Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ) - Дьюк Александр. Страница 15

— Я не знаю никакого Хлодвира, — наконец, раздраженно признался он.

— Как же? — удивился Гизур. — Хлодвир был скальдом при дворе ярла Храфна, который десять лет грабил весь Бларстронд. Тебя призвали старейшины Фоклунда, чтобы ты одолел обнаглевшего морского разбойника. Ты разбил дружину Храфна, а самого его отправил домой на плоте из обломков его же драккара. Который ты разломал голыми руками! — восхищенно добавил скальд. — Мой отец так вдохновился твоей храбростью и яростью в бою и великодушием после битвы, что сочинил о тебе целых три песни! А потом по решению Большого тинга Бларстронда тебя назвали ярлом Фьярхора.

— Ну да, — недовольно проворчал Эйнар, — а через неделю поперли оттуда…

Гизур как будто не услышал.

— А это правда, — осторожно спросил он, — что, восхитившись твоими Семью Подвигами, Отец Война назвал тебя таном Медового Зала?

— Ну назвал, — неохотно признался Эйнар.

— И что признал в тебе свою кровь и назвал тебя Сыном Войны, сделав равным всем своим Детям? — чуть наглее поинтересовался скальд.

— Ну признал, — полубог подозрительно сощурил глаза.

— Значит, — еще наглее заговорил мальчишка, — Фрайдхейлид открыты для тебя?

— Ну открыты.

— И ты в любой момент можешь отправиться на Хаттфьяль и вернуться обратно?

— Ну могу.

— А почему…

Эйнар сверкнул глазами, и мальчишка испуганно вздрогнул.

— Потому что предпочитаю любить родичей на расстоянии, — обрезал Сын Войны. — К примеру, со дна Дьюфтгата.

Смерть печально улыбнулась, сокрушенно качая головой. Гизур захлопнул потрясенно раскрытый рот. За столом воцарилась тишина, нарушаемая приглушенным чавканьем Эйнара и громким, довольным мурчанием проснувшегося кота, который наблюдал за людьми и персонификацией древней могучей силы хитро приоткрытым желтым глазом. Кошки не боятся Смерти. До восьми раз.

Тишина продолжалась недолго.

— А правда, — бесстрашно начал Гизур, — что Отец Война назначил тебя во главе дружины пятидесяти эйнхериев и повелел в час Рокктонлейкар выступить по правую руку от него?

Эйнар оторвал голову от блюда, поспешно проглотив кусок сочной баранины.

— Это что? — невнятно проворчал он, закинув в рот следующий. — Одна из песенок твоего папы?

— Нет, — смутился Гизур. — Эту песнь сложил Сигфус Длинный Язык.

— Ну уж такой-то певун, — пренебрежительно фыркнул Сын Войны, — точно правду миру поведал.

— Но я слышал, — горячо возразил скальд, — что именно со своей дружиной отборных героев Медового Зала ты спустился в Диммхейм и угнал драккар Неглур у самой царицы Бейн! Неужели это неправда?

Эйнар подавился куском, закашлял. Смерть выждала ровно столько, сколько требуется, чтобы создать драматично напряженный момент, и великодушно хлопнула его по спине с силой, которую никак нельзя ожидать от тоненькой, маленькой девушки. Эйнар обтер бороду, неприязненно посмотрел на скальда, потом напряженно и пристально огляделся по сторонам. С особым вниманием и подозрительностью он заглянул под стол.

— Чего это сразу угнал-то? — вполголоса проговорил он. — Просто одолжил. Ей он все равно ни к чему. Стоял, гнил в водах Айн-Салин…

— И на том драккаре с дружиной верных эйнхериев ты завоевал титул конунга эттов, да? — уверенно продолжал допрос Гизур. — Ты прошел по всему Айнмарку до самих стен Виркидхара без единого поражения, а там под стенами встретил княгиню Сольвейг — проклятую Аустой полюбить лишь того, кто одолеет ее в честном поединке, и обреченную Баратаном побеждать всех мужей, что осмелятся ее вызвать. Но именно ты победил ее! Как тебе это удалось?

— Возраст, — кашлянул Эйнар, — знаешь ли, парень, сильнее всяких проклятий…

— Эх, как бы мне хотелось увидеть все своими глазами! — мечтательно закатил глаза Гизур и тренькнул струнами сжимаемых у груди кантеле.

— Да, — мечтательно протянул Эйнар и злодейски ухмыльнулся в бороду. — Мне бы тоже хотелось, чтобы вы все своими глазами видели. Может, не стали бы сочинять песенки.

