единственный способ для меня проявить хоть какие-то эмоции. Не знаю. Просто в один момент доктор… Джереми, стал нежно собирать мокрые горячие капли с моего лица.

Я не помню, как я снова заснула. Проснулась я ночью (надеюсь этой же, и не минуло снова года эдак три?) от методичных ударов за окном: погода разбушевалась и по стеклу барабанили крупные капли воды. Ветер заставлял биться об угол окна большую ветку дерева. Чувствовала я себя однозначно лучше, но события прошлого дня все еще казались нереальными. Плачущие родные, стены палаты и, что это, я серьезно все еще подключена к каким-то приборам? Иголки в моих руках… Какая все-таки гадость. Ах да, еще пристальный взгляд зеленых глаз и руки доктора. Их этому обучают на факультете медицины? Не слишком ли сильный контакт с пациентами?

Я заерзала на кровати и осмотрелась уже внимательнее. Светильник, озарявший комнату приятным зеленовато-желтым светом, позволил рассмотреть то, на что у меня не было сил смотреть в прошлый раз. На мне оказалась широкая майка, что ж, спасибо, что не больничная фланель. Кожа бледная, волосы явно отросли. С удивлением обнаружила, что мои ногти были ухоженные и аккуратно накрашены моим любимым бирюзовым цветом. Маникюр тоже входит в больничный сервис? На руку, из которой торчала пластиковая трубка, я старалась не смотреть. Каждый раз, когда взгляд цеплял трубку с раствором все мое тело начинало зудеть от желания вырвать ее с корнем. Ненавижу уколы.

Моя палата была одиночная и довольно просторная, в теплых, песочных тонах. Окно занимало большую часть стены и, когда было солнечно, наверняка освещало каждый уголок больничной палаты. Одеяло на кровати тоже не походило на больничное: нежно-голубое, с вышитыми узорами. Теперь оно показалось мне безумно красивым и не вызывало приступа агрессии, как сразу после пробуждения.

На стене, напротив кровати, весел небольшой телевизор. Ну да, он мне был необходим эти девять… Твою мать, девять месяцев! Никак не могу успокоиться. Слева, рядом с дверью, находился шкаф и маленький диванчик. Справа от меня было большое мягкое кресло, а рядом с окном столик и еще два плетеных ротанговых кресла. Обстановка больше походила на уютную однокомнатную квартиру с большим количеством сидячих мест, чем на больничную палату.