Времена меняются (СИ) - Рогов Борис Григорьевич. Страница 19

— Интересно, — Инка Ромашкина, совершенно спокойна, — этот Лигачёв пешком придёт, или на лимузине с кортёжем прикатит?

— Как-то не солидно пешком. Наверное, на лимузине. — Рассуждает Павлов.

— Ага, щас! — Вера Лебедь, похоже, владеет информацией лучше всех. Лигачёв везде славится своими простонародными замашками, чего это он будет на машине сто метров ехать. Ему же надо показать близость к простому труженику.

Пахомова в это время стоит у окна и смотрит на площадь Ленина — огромное пустое пространство метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. В лучах утреннего солнца она выглядит знойной пустыней, потому что на всем её протяжении нет ни клочка тени. Только партерные газоны, заросшие чахлыми цветочками, простираются от одного края площади до другого.

— Стоп! — Наташка останавливает внезапно нашу болтовню, — смотрите, какая делегация по крыльцу спускается. Ого, какая толпа. Человек десять не меньше. Похоже, что к нам. А ну ка мальчики и девочки, давайте быстро хотя бы видимость порядка наведём.

Буквально сразу после её слов в коридоре послышались чьи-то шаги. Всё тот же бородач, который так и не удосужился представиться, весь в мыле влетел в камералку.

— Быстро собрать весь мусор! Чертежи приготовьте для демонстрации и будьте сами готовы отвечать на вопросы. Говорить чётко, вопросов не задавать, не хихикать, не хулиганить. — Бородач помчался в соседние комнаты, где трудились другие наши бригады.

Как мы не старались, но вынести мусор из комнаты не успели. Павлов с охапкой бумаги, приготовившийся уже бежать до контейнера во дворе, замер перед дверью, услышав топот многих ног поднимающихся по лестнице.

— Давай, всю эту хуету на шкаф запихаем. Никто ничего и не заметит, — Борька Меньшиков подходит к делу творчески.

— А если всё это отсюда сверзится, прямо на бошки этих начальников? — задаёт вопрос Серёга, уминая расползающуюся кучу мусора.

— Значит такова судьба у того и у другого. А мы сделали всё, что смогли.

Только он успевает спуститься со стула, как дверь распахивается и на пороге опять появляется уже примелькавшийся мужик в бороде.

— Вот тут у нас работает бригада практикантов, которая занимается домом с мезонином. Это памятник деревянного зодчества в стиле классицизма. Адрес — Герцена, 31. — Бородатый жестом приглашает разношёрстную публику войти в нашу скромную обитель.

Первым порог уверенно переступает крепкий седой дядька в сером летнем костюме. Это и есть будущий автор антиалкогольной компании и второе лицо партии — Егор Кузьмич Лигачёв. За ним степенно протискиваются остальные экскурсанты. У нас на столах, кроме раскиданных со вчерашнего вечера листков с кроками [32], ничего нет.

Лигачёв первым делом проходит к окну и, усмехнувшись, словно снайпер выбирающий позицию, оглядывает открывающуюся из окна перспективу площади Ленина. Потом как-будто возвращается к действительности.

— Значит, говорите, готовите к реставрации дом по Герцена, 31… Хорошо. Давайте посмотрим. В какой стадии работа? — обращается он к бородатому.

— Пока только в самой первой. Студенты в качестве практики выполняют обмерные чертежи. Фиксируют, так сказать, существующее положение, — Дядьку даже жалко. У него по лицу струится пот, а руки ни как не могут найти достойного места.

— А что, в таком виде и будут выдаваться чертежи? Каляки-маляки какие-то, — один из сопровождающих чиновников брезгливо перебирает наши листочки, которые действительно после чердаков и подвалов выглядят не очень презентабельно.

— Нет, это только первоначальная информация, полученная нами непосредственно после измерений всех деталей и частей этого домика, — возмущается Павлов. Интересно, где он так гладко научился выражаться?

— Мы к выходным закончим отработку, вот тогда приходите. Всё вам покажем и расскажем, а пока — только промежуточный результат.

Смотреть у нас пока ещё действительно нечего. Вся компания подходит к окну, подражая главе обкома, бросает начальственный взгляд на площадь и потихоньку покидает комнату. Замыкает шествие сам Лигачёв.

Тут меня озаряет! — Егор Кузьмич, можно вас на минутку?

