Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности - Сникет Лемони. Страница 13

Подойдя ближе, дети увидели, что он держит обе руки за спиной, как будто прячет что-то.

– Вам было велено явиться сюда сразу после обеда, а вы пришли позже.

– Извините нас, – сказала Вайолет, вытягивая шею и пытаясь подглядеть, что там у него за спиной. – Без ложек и вилок мы ели дольше.

– Будь вы посообразительнее, – проворчал Чингиз, – одолжили бы у ваших друзей.

– Нам это не пришло в голову. – Когда приходится отчаянно лгать, в желудке от чувства вины нередко начинается дрожь, и сейчас Клаус почувствовал, что у него внутри все дрожит. – Какой вы все-таки умный, – добавил он.

– Я не только умный, – поправил Чингиз, – но и очень сообразительный. Итак, за работу. Даже такие тупицы, как вы, наверняка не забыли, что я говорил про сирот – что у них строение костей отлично подходит для бега. Вот почему вам предстоит выполнять Особые Сиротские Пробежки Аллюром [3], или, сокращенно, ОСПА.

– Уладу! – вскрикнула Солнышко.

– Моя сестра хочет сказать: «Как увлекательно!» – разъяснила Вайолет, хотя на самом деле «уладу» означало: «Хорошо бы знать, Чингиз, что вы на самом деле затеваете».

– Меня радует ваш энтузиазм, – одобрил Чингиз. – В некоторых случаях он восполняет нехватку мозгов.

Он вынул из-за спины руки, и дети увидели, что он держит большую жестянку и длинную колючую кисть. Из открытой банки струилось белое призрачное сияние.

– Так, прежде чем начать ОСПА, требуется сделать дорожку. Это фосфоресцирующая краска, то есть она светится в темноте.

– Как интересно, – пробормотал Клаус, который уже два с половиной года знал, что значит «фосфоресцирующая».

– Ну раз тебе так интересно, – глаза у Чингиза светились не хуже краски, – получай кисть. Держи. – И он сунул длинную колючую кисть Клаусу в руки. – А вы, девицы, держите банку с краской. Вы должны нарисовать на траве большой круг, чтобы видеть беговую дорожку, когда побежите. Ну, давайте, чего вы ждете?

Бодлеры переглянулись. Ждали они, естественно, того, чтобы Чингиз объяснил, для чего вся эта затея с краской, кистью и нелепыми Особыми Сиротскими Пробежками Аллюром. Но они рассудили, что лучше поступать, как велит Чингиз. Нарисовать большой светящийся круг на лужайке казалось вроде бы не очень опасным, поэтому Вайолет взяла банку с краской, а Клаус окунул в нее кисть и начал рисовать большой круг. Солнышко на время оставалась, если можно так выразиться, пятым колесом в колеснице, иначе говоря, «ничем, собственно, не могла помочь», но она поползла рядом с братом и сестрой, оказывая им моральную поддержку.

– Больше! – заорал Чингиз из темноты. – Шире!

Следуя его указаниям, Бодлеры стали рисовать круг больше и шире и всё удалялись от Чингиза, оставляя на траве светящуюся кривую линию. Они вглядывались в вечерний полумрак, думая, где же прячутся тройняшки Квегмайр и удалось ли им вообще сбежать с концерта. Но вот солнце зашло, и единственное, что они видели, был ярко светящийся круг на лужайке, неясная фигура Чингиза и белевший в темноте тюрбан, который казался плывущим в воздухе черепом.

– Больше! Шире! Впрочем, ладно, хватит, и так большой и широкий. Заканчивайте здесь, где я стою. Поторопитесь!

– А что мы в действительности делаем? – шепнула Вайолет брату.

– Не знаю, – ответил Клаус. – Я прочел всего пару книг про краску. Знаю, что краска бывает ядовитой и может вызвать осложнения при родах. Но ведь Чингиз не заставляет нас есть краску, и ты не беременна, так что не представляю, что все это значит.

Солнышку хотелось добавить: «Гаргаба!» – что означало: «Может быть, фосфоресцирующая краска служит каким-то световым сигналом?», но Бодлеры уже завершили круг и оказались так близко к Чингизу, что разговоры пришлось прекратить.

– Пожалуй, достаточно, сироты. – Чингиз выхватил у них кисть и жестянку с краской. – Так, теперь займите места на стартовой линии и, когда я свистну в свисток, бегите по кругу, пока я не скомандую «Стой!».

– Что-о-о?! – вырвалось у Вайолет.

