Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности - Сникет Лемони. Страница 11

– Вот смех! – солгал он. – Представляете, если бы вы и вправду были Графом Олафом! Забавно, да, учитель Чингиз? Ведь тогда ваш тюрбан был бы маскарадом!

– Мой тюрбан? – переспросил учитель Чингиз. Свирепое выражение глаз исчезло, он решил (и, разумеется, был не прав), что Клаус шутит. – Маскарад? Хо-хо-хо!

– Хи-хи-хи! – вторил ему Ниро.

Вайолет и Солнышко сразу смекнули, куда клонит Клаус, и решили ему подыграть.

– Ой, правда, учитель Чингиз, – воскликнула Вайолет, как будто тоже шутила, – снимите тюрбан, покажите вашу единственную бровь, не прячьте ее! Ха-ха-ха!

– Ну вы и шутники! – вскричал Ниро. – Да вы все трое прямо профессиональные комики!

– Воносок! – выкрикнула Солнышко с деланой улыбкой, обнажившей все ее четыре зуба.

– Ах да, – поддержал ее Клаус. – Солнышко права! Будь вы действительно переодетый Граф Олаф, ваши кроссовки закрывали бы татуировку!

– Хи-хи-хи! – засмеялся Ниро. – Ну прямо три клоуна!

– Хо-хо-хо! – произнес Граф Олаф.

– Ха-ха-ха! – Вайолет даже стало подташнивать от своего ненатурального смеха. Глядя вверх на Чингиза и улыбаясь изо всех сил, так что зубы заныли, она привстала на цыпочки и потянулась к тюрбану. – Сейчас возьму и сорву, – сказала она, притворяясь будто шутит, – и покажу вашу единственную бровь!

– Хи-хи-хи. – Ниро затряс косичками от смеха. – Вы прямо как три дрессированные обезьянки!

Клаус присел на корточки и схватил Чингиза за ногу.

– А я сейчас сниму с вас кроссовки, – сказал он как будто по-прежнему в шутку, – и покажу татуировку!

– Хи-хи-хи! – закатился Ниро. – Вы прямо как три…

Бодлерам не пришлось узнать, кто они такие на этот раз: учитель Чингиз вытянул свои длинные руки и схватил одной рукой Клауса, а другой – Вайолет.

– Хо-хо-хо, – сказал он и внезапно перестал смеяться. – Я, разумеется, не могу снять кроссовки, – голос его вдруг сделался серьезным, – я только что бегал, и ноги у меня вспотели. А тюрбан я не могу снять по религиозным причинам.

– Хи-хи… – Ниро оборвал смех и тоже посерьезнел. – Ну что вы, учитель Чингиз. Мы бы ни за что не заставили вас нарушить религиозные обычаи, а запах от ваших ног мне в кабинете совершенно ни к чему.

Вайолет сделала еще одну попытку коснуться тюрбана, а Клаус потянулся к кроссовке зловредного учителя, но тот крепко держал их обоих.

– Черт! – выпалила Солнышко.

– Шутки кончены! – заявил Ниро. – Спасибо, дети, за то, что развлекли меня с утра пораньше. До свидания, желаю приятного завтрака без серебряных ложек и вилок! Так, а вы, учитель Чингиз? Чем могу служить?

– Ничем, Ниро, – проговорил Чингиз. – Мне просто захотелось поднести вам розу вместо подарка от благодарного слушателя за вчерашний чудесный концерт!

– Ах, спасибо. – Ниро принял розу и с наслаждением втянул аромат. – Вчера я действительно был в ударе, не правда ли?

– Само совершенство, – отозвался Чингиз. – Когда вы играли сонату первый раз, она меня глубоко растрогала. На второй раз у меня на глазах выступили слезы. На третий я рыдал. На четвертый я просто не мог совладать с обуревавшими меня чувствами. На пятый…

Что произошло дальше, Бодлеры не услышали, потому что за ними захлопнулась дверь. Дети обменялись удрученными взглядами. Они чуть-чуть не разоблачили учителя Чингиза, но чуть-чуть не считается. Молча они побрели в сторону столовой. Очевидно, Ниро уже успел позвонить работникам в металлических масках, так как Вайолет и Клаус не получили серебряных ложек и вилок, когда подошла их очередь. В Пруфрокской подготовительной школе, правда, не давали на завтрак овсянку, но и перспектива есть яичницу-болтунью руками тоже не порадовала Вайолет и Клауса.

– Пусть тебя это не волнует, – утешила ее Айседора, когда Бодлеры с унылым видом уселись рядом с Квегмайрами. – Мы с Клаусом будем есть по очереди моей вилкой, а ты, Вайолет, можешь меняться с Дунканом. Расскажите, как там все происходило у Ниро в кабинете.

