Гнев Тиамат (ЛП) - Кори Джеймс. Страница 77

– Из всего этого?

– Из той части, где тебя окружают психопаты и политики. Украдём маленький корабль, отправимся в захолустную колонию, и проведем остаток жизни, пытаясь заставить огурцы расти в ядовитой среде. Это будет здорово.

– Это был бы рай, – согласилась она. – Поспи ещё немного. Я вернусь, как только смогу.

Ночью в Государственном здании было почти приятно. Видимо, из-за тишины – казалось, что это свобода. Охранников было не меньше, чем дронов наблюдения. Просто тысячелетия человеческой эволюции заставляли её поверить, что всё, происходящее во тьме, – скрыто, сакрально и особенно. Сунув руки в карманы, она пошла к столовой. Там обязательно что-нибудь найдётся – как минимум, кофе и подслащённый рис. Сейчас в ней в любом случае не удержится что-то большее.

Работа у Кортазара изнуряла. Лаборатория располагала несколькими неплохими программами для интерпретации контекста. Они помогали разобраться в заметках Кортазара, сформулированных с позиции наноинформатики – в сложно-мнимой потере данных, функциях Деринера, неявных множителях, – переводя их в понятия экзобиологии, такие как «функциональная регуляция устойчивых генов». Она не представляла, как любая из этих терминологий поможет растолковать суть проблемы адмиралу Трехо, но если уж она однажды смогла объяснить студентам конвергентную эволюцию, то и тут, наверное, что-нибудь придумает.

В столовой тоже было светло и тихо. При входе ей кивнул какой-то служащий. Или охранник. Без разницы. Элви взяла себе чашку чая, – от кофейного аппарата несло чем-то слишком кислым и агрессивным, когда она проходила мимо, – и бублик, с маслом и желе. Она не хотела идти в загон, или частную лабораторию Кортазара. Не хотела провести ещё один день с Карой и Заном. Не хотела оставаться и здесь. Но больше всего не хотела делать то, что должна. Рассказывать Трехо о Кортазаре.

Она хотела доказательств. Метафорического дымящегося пистолета в его заметках. Она перебрала всё, что смогла найти о трансфигурации Дуарте – её термин, не их! – в надежде найти что-то, что явно покажет: Кортазар не позволил бы Терезе пойти по стопам отца, он даже не собирался. Но там ничего не было. Либо он никогда не доверял такие мысли записям, либо вычистил их достаточно тщательно, чтобы она не сумела ничего найти.

В её ручном терминале имелась напоминалка. Программа предупреждала Элви о начале различных собраний, но там была и функция оповещения о том, что некая группа людей уже собралась вместе. Элви назначила фиктивную встречу с Кортазаром и Терезой на неопределенное время. И теперь, каждый раз, когда они оказывались в непосредственной близости, ей приходило уведомление, и будет приходить, пока один из них не обнаружит запись о встрече в своём графике, и не удалит её. Она была почти уверена, что её неожиданное появление в медицинском крыле – единственное, что помешало Кортазару продвинуть вперёд работу с Терезой.

И под словом «работа» она подразумевала вивисекцию.

Она дожевала бублик, запила его остатками чая. До рассвета ещё часы, и если тянуть, мужество её оставит. Она прибрала за собой, потянулась до боли в ногах, и подошла к служащему.

– Чем я могу вам помочь, мэм?

– Мне нужно поговорить с адмиралом Трехо.

Когда она добралась до кабинета Трехо, тот уже оделся. Ярко-зелёные глаза опухли от недосыпания, а рубашка выглядела мятой, ношеной слишком много дней подряд. На столе валялась кучка использованных одноразовых дисплеев – осколки потока важных отчётов изнутри системы, и из всех систем за её пределами. Он улыбался тёплой, хорошо отработанной, и, вероятно, совершенно неискренней улыбкой.

Элви тяжко трудилась, её вымотал весь этот калейдоскоп с обезумевшим императором, ученым-убийцей и монстрами – уничтожителями цивилизаций, сожравшими её команду, и откусившими кусок от неё самой. Но было довольно неудобно думать, что Трехо находится под ещё большим давлением, чем она.

