Гнев Тиамат (ЛП) - Кори Джеймс. Страница 41

В глубине комнаты болталась троица техников жизнеобеспечения, обсуждая проблемы очистки воды. Она с трудом поборола искушение вступить в беседу. Слыша нормальный человеческий разговор, не включавший её, Наоми чувствовала себя голодающей, уловившей запах свежей еды, но неспособной попробовать её на вкус. Она не представляла, как сильно скучала по людям, пока не оказалась среди них. Увидеть, как в столовую вплывает Эмма, оказалось сущим облегчением.

За время отшельничества Наоми выяснила, что Эмма носила фамилию Панкара, прежде чем стать Зомороди по рабочему контракту с четырьмя другими людьми. На Европе в Солнечной системе, и на Сарасвати, одной из трёх обитаемых планет системы Тридеви, у неё жили братья и сёстры. До присоединения к Транспортному Союзу она работала в частной охране. У неё был кальян, способный функционировать при ускорениях до пяти g и в невесомости. И она всегда с радостью общалась с Наоми, отчего её компания ценилась дороже золота. Эмма притормозила у раздатчиков, взяла грушу чего-то неизвестного, и подплыла, чтобы остановиться рядом и принять ту же ориентацию в пространстве.

– Порядок? – спросила Наоми.

Эмма покачала открытой ладонью в жесте неопределенного ответа – более-менее.

– Капитан Бёрнхем не желает со мной говорить, а Чак – затыкаться.

– Навешала я на тебя проблем, – посетовала Наоми.

– Я их сама на себя навешала, – ответила Эмма, взламывая мембрану на своей груше. – Ты просто появилась, когда они рванули.

– Справедливо, – согласилась Наоми.

Поразительно, насколько приятно общаться без световой задержки. Даже если разговоры самые простые. Особенно если простые.

– Чак, похоже, порядочный человек. Он в подполье?

Эмма усмехнулась.

– Не годится он. Слишком нервный. Единственная причина, по которой он ещё не обдолбался эйфориками – он верит, что никто ничего не доложит комиссару на транзитной станции. У половины людей на корабле есть тайны, которые они хотели бы скрыть от пристального внимания, а другой половине с ними ещё работать.

– Как-то это шатко.

– А так и есть, – подтвердила Эмма. – Но мы используем то, что имеем. Кроме того, вся наша борьба на этом держится, разве нет?

– С чего ты взяла?

Эмма долго и сосредоточенно тянула из груши, потом пожала плечами и проглотила.

– На первом корабле, на который я попала после того, как ушла из Пинкуотера, старпом втюрилась в одного из механиков. Оба были почти детьми. Гормонов больше, чем крови. У компании запрет на нерабочие связи, но что с таким поделаешь? Старпом начала механика доставать. Через корабельную систему следила, кто где находится, в смену и на отдыхе. А механику не понравилось. Ну и сцепились они однажды посреди медотсека – крик, ор. Старпом расплакалась. Заперлась в каюте и не выходила два дня. И хороший старпом была, да и механик стоящий. Но обоих уволили. Потому что правила.

– Так ты видишь смысл подполья? – с искренней улыбкой спросила Наоми. – Борьба союза за свободу любовных драм?

– Легко создавать правила, – ответила Эмма. – Строить системы с совершенной логикой и строгостью. Всё, что требуется, – забыть о сострадании, да? А потом поместить туда человека, а если он ничего не всосал, то сам и виноват. А правила ни при чём. Только всё мало-мальски стоящее мы делаем с людьми. С дурными, глупыми, лживыми, необязательными людьми. Лаконианцы опять совершают ту же ошибку, что и всегда. Правила хороши, и отлично бы работали, будь мы каким другим видом.

– Такие слова я слышала от другого человека.

– Я за это умру, – сказала Эмма. – Умру за право людей облажаться, и всё равно рассчитывать на милосердие. Ты здесь не за этим?

Теперь Наоми видела другую женщину. Сжатые от гнева челюсти и боль в голосе. Интересно, не Эмма ли тот старпом. Хотя какое это имело значение?

– Каждого привели сюда собственные причины, – ответила она. – Не важно какие, важно, что мы здесь.

– Твоя правда, – согласилась Эмма.

Наоми рассмеялась, тяжело и горько.

