Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ) - Дьюк Александр. Страница 16

Когда скальд наконец-то вытащил ее на центр залы, он сел на скамью, сложил руки на колени. Вскочил, подбежал к столу, забрал кантеле, вернулся к скамье, снова сел, положил кантеле на колени, положил на струны пальцы. Передернул плечами, раскинул локти, откинул полу плаща, стесняющего движения правой руки. Снова положил пальцы на струны, снова передернул плечами. Отложил кантеле, встал. Начал ворочаться и возиться, пытаясь снять плащ. Вконец запутавшись в полах, нашарил рукой и расстегнул фибулу. Уложил плащ перед собой, сел, потянулся к кантеле, глянул под ноги. Встал, сбегал к своему столу, отыскал валявшуюся под ним шапку. Вернулся, сел, уложил шапку на плаще в раскрытом виде. Положил кантеле на колени, опустил пальцы на струны, провел по ним. Но к своему стыду и отчаянию вместо запланированного аккорда услышал нескладное, прерывистое, ввинчивающееся в мозг бренчание.

Гизур с ужасом поднес пальцы к лицу и понял, что не может унять в них дрожь. Он снова попытался хоть что-то сыграть, но добился лишь того, что у него в придачу задрожали и колени, на которых предательски запрыгал и сам музыкальный инструмент. Наверно, скальд немедленно побежал бы прочь, чтобы не опозориться еще сильнее, если бы не обнаружил с удивлением, что смотрит в скромную кружку браги. Гизур резко поднял голову и увидел сперва пухлую руку, затем пышный, захватывающий дух тяжелый бюст, задержался на месте проживания священных амулетов Аусты и Фьерсы и только в последнюю очередь заметил круглое, широко улыбающееся плотно сомкнутыми привлекательными губами лицо хозяйки. Женщина настойчиво поводила кружкой перед носом скальда, и тот машинально взял ее. Хозяйка заботливо потрепала юношу по плечу и неторопливо направилась к столу Сына Войны, неся в левой руке огромную кружку. Гизур похлопал глазами и выпил залпом, поставил посудину на скамью и посмотрел на ловко, послушно двигающиеся пальцы. Воодушевленный и несказанно обрадованный, скальд взял несколько звонких аккордов.

— Что мне спеть для вас, госпожа? — спросил Гизур. — Я знаю все песни об Эйнаре Сыне Войны и сам сочинил несколько!

— Пусть Эйнар и выбирает, — сказала Смерть и повернулась к брату: — О каком своем подвиге ты бы хотел услышать?

— Ни о каком, — невнятно отозвался Сын Войны. Он был занят: сидел, протянув к скальду руку, высунув от напряжения язык и прикрыв один глаз, и сжимал, разжимал пальцы, проводя ювелирно точные расчеты. Он знал лимит своего терпения. Одну песенку вытерпеть мог. От двух ему делалось не по себе. После третьей обычно он приходил в себя, держа по полуживому скальду в каждой руке.

— Тогда выбирай сам, мальчик, — великодушно позволила Смерть. Гизур немного подумал.

— Пожалуй, — решил он, — я спою о Первом Подвиге Эйнара Сына Войны. О том, как он одолел могучего и ужасного дракона Эльдуринна, о чем знают все, и что случилось потом, о чем слышали немногие, в том числе и я. Это моя лучшая песня, — скромно добавил скальд.

Гизур взял еще несколько не связанных между собой аккордов, прежде чем ноты сложились в определенную мелодию, в которой отчетливо узнавался топот множества марширующих тяжелых сапог. Или камнепад. Или грохот ритмично дробящих горную породу кирок. Эйнар с неудовольствием поморщился. Смерть подмигнула ему, печально улыбнувшись. А потом Гизур запел, и Сын Войны вдруг осознал, что один из булыжников угодил ему прямо в голову. Потому что внезапно очутился

