Купчиха. Трилогия (СИ) - Стриковская Анна Артуровна. Страница 146

— Вы… ты сказал, что хочешь мне помочь и предложил замужество ради спасения Эди. Но… Ты предложил мне фикцию, а на самом деле имел в виду совсем не то? Я не понимаю.

Мельхиор, проклиная себя за неловкость, попытался исправить ситуацию настолько, насколько представлял себе возможным.

— Я предложил тебе себя в том качестве, какое тебе будет угодно. Мне всё равно, лишь бы ты меня не отвергала полностью, лишь бы позволила быть рядом. Я уже устал быть вдали от тебя. Я подумал… Если ты примешь моё предложение ради того, что оно поможет тебе сохранить сына, я это приму. Но, выходит, тебе это не нужно. В смысле, толку от меня в виде мужа для тебя никакого…

И тут произошло невероятное. Виола внезапно расхохоталась. Мельхиор уже хотел было обидеться: он ей тут душу открывает, а она… Но времени на это Виола ему не дала, схватила за уши и притянула к себе. Близко-близко. Заглянула в глаза и сказала:

— Ты сейчас правду говорил? Вот это всё: что давно меня любишь и не можешь забыть? Вижу, что правду.

Отпустила его уши, зато положила руки ему на плечи и добавила:

— Прости, Мельхиор. Я думала о тебе хуже, чем ты есть на самом деле. Мне казалось, ты ценишь мои полезные качества, но мне в голову не приходило, что в этом есть хоть крупица чувства. А вон оно, оказывается, как было. Если бы знать заранее… Поверь, тебе не стоит со мной связываться, особенно сейчас. Я не знаю как дело повернётся и не хочу втягивать тебя в неприятности. Но если всё обойдётся…

Она вдруг закрыла глаза и добавила чуть слышно:

— Поцелуй меня.

А он, вместо того, чтобы сделать как сказано, вдруг выдал, сам себе удивляясь:

— Мне плевать на неприятности. Я буду им рад, если они сделают нас ближе. А Эди… Если ты примешь меня в свою жизнь, то Эди станет мне сыном так же, как если бы он был плодом нашей страстной любви.

Она открыла глаза, удивляясь этой его речи и горячности, с которой она была произнесена, и тогда Мельхиор её всё-таки поцеловал.

Неизвестно, что случилось бы дальше, но в столовую внезапно вошла Гина в тёмном бархатном халате и с подсвечником в руке. Кинула на них взгляд, полный сомнения, и прошипела:

— Хватит уж болтать, полуночники. Наша комната над вами и уже который час только и слышно: бу-бу-бу, бу-бу-бу. Заканчивайте большую королевскую конференцию и спать. Завтра будет новый день.

Маг про себя обругал Гину на все корки. Счастье уже казалось таким близким, таким доступным, а тут её нелёгкая принесла. Виола сразу встала, улыбнулась ему милой, но ничего не значащей улыбкой, и ушла наверх первая. Пришлось и ему идти в свою комнату, гадая: изменилось что-то в их отношениях, или ему показалось?

Одно пока ясно: спасителя всех из него не получится. Но, возможно, это и не обязательно?

Он лёг на прохладные льняные простыни и долго ещё не мог заснуть. Перебирал каждый жест Виолы, каждое сказанное слово, сначала механически, стараясь лишь запомнить, а затем уже в попытке осмыслить. Под утро он наконец заснул, но в уме возникла связная картина. А ещё лёгкая, почти неуловимая идея, как можно помочь Виоле выбраться из сложившейся ситуации с минимальными потерями.

Она же и вовсе не легла. Села в кладовке и стала перебирать и складывать бельё. Это занятие совершенно не задевало сознание и она получила возможность подумать. Так и просидела до утра на низком табурете, крутя их разговор так и эдак.

Выступление Мельхиора её удивило, она не ожидала от этого сухаря таких сильный и стойких чувств. Нельзя было сказать что они не нашли в её душе никакого отклика. Только вот время он для своих излияний выбрал не слишком удачное. Сейчас самой Виоле было не до того. Рассказывая магу свою историю, она невольно снова развернула её перед глазами и кое-какие нити событий сейчас сплелись в такой рисунок, которого она не ожидала увидеть. То, что когда-то казалось неважным, приобрело первостепенное значение, а то, из-за чего больше всего переживала, отошло на второй план.

