Любовь не по правилам (СИ) - Гонкур Галина. Страница 41

Между тем, жилось ему все хуже и хуже. С развалом Союза пострадала и его отрасль медицины, эпидемиология. Многие специалисты разъехались, их места заняли так называемые «местные кадры», да и вообще русских в Актюбинске, теперь уже Актобе, оставалось с каждым годом всё меньше и меньше. Егора постепенно выдавили на пенсию, невзирая на все его заслуги, оставив ему лишь небольшую ставку врача-консультанта. Средства на жизнь он получал совсем небольшие, но он был один, аскетичен и скромен в своих запросах, так что ему хватало.

С возрастом становилось все тяжелее и тяжелее. Сначала исчезла работа, совсем, да и то сказать — возраст, сколько же можно работать, так что выживать приходилось на одну пенсию. Затем отвалилась дача, огромное подспорье в деле выживания — зрение становилось всё хуже и хуже, пришлось продать машину, а без машины было и на дачу не добраться, и урожай оттуда не вывезти. Ну, и третьим, подкосившим Егора Кузьмича, ударом стало здоровье, последствия перенесенной в молодости чумы. Врачи говорили, что он так долго продержался только благодаря сухому казахскому климату, где-нибудь в России, в средней полосе, его накрыло бы куда раньше. Это утешало, но не слишком: лечение и лекарства стоили таких денег, что на всё остальное средств практически не оставалось.

С тех пор, как они нашли друг друга, Светлана и Егор состояли в постоянной переписке. Светлана Александровна к этому моменту тоже была одна: достаточно давно, во время многочасовой операции, у Кирилла не выдержало сердце и он умер прямо в операционной, от обширного инфаркта. С тех пор она больше не вышла замуж, отдавая все свое время и силы дочери Лиле.

Постепенно переписка перешла в заочный роман, невзирая на их преклонный возраст, снова вспыхнули чувства. И вот теперь пожилые влюбленные решили, наконец, воссоединиться и дожить отпущенные им годы вместе. Именно для того, чтобы посоветоваться и спланировать задуманное, Светлана Александровна и пригласила сегодня Илью.

— Светлана Александровна, вы извините, я как-то обескуражен. И восхищен! Вы у меня прямо как в песне: «Я буду видом божий одуванчик, я буду сердцем дикий альбатрос!». Я завидую вам, вашей решительности и умению любить, честно.

— Вы меня прямо засмущали, Илюша, — сказала, покраснев, Светлана Александровна. — Ну, так что, возьметесь «божьему одуванчику» помочь?

— Да конечно, — согласился Илья. — Только мне нужно время, чтобы сообразить как именно всё обустроить с переездом вашего жениха.

Помолчал, подумал и решился задать еще один вопрос, достаточно личный:

— Вы простите мне моё, может быть, неуместное любопытство. Но почему же сразу такие серьезные планы? Вы не видели друг друга столько лет, мало ли, кто к вам приедет и как сложатся ваши отношения в реальной жизни.

— Илюш, ну, тогда буду расхлёбывать свою ошибку всю оставшуюся жизнь. Что-то мне подсказывает, что срок этот, с учётом моего текущего возраста, будет недолгим. Если же говорить серьёзно, то Егор Кузьмич просто не выдержит многократных поездок туда-сюда на столь большое расстояние. Тут и одна поездка, я уверена, дастся ему с большим трудом. Только не говорите ничего Лиле. Она не в курсе. Собственником этой квартиры являюсь я одна. Лиля будет единственным наследником, других близких родственников у нас, как вы знаете, не осталось. Я хочу прописать Егора, когда он приедет и одновременно оформить завещание в Лилину пользу. Мы обсуждали это с ним. Он должен иметь возможность пользоваться местной медициной, другими социальными функциями, без прописки это невозможно.

— Подождите, Светлана Александровна, пусть он сначала приедет, посмотрим на его документы. Надо еще выяснить, что там с гражданством у него. И как быстро удастся все эти формальности уладить.

— Ну, конечно, Илья. Вся надежда на вас, ваши знания и помощь.

— Простите, но почему вы не хотите, чтобы Лиля знала про это?

— Лиля — человек сугубо практический, лишенный всяких романтических сумасбродств. Мой этот поздний роман, я уверена, будет воспринят ею сугубо отрицательно. Она решит, что я впала в деменцию, будет скандал. Я бы хотела этого избежать, поймите меня правильно. Егор никаким образом не покусится на собственность, не помешает Лиле стать наследницей этой квартиры. Ведь и у него возраст очень преклонный, сколько той жизни еще осталось. Уйдёт и освободит Лиле квартиру, если вдруг я умру первой. Я хочу быть счастлива на старости лет, Илья. Извините мне это моё молодое желание. Счастлива и не одинока. Столько, сколько нам с Егором отпустит Господь. Вот такие эгоистичные у меня планы. Кстати, хотите я вам фото Егора покажу?