в подземных чертогах, где правил король под горою, Торгейр ему имя. И был принц у него, любимый наследник Торгрим. И был нелюбимый коварный и злобный советчик Освивр, что альвов надумал поссорить и гномов и под шум камнепада себе отхватить кусок пирога. Убил гнусный, хитрый Освивр наследного принца, но так все обставил, что пятеро альвов виновных остались и виру большую им предстояло платить. А вирой той стала шкура выдры, убитой случайно на озере альвом, но выдрой той сам был наследник Торгрим. На шкуру зловредный чернокнижник Освивр наложил свои чары, и сколько ты злата ни ссыплешь в нее, как в бочке бездонной пропадет все то злато, и виру за кровь не уплатишь вовек. Прознали те альвы о пещере глубокой, где в дымном сумраке спал дракон Эльдуринн. На золоте спал тот дракон, что веками он крал со всех гор. И золота там скопилось немало — им шкуру любую насыплешь сполна. И встретили альвы по пути к той пещере героя, что звался Эйнаром. По приказу отца тот герой искал встречи с драконом, чтоб удаль в бою и смелость, отвагу отцу своему доказать. Герой согласился помочь жалким альвам и влез в ту пещеру, где встретил дракона, и в честном бою убил Эльдуринна, добыв себе славу убийцы чешуйчатых гадов. А после те альвы, что жадными были, набили богатством карманы и вместе с героем вернулись в подземный чертог. И виру за смерть наследного принца, что подстроил бесчестный и подлый Освивр, они уплатили лишь только не в срок. В пути их не раз поджидали прислуги Освивра и тем задержали героя и альвов, а мерзкий и жадный Освивр коварный войну промеж двух народов уже развязал. Но тайну открыли в скитаниях альвы, что бездушный Освивр — оживший мертвец и упырь. И вновь тот герой, что зовется Эйнаром, пока слабые альвы сбегали, взялся за меч и схватился с бессовестным трупом. Бой выдался жарким, неравным, но все же Эйнару удалось его одолеть. Тогда-то и всем все открылось, что их обманул беспокойный мертвец. Альвы и гномы вновь примирились, но, впрочем, недолго продлился их мир — ведь этих народов коварнее только из льдов великаны. А Эйнар и альвы расстались друзьями, покинул герой подземный чертог.

Сын Войны очнулся, когда затихла последняя нота в мелодии. Он проморгался, нещадно похлестал себя по щекам. Неправильно, это неправильно. Был момент, когда он почти поверил, что все случилось тогда именно так, как спел мальчишка. Эйнар промочил горло и не сразу заметил, что, пока он витал среди навеянных героической поэзией образов, в корчме прибавилось народу — если сложить ноль и пять, сумма получится крайне ощутимой. В зале на короткое время слегка посветлело, что невольно привлекло внимание к источнику света — открылась и закрылась дверь, а от входа, скрипя половицами, прошла еще пара тихо переговаривающихся селян. Эйнар нахмурил брови и сердито посмотрел на Гизура, неловко принимающего устную похвалу от внезапно нагрянувших слушателей. Похоже, мальчишку обласкала не только Любовь с Доченькой, но и вся семейка Музыки.

— Прекрасная песня, — похвалила и Смерть. — Несмотря на яростную пропаганду ксенофобии и уничижение достоинств иных народов. А главное, с глубокой моралью. Знаешь какой, Эйнар?

— Нет, — мрачно отозвался Сын Войны.

— Если ты герой, — ответила Смерть, — тебе простят истребление исчезающего, одряхлевшего вида, а также преступление, которое покрывает другое преступление, и убийство главного подозреваемого без суда, не имея неопровержимых доказательств его вины, на основании одних лишь домыслов. Главное, использовать побольше красивых слов и чаще повторять о коварстве назначенного негодяем персонажа.

— Все было совсем по-другому, — сквозь зубы процедил Эйнар. — Я там вообще случайно оказался, знать не знал ни о каких стычках альвов с гномами, выдрах и заговорах. Мне нужна была только башка драконья. Ну что я поделаю, если папаша повернут на них? У него весь Зал ими обвешан и в подвалах с десяток валяется, а ему все мало. Уж не знаю, чего он с ними делает, чем ему драконы так не угодили. По-моему, он каждого, кто хочет от него милостей добиться, первым делом посылает за драконьей башкой. Ну и меня послал, конечно. А я и пошел, дурак. Я виноват, что ли, что кроме этого драконов больше не нашел? Карлики эти длинноухие в идиотских шапках откуда-то вдруг повылазили с избранным своим, убийцей людей и драконов. Ага, избранный, — фыркнул Эйнар, — ведьмин ученик, убийца блох на козьей шкуре! Вот же Судьба отмочила… А потом Старик, конечно же… ну и завертелось. И, между прочим, я…

— Спой еще, мальчик, — потеряв всякий интерес к ворчанию брата, попросила Смерть, нисколько не смущаясь посторонних.