— Что значит «не стали бы»? — возмутился скальд. — Стали бы, господин! Я бы стал! И постарался, чтобы мои песни звучали еще лучше, чем они уже звучат! Чтобы твое имя не забыли даже спустя сто поколений! Ну и мое, конечно, — добавил он смущенно.

— Ага, — усмехнулся Сын Войны, — значит, ты скромник, как погляжу, да? Преданный слуга Музыки и ее Сыночка — Отца Стихов? Тренькаешь и горланишь, значит, только ради Музыки и Искусства?

— Каждый скальд хочет, чтобы его помнили наравне с героем, которого он воспел, — честно признался Гизур. — А еще каждый скальд хочет есть и пить. Если его песня может не только принести радость людям, славу героям, но и хлеб самому скальду, разве это не правильно? Разве это плохо?

— Нет, мальчик, — сказала Смерть, печально улыбаясь. — Как бы кто ни кривился, — она скосила глаза на Эйнара, — но скальд и герой составляют идеальный дуэт. Кем бы он, герой, был и кто бы о нем помнил, если бы о нем не пел скальд? А кому нужен скальд, если нет того, кого должно прославить? Главное, чтобы герои совершали достойные подвиги, а скальды пели красиво, чтобы хотелось слушать одних и помнить других.

— Поверь, госпожа, — засиял воодушевленный Гизур, — я умею петь, и это не пустое хвастовство. Хотите, я спою для вас, прямо сейчас? И тогда вы сами во всем убедитесь!

Эйнар горько рассмеялся.

— Ты гнался за мной через пол-Симскары только для того, чтобы спеть песню?

Гизур уставился на него с видом, как будто это нечто само собой разумеющееся и совершенно нормальное. Эйнар устало потер пальцами наморщенный лоб.

— А меня еще называют полудурком… — пробормотал он со всей безнадежностью.

Смерть отставила опустевшую кружку, с сочувствием посмотрела на сникшего Гизура.

— Что ж, — сказала она, — если ты проделал такой долгий путь, чтобы порадовать кого-то своим пением и музыкой, — не расстраивайся из-за того, что порадуются другие, а не тот, на кого ты надеялся. Зачем лишать радости других из-за угрюмости всего одного? Пой, мальчик, играй! Пусть мое присутствие не омрачает эти стены и не мешает веселью.

Эйнар скептически огляделся в поисках «других», но обнаружил лишь кота.

— О, госпожа! — просиял Гизур, подскакивая, будто на пружинах. — Твое присутствие не может никого омрачить. Ведь ты всегда рядом, о тебе нельзя никогда забывать, но тебя не стоит бояться. Ты не злая и не беспощадная, ты всего лишь беспристрастная и справедливая. Ты забираешь людей не потому, что тебе этого хочется, а потому, что так должно быть и кто-то должен это делать.

Если бы у Смерти имелась кровь, она бы непременно застенчиво покраснела. Но ей пришлось ограничиться извечной бледностью. Едва заметно порозовевшей бледностью.

— Слышал, братец? — Смерть ткнула Эйнара локтем в бок. — Тебе стоит поучиться у мальчика уважению.

Сын Войны глухо заворчал, постарался запить раздражение и злость брагой, но не помогло.

Гизур выскочил на центр залы корчмы, закрутился, затоптался на месте, противно скрипя половицами и совершенно не зная, за что ему браться. Наконец определившись, он побежал к скамье, на которой мирно дремал кот. Скальд настойчиво потряс скамью — кот не только не воспринял намек, но и сам недвусмысленно намекнул возмутителю спокойствия, уставившись на него зловещими узкими щелочками глаз. Гизур намека не понял, потянул руку к кошачьему загривку, несмотря даже на глухое предупреждающее ворчание. Только когда лапа с выпущенными когтями пронеслась у его запястья, едва не задев, скальд смирился с тем, что хозяин скамьи не собирается отдавать свои владения в пользование безмозглому двуногому варвару. Он побежал искать другую лавку и снова растерялся, не зная, какую выбрать. Наконец, снова определился и зачем-то побежал к самому дальнему столу, вытянул из-за него скамью одной рукой, издавая мерзкий скрип ножек по полу. Решив, что тащить скамью одной рукой неудобно и тяжело, Гизур сообразил отложить кантеле, чтобы освободить вторую руку, и выбрал самый подходящий для этого стол — тот, за которым дремал. Эйнар и Смерть терпеливо проследили за перемещением скальда туда и обратно. Девушка приоткрыла рот, чтобы дать совет, но передумала, видя, что скальд слишком увлечен и взволнован, чтобы слушать. Сын Войны с неудовольствием прожевал остывающую баранину, заглянул в пустеющую кружку и плотно стиснул зубы от резкого скрипа перетаскиваемой Гизуром скамьи.