Фотографий было совсем немного. На пожелтевшем давнем фото, которое Светлана Александровна сберегла с тех стародавних времен, Егор стоит между девушкой и юношей, обнимая их обоих, — между Кириллом и Светланой. Разглядеть его внешность практически невозможно: вроде высок, худ, длинноног, в чуть коротковатых широких штанах в соответствии с тогдашней модой. Еще виден пышный волнистый чуб неразборчивого на черно-белой фотографии цвета, вот и всё, пожалуй.

Второе фото Илья рассматривал на мониторе планшета — Егор Кузьмич прислал его своей возлюбленной в личные сообщения социальной сети. На фото — красивый пожилой мужчина, только несколько чрезмерная худоба наводит на мысли о нездоровье. Он полностью сед, кустистые брови над крупными, глубоко посаженными глазами. Высокий чистый лоб, аккуратно вырезанный нос с небольшой горбинкой, волевой подбородок. Несовременное лицо. Сейчас таких не делают.

— Светлана Александровна, как же вам не страшно? Это же такие большие изменения в жизни, такая ответственность. Как же вы решаетесь на такое? Я конечно, знаю, что вы женщина волевая, решительная, Лиля говорила мне, что в молодости вы и того круче были. Но то по молодости, а то в вашем, простите, преклонном возрасте.

— Илья, можно я вам анекдотом отвечу? Не слишком приличным, правда, но очень уж хорошо он суть того ответа, который я могла бы дать на ваш вопрос, отражает.

— Да конечно, Светлана Александровна. Испортить вы меня уже не испортите анекдотом вашим, хоть посмеёмся.

— Итак, в провинциальный цирк приезжает гастролер из столицы. Конферансье объявляет редкий и смертельный номер. Барабанная дробь, униформисты выносят на арену тумбу, кладут на нее грецкий орех. Выходит столичный гость, снимает штаны, ударяет членом по ореху — орех раскалывается надвое. Аплодисменты, на сцену летят букеты. Проходит двадцать лет, тот же город, история полностью повторяется, только молоденькие униформисты выносят и кладут на тумбу уже не грецкий, а кокосовый орех. Постаревший гастролер выходит и повторяет свой номер. Аплодисменты, на сцену летят букеты. После представления местный журналист спрашивает гастролёра: «Скажите, как же вы решились? Вы уже пожилой человек, а задача, по сути, усложнилась, а не упростилась?». А столичный гость и отвечает: «Понимаете, старею, зрение стало хуже!».

Илья хохотал, утирая глаза носовым платком. Вот как не любить эту едкую умницу, эту прекрасную собеседницу с образным мышлением?

— Я понял. Светлана Александровна. У вас, как говорится, принцип «Нам любые дОроги дорОги, нам любые горы по плечу». Простите, что позволил себе в вас усомниться. И вправду. Когда ещё переходить от грецких орехов к кокосовым, если не в пожилом возрасте?

Вечером, возвращаясь домой, Илья все продолжал думать про эту историю. Надо же, как разнообразна бывает любовь. Ведь это же — любовь? Кто бы мог подумать, что и в 80 лет можно так полюбить, да еще и на расстоянии, по переписке. Еще удивительнее, что можно пронести чувства к человеку через 60 лет, в течение которых ты его ни разу не видел. Интересно, смог бы он сам так? Вряд ли, наверное. Он и в реальной жизни, протекающей без особых осложнений, в своем молодом достаточно возрасте, не может свою личную жизнь устроить. Что уж тут говорить про более сложносочиненные обстоятельства.

Уметь так долго любить, так помнить любимого — это, все-таки, дар. Передается ли он по наследству, существует ли в нынешнее время, можно ли его развить в себе или воспитать? Илье на ум пришло почему-то сравнение с березовым соком. Вещь это совершенно нередкая и не слишком изысканного вкуса. Попытка же выпускать этот напиток в промышленных количествах, как известно, ни к чему не привела. Отказывался наш народ признавать в воде с сахаром тот прохладный, островатый напиток, который березы давали раз в году, на пике тающего снега. Так и сняли с производства, не пошло дело. Наверное, то, старинное, давнее умение любить также отошло в сторону, потерялось в пыльных сумерках на обочине большой и серьезной современной жизни, все реже и реже встречается в настоящее время. И сымитировать это, даже с помощью суперсовременных технологий, не получается.