Раздробленный свет (ЛП) - Кауфман Эми. Страница 26

И этот зеленоглазый мальчик будет важен.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГИДЕОН

ЗВУК НАШИХ ШАГОВ приглушен мягким песком под ногами. Мое дыхание отдается в ушах, слишком громкое и рваное, для скорости, с которой мы бежим. Но, конечно же, не из-за бега мое сердце пытается выпрыгнуть из груди. В мою голову вторгается хор голосов, просто чтобы добавиться к шуму.

Берлога.

Вот что бывает, когда впускаешь кого-то. Я точно стер диски в углу?

Я положил книгу? Да, положил. О, черт.

Это то, что чувствует Тауэрс? Постоянно, в спешке хватать сумку и бежать, ожидая преследователей позади себя в любую секунду?

Я чертовски на это надеюсь. Я надеюсь, что пугаю ее до чертиков.

Каждый солдат под ее командованием доверял ей, а она закрыла на все глаза, когда это действительно имело значение. Она не смогла защитить их также, как и много лет назад командир брата не смог защитить его.

Они взяли на себя ответственность. Они должны были соответствовать более высоким стандартам. И принять последствия, когда не смогли с чем-то справиться.

Но как же они нашли нас?

— Как они нашли нас?

Через мгновение я понимаю, что София озвучила мою собственную мысль вслух, и качаю головой, не сбиваясь с шага.

— Я понятия не имею. Может, они отсканировали одно из наших лиц, засняв нас на камеру распознавания лиц, когда мы спускались.

— На одну из тех камер, что ты указал, когда мы входили в ту дверь? — скептически замечает она. — Я предполагала, что ты довольно хорошо заблокировал их.

— Ну да. Они не подключены ни к одной сети, кроме моей… никто не мог перехватить сигнал.

— Нам нужно выяснить, как они нашли нас, прежде чем мы отправимся к твоему другу, иначе, и так понятно, что они могут настигнуть нас прямо там.

Мое сердце немного сбивается с ритма от этой идеи. Эта девушка хороша в заметании следов… я даже не думал об этом. Я позволяю себе замедлиться.

— Хорошо, давай подумаем. Давай предположим, что они не выследили нас с камер, потому что этому трудно найти подтверждение, тем более надо было хорошо потрудиться. Ты вынесла что-нибудь из главного офиса Лару, с чем не приходила?

Она уходит в себя, проводя как бы мысленную инвентаризацию, а затем медленно качает головой.

— Я уверена, что ничего.

— Ты что-нибудь ела или пила?

— Нет.

Я выпускаю свое разочарование в виде рычания, затем резко замолкаю, когда она внезапно поднимает руку и ее глаза расширяются в тусклом, красном свете.

— Они сделали мне укол.

Я поднимаю облако пыли, когда останавливаюсь и кричу:

— Они что?

— Я предположила, что это было что-то, чтобы сделать меня более сговорчивой, я не отвечала на их вопросы. Но я не знаю этого наверняка. — Она упорно старается говорить спокойно, но я слышу сквозящий в нем страх… почти уверен, что слышу его, потому что мне кажется, что он пульсирует сквозь меня. — Что, если они ввели мне что-то, что они могут отследить? Что-то типа маячка?

Я качаю головой, прикрывая глаза, заставляя себя сосредоточиться. Уношу свои мысли подальше от моего разрушенного логова, где они хотят задержаться.

— Они знали, где ты, и не могли подумать, что ты сбежишь. Я имею в виду, отбрасывая скромность, это было очень маловероятно, особенно учитывая, что они не знали, что мы были в контакте, или что ты отправила сообщение о помощи. Внедрение трекера выходит за рамки упреждающих мер и распространяется на параноидальную территорию.

Тишина в ответ заставляет меня снова открыть глаза. Ее лицо совершенно неподвижно, и на этот раз она не может сдержать дрожь в голосе.

— Они собирались сделать из меня оболочку, забрать мой разум с… с помощью разлома. Я бы сделала все, что мне сказали, но, возможно, я не могла бы отчитаться. Возможно, им нужен был способ найти меня, если… я не смогу с ними связаться.

Она с трудом сглатывает, и я хочу обнять ее и прижать к себе, пока мы оба не почувствуем себя в безопасности. Вместо этого я сжимаю руки в кулаки и ровно произношу:

— Это рабочая теория. Посмотрим, что мы сможем обнаружить.

