Мальчик-убийца (СИ) - Воронцов Александр Евгеньевич. Страница 18

А про каких детей? Да хотя бы про Чили, кстати, в стихотворении он упоминает переворот в Чили. То есть, Максим высказывает свою гражданскую позицию. И в этом я с ним согласен — мы давно уже проводим наши праздники настолько формально, что наши ученики понимают, что все делается «для галочки». А именно это и является проблемой.

— Ну, хорошо, а вот он говорил о том, что мы просто живем, «равняйся налево, равняйся направо» — он же насмехался! — голос исторички был близок к ультразвуку.

— Да он и не думал… — директор начал отвечать, уже раздражаясь, но ему помешали.

— Простите, что вхожу без стука… — молодой и очень, так сказать, «по-зарубежному» одетый мужчина перебил преподавателя и директора, неслышно оказавшись в кабинете директора школы.

Василий Кириллович недовольно поморщился. Этот франт бывал у него раньше, показал удостоверения сотрудника КГБ, причем, не местного, Днепропетровского управления, а Московского, точнее, Союзного. И он, директор, имел с этим сотрудником длительную беседу, которая, в основном, касалась именно четвероклассника Максима Зверева.

— Инна Ивановна, извините, товарищ из…

КГБ-шник сделал движение глазами, директор понял.

— … товарищ из горкома партии, у него срочное дело…

— … так что сигнализировать никуда не надо, горком в курсе, а лично я, наоборот, одобряю, когда в школе такие еще совсем юные пионеры — или уже комсомолец? — франт вопросительно посмотрел на директора.

— Нет, Зверев еще пионер, да к тому же он в нашей школе только с этого учебного года, еще вопрос о комсомоле рано ставить, — отчитался директор.

— Ну, все равно совсем юные пионеры переживают за страну, за ее — и наше — светлое будущее. Такое можно только поощрять. Ведь он не дежурные стихи про Великий Октябрь отбарабанил, не про дедушку Ленина заезженные сказки рассказывал — парень о фашизме говорил. И про Боливию, и про Парагвай мало кто сегодня помнит. Да и про Чили забывать стали — вышли на дежурный митинг за освобождение Луиса Корвалана [15], постояли, помитинговали и по домам. Так что, уважаемая Инна Ивановна, партийные органы благодарят Вас за бдительность, но этот вопрос мы будем обсуждать не здесь и не сейчас. Вы позволите мне переговорить с Василием Кирилловичем?

— Да-да, конечно, разумеется… — историчка была ошарашена. Видимо, случай подсидеть директора показался ей весьма перспективным, а тут такое…

Косица вышла из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Вначале она по старой привычке хотела было постоять и подслушать. Но потом решила, что сие весьма рискованно и неизвестно, как все обернется. Поэтому все же удалилась.

— Слушаю Вас, Сергей… — директор запамятовал отчество сотрудника спецслужбы.

— Можно просто Сергей. — улыбнулся комитетчик.

— Чем могу быть полезен органам? — Василий Кириллович был сама любезность.

— Да, собственно, ничем. Пусть все остается, как есть — ведь ненужную инициативу Вашей подчиненной я, кажется, пресек?

— Ну, Инна Ивановна — секретарь нашей парторганизации, ей по должности положено…

— Вот давайте положим сегодняшнюю, а также все последующие истории с Вашим учеником Максимом Зверевым куда-нибудь в сейф и какое-то время не будем о нем вспоминать. Пусть мальчик учится, если он талант — пусть выступает на концертах. Любопытно, конечно, было бы почитать другие его стихи, но это мы сделаем, так сказать, в рабочем порядке. — Сергей снова улыбнулся, но как-то не очень по-доброму.

— А как это понимать — в рабочем порядке? Комитет что… — директор насторожился, но комитетчик его перебил.

— Это означает, что Комитет государственной безопасности будет присматривать за Вашим учеником. Потому что кроме своих поэтических талантов Максим Зверев проявил гражданскую сознательность — недавно предотвратил серьезное преступление и проявил выдающиеся хладнокровие, мужество и спортивную подготовку. То, что Вы прочитали в газете — только часть правды. Поэтому сейчас Вы, Василий Кириллович, подпишете один документ, после чего я надеюсь на наше плодотворное сотрудничество…

Заметив недовольную гримасу директора, Сергей рассмеялся.

