Любовь не по правилам (СИ) - Гонкур Галина. Страница 55

Что касается быта, я готов пока потерпеть. Молодая она еще. Ей надо подрасти, повзрослеть. Тогда и уюта захочется, и детей. Не смотрите, что ей уже 28 лет. Она, по сути, не старше 15–16 лет, если по психологическому возрасту говорить. Это понимать и учитывать надо. Да и вообще, не главное это всё. Что главное? Работа, Маша, работа главное. Для мужика — особенно.

Извините, пора мне. Я же дежурю сегодня, много дел. Надеюсь, удалось помочь и вам всё понятно про нашу семью объяснить. До свидания!

Маша позвонила Илье, сказала, что закончила. Он сказал, что ему нужно еще минут 15–20, чтобы закончить. Маша решила забрать недопитую колу и подождать Илью в парке. Может быть, там ей полегчает. Она убрала в сумку диктофон и направилась к выходу.

Когда она уже была на ступеньках, у нее зазвонил телефон. Она засуетилась — банка с колой, сумка, замок которой некстати заел, мешали ей быстро извлечь смартфон. Маше отойти бы в сторону со ступенек, но она про это не подумала. И тут ей прямо в спину влетел какой-то парень, быстро спускавшийся по ступенькам прямо за ней. От резкого толчка она не удержалась на ногах и покатилась вниз по длинным и довольно крутым ступеням.

— Девушка, простите! Как вы? Я нечаянно! Давайте я помогу вам встать! — лицо молодого человека она видела будто сквозь туман. Очень болели нога и живот.

Он поднял Машу и дотащил до ближайшей лавочки. Маша была очень испугана: нога практически не слушалась ее, живот, кажется, собирался вот-вот лопнуть. Парень встревоженно посмотрел ей в лицо и сказал:

— Подождите, я сейчас сбегаю за врачами! Господи, слава богу, что все это случилось рядом с больницей! Потерпите, я сейчас вернусь.

Его спина в оранжевой майке и сухой хруст кроссовок по галечной дорожке — это было последнее, что видела Маша, прежде, чем потеряла сознание.

* * *

Маша бежала по какому-то коридору. Каждые примерно десять метров на стене была прикреплена лампочка с защитной сеткой. Лампочки были выкрашены красной краской и тревожно мигали. Звука почему-то не было совсем. Под ногами были темные, маслянистые лужи, Маша бежала прямо по ним, брызги летели в разные стороны: на джинсы, на стены, на руки. Коридор то и дело поворачивал из стороны в сторону, каждый следующий его отрезок был похож на предыдущий как две капли воды. Так что совершенно было непонятно куда Маша бежит и как далеко ей ещё бежать. Вообще ничего не было понятно.

Всё-таки кажется, что это сон. Или что-то в этом роде. Бежать она начала как только уснула на операционном столе. Анестезиолог попросил ее начать обратный отсчет, она сбилась на цифре «семь» и сразу побежала. Вернее, она, заснув, будто впрыгнула в уже бегущее свое тело. Интересно, это вообще нормально? Надо было врача все-таки расспросить, что и как тут должно быть.

Иногда она слышала за спиною скрип. Это открывались старые металлические двери в стенах коридора, мимо которых он пробегала. Судя по звуку, открывались, но не закрывались. Наверное, оттуда кто-то выглядывал и смотрел ей вслед. Но она бежала и не оборачивалась — откуда-то она совершенно точно знала, что этого делать нельзя, иначе невозможно будет вернуться.

Она выскочила из подземного коридора. Какой-то разрушенный город, там тоже синеватая ночь, кучи обломков, мусора, ветер несёт бумажки, тряпки, какие-то нитки. Ниток отчего-то особенно много. Все они спутаны в рыхлые клубки, и то и дело попадаются под ноги, путаются, мешают пройти. Маша по-прежнему спешит, роется то в одной, то в другой мусорной куче, вместе с тощими, облезлыми местными собаками, которые почему-то совершенно не обращают на нее внимания.

Абсолютно непонятно что она ищет. Но внутри есть точная уверенность, что когда она это найдет — сразу поймет, что это оно и есть. Поэтому надо успокоиться и искать. И спешить. Непонятно почему и зачем, но совершенно точно это очень нужно. Времени очень мало!