Мы оба напрягаемся, пытаясь услышать разносящийся по туннелю звук преследования, и мы не двигаемся дальше, пока не становимся уверены, что не приведем их к Мэй. София молча наблюдает, как я собираю сканер, снимая запчасти с одного прибора и присоединяю их к другому, подключаю его к планшету и вытаскиваю чип из кармана, чтобы оживить все это. Это моя крайняя мера безопасности, если кто-то получит мой планшет в свои руки. Возможно, это паранойя, но сегодня именно тот день, чтобы быть параноиком.

Она поворачивается и оттягивает воротник рубашки, пока мне не становится видно воспаленное красное пятно чуть ниже мускульной части ее плеча. Я сжимаю челюсти и прижимаю сканер к ее коже, пытаясь игнорировать то, как она вздрагивает. Затем она вытягивает руки, чтобы я мог пройтись сканером по каждой из ее конечностей по очереди. Я медленно вожу им, давая время изображению на экране стабилизироваться.

Что бы они ни вживили в ее руку, это немного сдвинулось. Я нахожу его прижатым близко к плечевому суставу, где штуковина проложила свой путь вниз от точки входа. Не больше пары песчинок, но я знаю, что вижу.

— Вырежи это, — шепчет она, глядя на маленькое изображение на экране. — У тебя есть нож?

Я качаю головой.

— У нас нет времени, нет аптечки, и есть то, что я могу повредить рядом с твоим плечевым суставом. Мы можем нейтрализовать его сейчас, а избавиться позже.

Она плотно сжимает губы, когда я вытаскиваю ручной электромагнит, который я прихватил с собой, прикрепленный снаружи моей сумки. Я держу его подальше от всего оборудования, и прижимаю его к ее коже, прежде чем включить его. Я понимаю ее чувства… я бы тоже хотел вырвать это из себя, но нам нельзя терять время, и это мы отлично оба знаем.

Как только мы убеждаемся, что он обезврежен, она помогает мне засунуть оборудование обратно в сумку, и мы снова отправляемся в путь так тихо, как можем.

Мы выходим из туннеля в переулке за круглосуточным танцевальным клубом, пульс ритма внутри сотрясает стены вокруг нас. Дневной свет, даже рассеянный и искусственный, как здесь, заставляет меня спотыкаться и моргать. Я собираюсь развернуться и выйти из переулка, когда София хватает меня за руку и поворачивает лицом к себе. Мое сердце сбивается с ритма… от удивления, не более, и тогда она протягивает руку, чтобы снять с моей головы фонарик, распутать мои волосы, а затем сорвать паутину с моей груди.

— Мы не хотим привлекать внимание, — говорит она, беря мою руку и располагая ее ладонью вверх, чтобы она могла опустить в нее два фонарика, а затем быстро проводит руками по своей одежде, стараясь распрямить ее. Как будто она собирает себя воедино. Когда она снова смотрит на меня, она само спокойствие. Все, что происходит внутри нее заперто. Я завидую ее способности.

Я убираю фонари в сумку и поворачиваюсь, чтобы идти первым. Мы выбираем прямой маршрут. Пока мы уверены, что они не отслеживают нас удаленно, нам нужно убраться отсюда, прежде чем они заприметят нас. Не высовываясь, мы пробираемся через рынок, и я не могу не задаться вопросом: вернусь ли я сюда когда-нибудь вообще. Такое чувство, что мы сейчас на верном пути, направляемся к конфронтации, которую я планировал годами, без возможности избежать ее. Разлом, шепоты… они здесь, на Коринфе, так что либо мы вступим в бой против Лару, либо каким-то образом он вовлечет нас в него.

Лифт до уровня Мэй движется тихо, и разница от какофонии рынка очевидна в тот момент, когда открываются двери. Мы протискиваемся мимо кучки евангелистов, что стучат в каждую дверь, и пары, явно находящейся на свидании… сконцентрированных на губах и бедрах, а потом выходим на чистые и аккуратные улицы ее района. На средних уровнях не хватает показного пентхауса Кристины Макдауэл, но маленькие компактные дома здесь не похожи на квартиры в трущобах. Высота зданий не превышает десяти этажей, и большинство домов имеют целую историю. Речь идет об уровне, где у вас есть собственная спальня, даже если это просто небольшая нора.