Заодно Виола сообразила: если бы Гедвига могла обратиться в суд, то давно бы уже это сделала. А она письма пишет. В доброту и сострадание старой стервы не верилось ни на мгновение. Значит, её положение совсем не так неуязвимо, как кажется. Если бы понять, что удерживает графиню от действий по официальным каналам, можно было бы с ней побороться. Тогда и помощь Мельхиора пришлась бы кстати.

В прошлый раз Гедвига, желая вернуть домой Ульриха, помощью магов пренебрегла. То ли не рискнула, то ли банально денег не хватило. Вряд ли с тех пор что-то изменилось. А значит маг — это козырная карта в рукаве.

Мысли опять вернулись к Мельхиору и Виола снова задумалась. Порядочно ли будет принять его помощь и при этом не ответить на его чувства? При угрозе Эдмону возможностями мага она собиралась воспользоваться в любом случае, настолько, чтобы отказаться, её благородство не простиралось. Но вот хорошо ли это? Вилька не любила чувствовать себя последней гадиной.

Итак, с Мельхиором вроде понятно. Сам сказал, что любит. Ну что ж, поверим на слово. А что к нему чувствует сама Виола?

Здорово бывает вот так задать себе вопрос и сидеть, искать ответа в собственной душе. Особенно весело делать это, когда понятия об этом не имеешь и вообще задаёшься этим вопросом впервые в жизни. Просто все мысли торчком и наружу.

Когда-то она отказала магу. Почему? Потому что обиделась, что он не заговорил о чувствах, а предложил выгодную с его точки зрения сделку? Просто не захотела из-за него ломать свои планы? Слишком переживала поступок любимого и поэтому оттолкнула Мельхиора, к которому была равнодушна?

Да, пожалуй, всё вместе. Не готова тогда была Вилька к новым отношениям. Да и сейчас дело обстоит немногим лучше. Но вот если рассматривать Мельхиора отдельно от всего… Вряд ли это любовь, но, пожалуй, он — единственный из мужчин, кроме Ули, конечно, кто не вызывает у неё раздражения. Вчера он её обнимал и она спокойно выплакалась у него на груди. Попробовал бы сделать то же Ансельм! Услышал бы о себе много нового.

Кстати, Ансельм. Он всё время твердит: чтобы вырастить мальчика с магическим даром и не навредить ему, в окружении должен быть маг, который поможет и направит развитие дара. Не тот, кто заходит в дом от раза к разу, а тот, кто рядом постоянно. Он имел в виду себя, но почему бы не применить эти слова к Мельхиору? У того и опыта побольше, и человек он хороший.

После предательства Ули Виола больше всего беспокоилась о том, чтобы её окружали люди, которым можно доверять. Ансельм доверия не вызывал. Причём чем больше он служил в своей Коллегии, тем меньше Виола была склонна пускать его в свою жизнь. И пусть Тео сто раз рассказывает, как парень его спас. Действия в экстремальной ситуации — это одно, а обычная жизнь — другое. Она не сомневалась, что Мельхиор сохранит её тайну, а вот Ансельму никогда бы её не доверила. С него сталось бы шантажировать её, добиваясь близости. Так поступают в его ведомстве и там это не считается чем-то недостойным. Порядочность же Мельхиора была для Виолы чем-то вроде краеугольного камня мироздания. Она есть и всё.

К порядочности прилагались несомненны ум, доброта, честность и какой-никакой талант. Оценить его по достоинству Виола не могла, но магистрами сразу по двум специальностям бездарности не становятся, это очевидно. Так что если выбирать из того, что есть, бывший городской маг Эделя остаётся единственным приемлемым кандидатом. Лисимах не в счёт, он не мужчина, а подружка, тем более что в прошлом году его наконец-то окрутила какая-то шустрая ведьмочка.

Так что Мельхиор. Осталось решить, привлекает ли он её как мужчина. Надо сказать, три года относительно свободной жизни пошли ему на пользу. Раньше ей не нравилось, что он такой сутулый, почти горбатый. Видимо, жизнь в недоброжелательном Эделе слишком сильно пригнетала его к земле. Сейчас он перестал сутулиться и теперь ясно, что у него прекрасный рост и широкие плечи.

Вчера она так прекрасно выплакалась у него на груди. От него не воняло козлом, как от большинства мужчин, не пахло псиной и чем-то казённым, как от Ансельма. Грудь была твёрдая и горячая, прямо как печка, и пахло от не соответственно: немного железом и углем, немного травами, а ещё примешивался странный животный запах, который, однако, не вызывал отвращения. Скорее наоборот, привлекал.