– А вообще, слишком много времени я извела на людей, угрожавших пристрелить меня, если я не подчинюсь их правилам. Эту чашу я испила до дна.

– Пусть никогда не наполнится, – ответила Эмма.

Влетевший в столовую плосколицый человек с офицерскими нашивками скользнул по ним незаинтересованным взглядом, но узнав, уставился снова. Техники жизнеобеспечения посмотрели на него, на Наоми, и подались к выходу, по дороге побросав груши в переработчик. Офицер подлетел к раздатчику, заказал какой-то напиток – кофе, чай или мате – и больше не оглядываясь, покинул помещение. Но воздух, казалось, стал холодней от его неодобрения.

– Тебе всего хватает? – спросила Эмма, словно и не заметив этой пантомимы.

Однако в вопросе скрывался больший смысл, чем донесли слова.

– У меня всё хорошо, – ответила Наоми. – По крайней мере, до порта, а там...

– Мы переправим тебя в безопасное место. Но вот дальше...

Дальше она всё ещё останется преступницей, беглянкой. Мышью в поисках безопасной дыры. Вот что дальше.

– Я знаю. Может быть, Саба придумает для меня план.

– Подержу за тебя кулачки. А если что понадобится до тех пор, лучше обратись ко мне, а не к Чаку.

Эмма высосала из груши остатки пасты, причмокнула губами, и направилась к двери. Наоми задержалась в интендантской ещё на пару минут. Забирая в каюту грушу с чаем, она чувствовала себя виноватой, но лишь самую малость.

«Бикаджи Кама» – массивный корабль шестиста метров в длину и такой ширины, чтобы глядя на схему назвать его «приземистым». Несколько десятилетий назад его построили как паром, способный разом перевезти в какой-то из отдалённых миров достаточно людей и припасов для создания колонии. Вместе со зданиями, переработчиками, почвой, реакторами, топливом. Всем необходимым человечеству, чтобы пустить корни в недружественной инопланетной экосфере, исключая разве что моду и инструкции по охмурению механиков. Залы окрашены в казённый зеленый цвет, где уступов и поручней человек не касался неделями. Корабль ревниво берёг воду, вместо испаряющих линий рассеивая тепло пассивными радиаторами, отчего внутри сохранялась температура выше, чем нравилось Наоми.

Каютка была совсем крошечная. Меньше и контейнера, и некоторых кладовок на «Роси». Гель в дешёвом амортизаторе пованивал, а ширины кушетки не хватало, чтобы раскинуть руки. У астеров такой дизайн назывался «чувство локтя», потому что стоило руке соскользнуть за край амортизатора во сне, внезапное торможение легко выламывало её. Один из предыдущих постояльцев изобразил на антиударном покрытии жестокую перестрелку между двумя группами схематичных человечков, раскрасив круги на месте голов у одной группы, и оставив головы других блёклыми и пустыми. Наоми пристегнулась, и вошла в корабельную систему с фальшивого аккаунта, выданного Чаком, собираясь поработать.

Забавно, но с нынешним доступом она получала больше информации, чем из пассивных каналов, на которые полагалась раньше. Она старалась не злоупотреблять, и не поднимать больше красных флажков сверх уже поднятых. Её интересовали лаконианские комиссары и изменения в правилах надзора, а данные могло предоставить зеркало информационной базы Союза. К тому же эту же информацию могли искать, – и искали, – многие на «Каме». Отличался только её взгляд на результат.

Она ошиблась, сочтя отправку комиссара специфичной акцией именно для Солнечной системы. Они все ошиблись. Ещё один отправился на Оберон, и это в корне меняло расклад. Теперь, когда она знала, куда смотреть, рисунок складывался сам. Транзит грузовиков задерживался в «Медине», или их придерживали. Проверки прошли на всех судах, где системы жизнеобеспечения работали на предположительно максимальной нагрузке.

Пока это лишь догадка. Все источники открытые. Но если бы огромная волна лаконианских бюрократов тихо распространялась по всем колониальным мирам, без фанфар и лишней помпы создавая новый уровень инфраструктуры, это выглядело бы именно так. Один комиссар – частный случай. Два – в Солнечной системе и на Обероне, – угроза. Тайно установленный чиновничий аппарат присмотра за транзитными станциями, – эскалация. И если Лакония, продолжая тенденцию, усадит своих офицеров на корабли, конец их игре в напёрстки.