— На минутку можно, но только если действительно на минутку. — Шеф вальяжен и добродушен. Жаркий летний день располагает к размеренности и неспешности.

— Борис Рогов, Сибстрин. Я параллельно с учёбой работаю в газете «Дзержинский комсомолец», и знаю, что в сороковых вы работали в Дзержинском райкоме комсомола. Там вас до сих пор помнят и гордятся. Я понимаю, что у вас времени свободного нет, но может быть, вы найдёте минут пятнадцать для короткого интервью нашей газете? — Я залпом выпаливаю этот экспромт и глубоко вдохнув, замираю в ожидании. Момент кульминационный на самом деле. Если откажется, то как мне его ещё доставать? А тут он сам на меня вышел.

К счастью, всё было рассчитано верно. Просьба, сдобренная толикой лести, возымела своё действие.

— А почему бы и нет! — загорелся идеей глава области. — Помню я рабочую Дзержнку, боевые были комсомольцы. Особенно чкаловцы, — представляете, каждый день по два самолёта Родине выдавали! Эх, славные были времена.

Значит, Борис, говоришь, что газету начали районную выпускать? Хорошая задумка! Небольшое интервью действительно не помешает. Надо быть ближе к молодёжи. Завтра в двенадцать подходи вон к тому крылечку сбоку здания. Спросишь на вахте пропуск, назовёшь фамилию, поднимешься на второй этаж, пропуск отдашь в приёмной. Думаю, что пятнадцать минут будет мало, но в полчаса должны уложиться. Только ты заранее вопросы подготовь. Хорошо бы их предварительно прочитать, но… ладно, для молодёжной газеты пусть будет экспромт.

* * *

Я подготовил целый ворох вопросов. Среди безобидных вроде «какой город вам больше нравится Новосибирск или Томск?» я замаскировал вопросы, на которые не ожидаю ответа вообще, но которые должны направить мысли этого действительно чиновника в нужном направлении. Ведь это и из-за его ошибок в поддержке замаскированных агентов влияния перестройка приобрела столь катастрофический характер. Его вина в этом неоспорима, хотя мотивы близки и понятны. В тоже время, мне очень хочется, чтобы наша беседа не переросла в допрос с пристрастием. Одновременно мне страшно становиться подопытной крысой или узником совести в системе карательной психиатрии. Нафиг, нафиг такое счастье!

Пропуск на моё имя в будке охранника лежал. Я поднялся к приёмной. Красная ковровая дорожка гасит мои шаги. Секретарь забирает временный аусвайс и связывается по телефону с шефом.

— Проходи, Егор Кузьмич тебя ждёт. — Женщина в деловом черном костюме и пенящемся жабо на белоснежной блузке указывает мне рукой на дверь.

— Борис Григорьевич, если я не ошибаюсь? — с некоторым наигранным пафосом обращается ко мне Лигачёв, — проходи, присаживайся. Пообедать уже успел? Нет? Тогда может быть чаю?

— Минералки, если можно. Жарко сегодня. Чая совсем не хочется.

— Можно и минералки, это ещё проще, вот она у меня под рукой. Мне тут на днях целый ящик привезли. Наш томский источник, называется… — Егор Кузьмич порылся в бумагах, — «Чажемто», похоже на Новосибирскую «Карачинскую». Но хватит о постороннем, времени у меня действительно мало, максимум в полчаса нам надо уложиться. Начинайте задавать ваши вопросы.

Я протягиваю тетрадный двойной листок, на котором специально выписал десяток вопросов, среди которых спрятаны и те, что должны вызвать интерес своей странностью. — Егор Кузьмич, я специально выписал вопросы, чтобы вы могли выбрать сами, сколько посчитаете нужным, с запасом, можно так сказать.

— Хвалю, это ты молодец, так действительно получится быстрее и больше вопросов можно осветить. Так что там у нас? Ага! «Что я помню из периода своей работы в Дзержинском райкоме?».

На память я не жалуюсь, всё помню. Время было военное, фронту нужны были самолёты, наша задача была в мобилизации молодёжи на трудовые подвиги. Мне тогда было всего двадцать четыре годика. Был я горяч, верил в коммунизм, в Сталина, в то, что скоро победим немца. Поэтому трудно бывало только физически, а моральный фактор наоборот помогал преодолевать любые трудности.