– Не очень удачно, – призналась Вайолет. – Слишком скоро появился учитель Чингиз, и мы старались не показать вида, что на самом деле узнали его.

Айседора достала из кармана записную книжку и прочла вслух:

– Я только что написала. Толку от этого, наверное, мало, но я подумала, что вам будет приятно послушать.

– Очень приятно, – заверил ее Клаус. – И это вправду была бы большая удача. Но рассчитывать на это не приходится.

– Ничего, придумаем что-нибудь другое. – И Дункан протянул вилку Вайолет.

– Надеюсь, что придумаем, – согласилась Вайолет. – Граф Олаф имеет привычку быстро приводить в исполнение свои злодейские планы.

– Козбал! – крикнула Солнышко.

– Солнышко хочет сказать: «У меня есть план»? – спросила Айседора. – Я пытаюсь понять, на каком принципе основана ее манера говорить.

– Я думаю, она скорее хочет сказать: «Вон идет Кармелита Спатс». – Клаус кивком указал на другой конец столовой.

И в самом деле, прямо к ним направлялась Кармелита Спатс, самодовольно улыбаясь во весь рот.

– Привет, кексолизы, – сказала она. – Передаю поручение от учителя Чингиза. Теперь я буду его личным посыльным, потому что я самая сообразительная, самая хорошенькая и самая приятная девочка в школе.

– Ох, перестань хвастаться, Кармелита, – оборвал ее Дункан.

– Тебе просто завидно, что учителю Чингизу я нравлюсь больше, чем ты, – огрызнулась Кармелита.

– Меня совершенно не интересует учитель Чингиз, – сказал Дункан. – Давай говори, какое поручение, и исчезни.

– Такое: трем бодлеровским сиротам следует явиться сегодня вечером на лужайку сразу после обеда.

– После обеда? – удивилась Вайолет. – Но ведь после обеда мы обязаны идти на скрипичный концерт.

– Ну а приказ учителя Чингиза такой, – настаивала Кармелита. – Он сказал, если не явитесь, вас ждут большие неприятности. Так что будь я Вайолет, я бы…

– Но ты, слава богу, не Вайолет, – прервал Дункан. Конечно, прерывать говорящего не очень-то вежливо, но иногда, если говорящий вам очень не нравится, удержаться трудно. – Спасибо за сообщение и до свидания.

– Полагается, – не отставала Кармелита, – дать личному посыльному на чай, когда он доставляет сообщение.

– Если ты сейчас же не оставишь нас в покое, – вмешалась Айседора, – я тебе яичницу нахлобучу на голову.

– Ты просто завистливая кексолизка, – фыркнула Кармелита, но отстала от Бодлеров и Квегмайров.

– Не волнуйтесь, – ободрил Дункан Бодлеров, удостоверившись, что Кармелита уже не может их слышать. – Сейчас еще утро. У нас весь день впереди, что-нибудь придумаем. Давай, Вайолет, возьми еще яичницы.

– Нет, спасибо, – отозвалась Вайолет. – У меня что-то нет аппетита.

И это было понятно. Ни у кого из Бодлеров не было аппетита. Они вообще не очень-то жаловали яичницу-болтунью, особенно Солнышко, она предпочитала твердую пищу, в которую можно вонзить зубы. Но сейчас отсутствие аппетита не имело отношения к яичнице. Оно, естественно, имело отношение к учителю Чингизу и полученному приказу. Детям не давали покоя мысли о предстоящем свидании с ним на лужайке после обеда, причем абсолютно наедине. Дункан был прав, говоря, что сейчас утро и впереди у них целый день и можно успеть что-то придумать. Но Бодлеры чувствовали себя совсем не по-утреннему. Вайолет, Клаус и Солнышко сидели за столом, не в силах проглотить ни кусочка, и им казалось, что солнце уже село. Им казалось, что уже наступил вечер и учитель Чингиз ждет их. Было еще только утро, но бодлеровским сиротам казалось, что они уже в его лапах.

Глава седьмая

Тот день в школе был особенно изуверским. В данном случае это означает, что рассказы мистера Реморы были особенно скучны, одержимость миссис Басс метрической системой особенно невыносима, а административные требования Ниро особенно трудны. Но всего этого Вайолет, Клаус и Солнышко как-то не замечали. Всякий, кто, не зная Вайолет, увидел бы, как она сидит за партой с подвязанными лентой волосами, чтобы не лезли в глаза, мог бы решить, что она внимательным образом слушает. Однако мысли ее бродили далеко-далеко от скучных историй мистера Реморы. А завязала она волосы, конечно, для того, чтобы сосредоточить свой острый изобретательский ум на стоящей перед ними проблеме, и ей не хотелось уделять ни капли внимания жующему бананы человеку, который болтал тут перед ними.