Вдруг одна из собак что-то выхватывает из кучи мусора, цепляет зубами и пытается убежать. Она уже почти совсем соскочила с кучи, но ее догоняет другая собака, прыгает первой прямо на холку. Завязывается отчаянная драка. Рык, визг, в стороны летят пыль и песок, мелкий гравий, мусор. Маша подбирается поближе к дерущимся. Ей обязательно нужно забрать то, что у первой собаки в зубах. Именно это она и искала в этой куче. Что-то темное, сморщенное, мягкое.

Наконец, вторая собака заваливает первую и начинает её душить. Ноша вываливается из сведенной судорогой пасти и катится вниз, по куче мусора, цепляясь за торчащие обломки и то и дело меняя направление движения. Другие собаки тоже кидаются к выпавшей вещи. Маша понимает, что они подберутся к ней быстрее, у неё не получается достаточно быстро бежать. И тогда она пытается использовать свой единственный шанс: она с разбегу прыгает и накрывает цель всем телом. Лицо зарывается в мусор. Нечем дышать. Все тело болит. Ни руки, ни ноги не слушаются. Победа?

— Маша, Маша, — голос звучал металлически, гулко, с ревербирацией. — Маша, вы меня слышите? Дайте знать, если вы меня слышите.

Дать знать это, конечно, хорошо. Но как? Все тело сковано бессилием, ноги как чугунные столбы, руки… А где у меня руки? Перед глазами какая-то густо-синяя пелена. Во рту что-то ужасно мешает, он не закрывается. А где собаки?

Сознание постепенно возвращается, пелена перед глазами расходится. Так, наводим фокус. Какой-то мужчина. Хирургическая форма. О, так это Марат!

— Уф, пришла таки в себя, слава богу, — облегченно выдыхают где-то рядом. — Дала жару девка. Я уже мысленно заявление об увольнении писал.

Голос звучал где-то за спиной. Видимо, что-то случилось. На душе было как то очень покойно. Вспомнилось падение, парк, оранжевая майка. Ух

Марат, одетый голубую хирургическую форму подходит, смотрит на показания приборов, что-то говорит непонятное в сторону медицинской сестре (со слухом все еще как-то странно, отмечает про себя Маша, почему то если говорят в сторону — она почти не слышит).

Ужасное неприятное ощущение в горле, всё чешется, мешает и болит. Голоса практически нет, сип какой-то из неё раздается. Интересно, а Илья уже знает, что она не поедет с ним в Москву? Надо сказать Марату, чтобы он его предупредил. Она открывает рот, но сказать ничего не получается. Марат успокаивает ей, заверяет её, что всё нормально, надо просто потерпеть, все будет хорошо. Потерпеть значит потерпеть. Все будет хорошо. И Маша незаметно для себя снова засыпает.

финал

Очнулась Маша от того, что на неё кто-то смотрел. Илья. Это он, что же, домой не уехал, пришел ее поддержать? Как приятно.

Илья сидел около её кровати. Она хотела встать, неудобно было лежать, но она поняла, что сил подниматься нет. Поэтому просто смущенно улыбнулась ему.

Илья взял ее руку и поцеловал:

— Ты всех очень напугала!

— Да и ты меня напугал! Откуда ты узнал, что я тут? Давно тут сидишь?

— Да сегодня третий день.

Маше кажется, что она ослышалась.

— Скооолько?

— Третий день. Что-то пошло не так во время операции. Врачи говорят, парадоксальная реакция на наркоз. Но ты не волнуйся. Тебя осмотрели уже, мозг не пострадал, все хорошо, обошлось.

Ничего себе. Вот это история. Ничего непонятно. На ноге гипс — наверное, сломала ногу, когда падала с лестницы. А на животе почему бинт? Третий день я тут? Что они со мной тут делали? Надо будет поговорить с врачом во время обхода, разобраться что происходит.

Она решила не обсуждать с Ильей свое здоровье. Говорят же, что мужчины больных женщин не любят. Лучше на какие-нибудь отвлеченные темы поговорить.

— Илюш, я тебе хочу рассказать про Полину с Артемом. Ну, помнишь, та молодая женщина с ребенком, из кафе.

— Да помню, конечно. Только, кажется, я тебе могу о ней больше рассказать, чем ты мне. Я взялся ей помогать. Там много вопросов сразу: ей квоты положены на лечение, а с ними какое-то затягивание получается. Плюс есть всё-таки шанс вытащить их деньги из пирамиды Матвея.