— Нет, Вы меня не так поняли! Я не вербую Вас в «сексоты» и «стукачи», не думайте, что «кровавая гэбня» способна только доносами заниматься. Нет, просто материалы по Максиму Звереву переводятся в разряд секретных хотя бы по той причине, что мальчик обладает исключительными способностями, острым, я бы даже сказал, слишком острым умом и развит не по годам. Такие люди нужны нашей стране и нашей службе. И мы очень рады, что встретили в Вашем городе такого мальчишку. Ну и, конечно же, надо понемногу опекать его, ведь в таком юном возрасте так легко совершить необдуманные поступки, правда?

Комитетчик улыбался, но глаза его были холодны, как лед.

«Что-то здесь не так. Или Зверев уже что-то еще натворил, или его спортивные успехи привлекли комитетских. Хотя вряд ли — мало ли спортивных пацанов? Тут скорее Госкомспорт должен волноваться… Нет, что-то здесь не так…» — думал директор, расписываясь в подписке о неразглашении.

«Знал бы ты, директор, что утворил твой „юный пионэр“ недавно, оставив в сберкассе труп одного урки и сделав калекой другого — ты бы так мне тут не улыбался», — думал старший лейтенант КГБ Сергей Колесниченко, забирая у Василия Кирилловича подписанный им документ.

Он собирался побеседовать с Максимом позже, когда ученики начнут расходится.

Но он опоздал.

Потому что побеседовать с Максимом хотел не только он…

Глава восьмая

Сходка

Днепропетровск был городом, так сказать, особенным. Как и Днепродзержинск. Родина Генерального секретаря ЦК КПСС. Это вам не хухры-мухры. Поэтому и снабжение здесь было лучше, чем в других городах Украины, и на благоустройство города и области выделяли больше денег. Тем более, что Днепропетровск был одним из центров советской металлургии, а Днепродзержинск — еще и центром советской химической промышленности. Так что рабочие должны были уже сегодня испытывать блага социализма и не испытывать временные трудности перехода от социализма к коммунизму.

Точно также обстояли дела и с временными недостатками. Их старательно искореняли, с ними боролись, и даже иногда скрывали. Это касалось и преступности в городе. Именно поэтому героический поступок пионера Зверева не был растиражирован на весь Союз. А главному редактору газеты «Днепр Вечерний» Василию Тараненко дали по шапке за ту «героическую» статью. Конечно, изымать тираж не стали, да и поздно было: что сделано — то сделано. Но и шум вокруг этого и КГБ, и местная милиция постарались унять. Точно также поступило и городское партийное начальство, дав команду минимизировать информацию об этом происшествии.

Правильно сделали. Потому что если бы вся эта история была бы раздута партийной пропагандой до небес, мол, пионер-герой и все такое, то рано или поздно нашелся бы кто-то там наверху, кто спросил бы — а что это у вас, граждане-товарищи, на местах милиция наша доблестная, совсем не работает? Как это так может получится, что среди бела дня матерые преступники совершают вооруженный налет в центре города, а их преступные действия пресекают не те, кто поставлен государством оберегать покой советских граждан, а какой-то ребенок? А если бы этого ребенка убили? Если бы застрелили всех, кто был в сберкассе? Это же настоящий терроризм! Где наша милиция, где профилактика преступлений? Как вообще такое могло случится, что подобные опасные рецидивисты разгуливают по городу, да еще и с оружием? А наши партийные органы — они что, не контролируют ситуацию в родном городе сами знаете кого?

В общем, если бы эта история дошла до Генерального вот в таком разрезе, то и партийное руководство, и милицейское начальство моментально бы слетело со своих высоких кресел. Потому что при всей той необычности и даже фантастичности события в его основе лежал только один факт: два рецидивиста устроили наглое ограбление сберегательной кассы в центре города. И то, что они не организовали форменное Чикаго с перестрелкой — это просто случайность. Однако каждая случайность — это результат какой-то закономерности. В данном случае — провала агентурной и профилактической работы МВД.