Материнский инстинкт (СИ) - Грачева Татьяна Васильевна. Страница 14

Уложив сына спать, Яна легла рядом, продолжая крепко сжимать маленькую ладонь. Она боялась заснуть. Вдруг к ней за помощью придет какой-нибудь призрак и придется оставить Димку? Она не готова была спасать других, когда собственный ребёнок нуждался в ней.

Яна даже не поняла, когда это произошло. Сын всегда спал беспокойно, ворочался и просил грудь не меньше трёх раз за ночь, особенно если болел. Это был его детский антидепрессант. Но в этот раз он не проснулся, даже ни разу не пошевелился. Яна тронула его за руку — она была еле тёплая. Ещё не допуская в голову страшную мысль, женщина вскочила и включила свет. В искусственном свете, лицо сына выглядело белым и странно симметричным. Она кинулась к нему и принялась трясти. Голова ребёнка откинулась назад, руки и ноги безвольно повисли.

Остальное Яна припоминала смутно. Павел вызвал «скорую», врачи установили, что Дима умер всего через два часа после обследования в больнице. У ребёнка оказался загиб тонкого кишечника. Доктор по неопытности не смог увидеть этого на рентгене, не захотел позориться перед более опытными коллегами и не обратился к ним за советом. Из-за нелепой врачебной ошибки Яна потеряла сына и смысл жизнь.

Больше всего женщину удивляло, что мир не заметил отсутствия маленького мальчика. Всё так же светило солнце, опадали листья с каштана под окном, сосед выгуливал собаку.

Павел выждал два дня после похорон и отправился на работу. Со дня смерти сына они не сказали друг другу и десяти слов, но в мыслях обвиняли друг друга. Пропасть между супругами росла с каждой минутой с любым несказанным словом и утаенной эмоцией. Пока Яна витала в безвременье, погруженная в своё горе, Павел добился суда над врачом. За халатность, стоившую жизни человеку, тот получил пять лет колонии строго режима. Павел рассчитывал, что совершенное возмездие вернет супругу к жизни, но она словно таяла с каждым днем, превращаясь в собственную тень. Двадцать третьего октября 2012 года умер не только Дима, но и его мать, и то, что её сердце продолжало биться, ничего не меняло. Яна мучила себя бессонницей, напиваясь литрами кофе и энергетическими напитками, лишь бы не погрузиться в сон. Она не хотела никого спасать. Впервые женщина задумалась о природе странного дара и возненавидела его. Почему никто не пришёл предупредить, что Дима умрет? Почему она спокойно видела радужные сны, в то время когда её сын погибал в полуметре от неё? Как она могла не почувствовать как под её ладонью из самого дорогого человека по капле утекает жизнь. Почему она спасла сотни совершенно незнакомых людей, но не смогла помочь своему ребенку? Яна терзала себя вопросами и молила об избавлении от способности общаться с призраками.

Развод не стал неожиданностью ни для одного из супругов. Яна не могла смотреть в лицо мужу, и не вспоминать его нежелание ехать в больницу и спокойную уверенность, что сын проснется в полном здравии. Павел винил её в том, что она упивалась горем и забыла о его существовании. Ему необходимо было выговориться, облегчить душу, выплакаться, в конце концов, но жена не видела его, словно он стал одним из ночных гостей, ожидающих возможности наведаться в её сны.

После посещёния кладбища Яна вернулась домой, отключила телефон и достала из холодильника бутылку коньяка. Она уже не помнила, откуда в доме взялся алкоголь, может, кто-то подарил, может, сама купила. Бутылка оказалась всё ещё запечатана. Первую рюмку женщина осушила залпом, закашлялась, тут же налила вторую. Постояв несколько минут, поднесла ко рту горлышко сосуда и быстро, захлебываясь, выпила почти половину. Горло обожгло, желудок взбунтовался, готовясь избавиться от ядовитой жидкости. Яна не стала дожидаться, когда её вырвет, и кинулась в ванную комнату. Дорогостоящий напиток весь без остатка отправился в объятия унитаза. Вытерев тыльной стороной кисти рот, женщина опустилась прямо на кафельный холодный пол и зарыдала. Где-то на задворках сознания пульсировала мысль, что теперь её точно уволят, и она лишится возможности узнать лучше странного психолога с холодными глазами.