Как вам, я уверен, известно, на свете существует два типа «что?». Первый просто означает: «Простите, я не расслышал. Будьте добры, повторите». Второй тип более сложный и означает что-то вроде: «Простите, я расслышал, что вы сказали, но не могу поверить своим ушам». Вот этот тип «что?» и употребила Вайолет. Она стояла рядом с Чингизом и несомненно слышала, что изрек вонючий рот этого гадкого субъекта. Но ей не поверилось, чтобы Чингиз собирался просто тренировать их на беговой дорожке. Он был до такой степени подлый и гадкий, что старшая из Бодлеров просто не могла допустить, чтобы злодейский план состоял всего лишь в обыкновенных гимнастических упражнениях.

– Что-о-о?! – повторил издевательским тоном Чингиз. Он, видимо, копировал Ниро, иначе говоря, «позаимствовал у того манеру передразнивать, чтобы посмеяться над детьми».

– Я знаю, знаю, сиротка, ты меня слышала. Ты же стоишь рядом со мной. Так, займите места, все трое, и бегом, как только я подам сигнал.

– Но ведь Солнышко еще совсем маленькая! – запротестовал Клаус. – Она не умеет бегать, во всяком случае квалифицированно.

– Значит, пусть ползет как можно быстрее, – ответил Чингиз. – Так, на старт, внимание, марш!

Чингиз поднес к губам свисток, свистнул, и бодлеровские сироты побежали, стараясь держаться рядом, хотя длина ног у них была разная. Они проделали один круг, потом второй, и еще один, и еще, а потом еще пять и еще один, а потом семь и еще один, и три, и два, и еще один, и еще один, и еще шесть, а дальше они сбились со счета.

Учитель Чингиз продолжал дуть в свисток, а иногда выкрикивал что-то скучное и бесполезное: «Дальше!» или «Еще круг!». Дети глядели под ноги, чтобы не отклониться от светящейся линии, взглядывали на Чингиза, который то становился неясной фигурой, а то, когда они заканчивали круг, опять делался отчетливым, и они вглядывались в темноту – не мелькнут ли где Квегмайры.

А время от времени Бодлеры поглядывали друг на друга. Но все это молча, даже когда удалялись от Чингиза и он не мог их подслушать. Одной из причин молчания была необходимость экономить энергию. Хотя они и находились в неплохой физической форме, им все-таки никогда в жизни не приходилось столько бегать, они довольно скоро запыхались, и уже было не до разговоров. А другой причиной являлось то, что Вайолет уже высказалась за всех, задав вопрос второго типа: «Что-о-о?!» Учитель Чингиз продолжал дуть в свисток, дети продолжали бегать и бегать по кругу, и в голове у них крутился тот, второй, более сложный вопрос. Они расслышали приказ учителя Чингиза, но никак не могли поверить, чтобы его злодейские планы ограничивались Особыми Сиротскими Пробежками Аллюром. Бодлеровские сироты бегали по светящемуся кругу, пока первые лучи восходящего солнца не начали отражаться в драгоценном камне на тюрбане Чингиза, а в голове у них звучало только одно: «Что? Что? Что?»

Глава восьмая

– Что-о-о? – переспросила Айседора.

– Я сказал: «Наконец, когда встало солнце, Учитель Чингиз разрешил нам прекратить пробежки и отпустил спать», – повторил Клаус.

– Сестра не то что не расслышала твоих слов, – объяснил Дункан, – она слышала, но не поверила своим ушам. По правде говоря, я тоже с трудом этому верю, хотя все видел своими глазами.

– Я и сама не могу поверить. – Вайолет поморщилась, беря в рот лист салата, полученный в качестве ланча от кухонных работников в масках.

Дело происходило на следующий день. Трое бодлеровских сирот беспрерывно морщились, иначе говоря, «хмурились от боли, страха и страданий». Когда учитель Чингиз назвал их ночные занятия ОСПА, он просто использовал начальные буквы слов Особые Сиротские Пробежки Аллюром, но дети сочли это сокращение как нельзя более уместным. Ведь оспа – болезнь, а после целой ночи пробежек они весь день чувствовали себя больными. От ночной беготни у них сильно болели ноги. От усталости им даже не хватило сил надеть шумные башмаки, когда они наконец добрались до Сиротской лачуги и легли спать. Вот поэтому пальцы на ногах детей пострадали от клешней маленьких крабов, отстаивающих свою территорию. Голова раскалывалась, что естественно, когда не выспишься. Кроме того, сироты всю ночь мучились, пытаясь догадаться, зачем учитель Чингиз заставил их делать эти пробежки. У Бодлеров болели ноги, болели пальцы на ногах, болели головы, и неудивительно, если бы у них вскоре заболели мышцы лица вокруг глаз – ведь они весь день морщились.