– Доктор, – сказал Трехо. – Рано же вы встаёте.

– Как и вы.

Он указал на стул.

– Я наоборот припозднился. Координация с другими системами прошла... сложно. Я делегирую всё, что могу, но верховный консул не спит, а быть и им, и мной... очень утомляет.

– Когда вы в последний раз спали?

– Всю ночь? Честно говоря, чтобы ответить, мне потребуется немного посчитать.

Элви села, сложила на коленях руки. Тревога шипела и искрила в груди, как фейерверк. «Сон» казался словом из неизвестного языка. Никто из них уже не знал, что значит этот термин.

– Я могу вам чем-то помочь, доктор Окойе? – напомнил о себе Трехо. Элви поняла, что на мгновение отвлеклась.

– У меня нет веских доказательств, – сказала она, – но я думаю, что доктор Кортазар хочет нанести вред дочери высокого консула. Или даже убить.

Трехо вздохнул и опустил взгляд. Элви собралась. Она сама знала, насколько тонок аргумент. Даже появление Холдена с прямыми обвинениями не могло добавить веса её словам. Наоборот, то, что она прислушалась к преступнику, лишь подорвало бы её собственный статус, а не прибавило авторитета. Но Элви глубоко верила, что это правда. И готовилась воткнуть флаг, и защищать свою позицию до последнего, до тех пор, пока Трехо не воспримет её всерьёз.

Она ожидала услышать «какие доказательства у вас есть?» или «что заставило вас так думать?» или «а зачем ему это делать?». Но вместо этого адмирал лишь потянул шею, пока та не щёлкнула, и спросил:

– В состоянии высокого консула что-нибудь изменилось?

– Нет, насколько я заметила, – ответила она. – Но...

– Что мы можем сделать, чтобы привести его в чувство?

– Я не знаю. Честно говоря, не знаю даже, возможно ли это вообще.

– То, что с ним сделали изначально, – сказал Трехо. Его голос скрипел. От разочарования, или страха. Или от гнева. – Почему нельзя это обратить?

– По той же причине, по которой нельзя достать молоко из кофе, или собрать обратно яйцо. Физика полна вещей, которые работают только в одном направлении. Вот одна из них.

– Регенерация. Если мы восстановим его центральную нервную систему так же, как лечим травмы головы?

Элви смутилась. Она представляла несколько версий этого разговора, но ни одна не предполагала игнорирования её страхов, и перевода темы. Она не знала, как себя вести.

– Ну, хм... всё не совсем так. Клетки в его мозгу не повреждены. Кортазар изменил способ их функционирования. А восстановление тканей – это поиск повреждённых областей, и стимулирование роста новых клеток.

– Если мы намеренно повредим его мозг, и накачаем здоровыми клеточными линиями, он отрастёт?

– Простите?

– Сожжём его гиппокамп, и регенерируем его. Потом затылочную долю, или что там ещё. Переберём по частям его мозг, убьём то, что есть, и заменим свежей тканью, которая функционирует как нормальная человеческая. И так его восстановим. Это сработает?

– Я... я не знаю, – ответила Элви. – Это парадокс «корабля Тесея». Если заменить все части целого, останется ли оно тем же целым? Это из области философии. Но даже без парадокса, восстановление центральной нервной системы – очень сложная работа. Надо консультироваться с докторами медицинских наук. С врачами. А я биолог.

– Кортазар проконсультировался.

– Кортазар глубоко ущербен этически, – возразила Элви. – Я почти уверена, что он использовал Дуарте в качестве подопытного животного, чтобы обойти тонкие моменты, и выработать методику собственного лечения в будущем, и думаю, Терезой он планирует пожертвовать тоже. Это я и пытаюсь вам сказать.

– А что насчёт тех, кто атаковал пространство колец? Можем ли мы однозначно понять, представляют ли они постоянную угрозу или нет? Если я отправлю другой корабль на место «Медины», его сожрут? Или мы в безопасности, пока не взрываем нейтронные звёзды?

Элви не собиралась смеяться. Так само вышло. Профессиональная маска Трехо соскользнула лишь на миг, и под ней она увидела ярость и отчаяние.