Вечером Яна снова включила телефон и сразу же обнаружила шесть пропущенных звонков и два сообщения. Звонили с работы, естественно озабоченные прогулом. Сообщения пришли от Карины. Она сразу же перезвонила девушке, так настойчиво навязывающейся в подруги.

— Карина, привет.

Трубка в одно мгновенье ожила, казалась, даже завибрировала от взволнованного голоса девушки.

— Янка, что случилось? Ты почему не пришла на работу? Диплодок тут тебя с какашками своими мезозойскими смешала.

Яна печально уточнила:

— Меня уволили?

Карина довольно хмыкнула и поспешила похвастаться:

— Шиш ей, старой корове! Я прикрыла тебя. Сказала, что ты в больнице, ехала на работу, и тут тебя скрутил аппендицит, телефон разрядился и всё такое. Кажется, поверили. — И погодя уточнила: — ну кроме Демьяна. Его фиг обманешь! Кивал так сосредоточенно, когда я заливала, а потом посмотрел на меня с жалостью и ухмыльнулся. Ну, ты не бойся, он всё равно не скажет, если сразу смолчал.

— Спасибо. — Яна, не задумываясь, солгала: — Я и, правда, приболела, кашель жуткий, попрошу отгул хотя бы дня два.

— Ну, выздоравливай. Не забудь про чеснок с медом — офигенное средство.

Яна попрощалась и снова отключила телефон.

Раз коньяк не пошёл, созрела идея напиться водкой или вином.

Два дня Яна не выходила из квартиры, практически не вставала с постели. Напиться не получилось. Едва женщина вливала в себя стакан с алкоголем, как организм поспешно очищался методом рвоты. Плотно задёрнутые шторы не впускали свет, создавая в помещении фиолетовый полумрак. Яна даже не знала, когда заканчивался и день, и наступала ночь. Не хотелось есть, не хотелось спать, хотелось просто умереть. Она постепенно впадала в состояние чёрной тоски, как оказалось, та не ушла, а просто отступила на время, затаившись в уголках сознания.

Звонок в дверь Яна услышала не сразу, сквозь пух подушек до сознания женщины добралась тоненькая трель. Яна встала и медленно побрела к двери, ни мало не заботясь о слежавшихся нечёсаных волосах и мятой пижаме. Открыв замок, она едва успела отступить назад, как в квартиру влетел отец с двумя пакетами с фирменной надписью магазина.

Григорию Николаевичу хватило беглого осмотра, чтобы догадаться, как его дочь провела последние два дня. Мужчина крепко обнял Яну за плечи и прижался губами к её волосам.

— Эх, Янковский. — Его колючая щека коснулась горячего лба дочери. — Бери пакеты, пойдем кушать.

Женщина всё так же послушано без единой эмоции на лице, взялась за ручки пакетов, принесенных отцом, и побрела на кухню.

Пока Григорий Николаевич наскоро готовил несложный ужин, Яна сидела на табурете, поджав под себя ноги, и рассеянно водила пальцем по стеклу. Веселые легкомысленные разговоры не помогли встряхнуть дочку, тогда мужчина поставил на стол жареную картошку с колбасой и прямо сказал:

— Я знаю, что тебе больно, это, наверное, невозможно пережить. Напиться пробовала?

Яна слегка кивнула.

— Не получилось.

— Всё равно бы не помогло. Время не вылечит. Сразу скажу — ты никогда не забудешь Димку, но от тебя зависит, какие это будут воспоминания.

Яна даже не смотрела в сторону отца, её плечи ссутулились, руки сжались на краю столешницы.

— У нас не было красок, а на улице шёл дождь. Я достала черничное варенье, и мы разрисовали старую простынь. Димка весь извалялся и стал сладким, словно черничный пирожок.

Григорий Николаевич постарался улыбнуться.

— Помнишь, однажды летом, когда ты привезла его к нам, он наелся собственных какашек. Ты сначала подумала, что это шоколад и отругала нас с матерью. А Димка все чавкал, пока ты бесилась и обещала больше никогда его не оставлять внука таким беспечным бабушке и дедушке.

Накормив дочку, Григорий Николаевич заставил её принять душ и лечь спать. Оставшись в одиночестве, он расположился на кухне в компании бутылки водки и мясной нарезки. Раньше мужчина не думал, что роль отца окажется настолько сложной.