Прорицатель (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 28

Всё-таки стены, хотя и просторные, душили его, особенно когда невдалеке шумел Город, показавшийся лишь раз и такой манящий. Он долго упрашивал братьев Веттона, чтобы они взяли его с собой во время одной из своих поездок, но поначалу это было тщетно.

— Леди Анна запретила брать тебя в Город, Мей, — пожимал плечами Керд. — Она говорила, что тебя кто-то разыскивает и что это опасно.

— Но леди Анна мне не матушка, — замечал Мей, стараясь выражаться изысканнее. Обычно это возражение пропускалось мимо ушей.

Таллиам же взбудоражено бормотал:

— Да-да, обязательно, но сейчас я должен идти, — и убегал заниматься делами наследника или выслушивать родительские поучения.

Тем не менее, по какой-то счастливой случайности, когда до свадьбы оставались уже считанные дни и все в замке, кроме Анны, Мея и Веттона, носились как в лихорадке, Керд махнул рукой и велел привести лошадь из конюшни.

Лакей с отсутствующим выражением лица придержал Мею стремя, из-за чего он, влезая в седло, чувствовал себя донельзя неловко. Но всё же большим счастьем для него стало вновь оказаться верхом — он успел подзабыть это, а теперь со смехом вспомнил свою первую поездку.

— Чему ты так рад? — мрачно спросил Таллиам; он был белее холёного жеребца, на котором гарцевал.

— Просто хороший день. Обгоните, милорды? — и, хохоча как безумный, Мей пришпорил лошадь. Она тут же сорвалась с места, и он еле удержался в седле, но это всё равно было удивительно здорово.

С той же скоростью он доскакал до самых стен Города; кони братьев Ниисов покрылись испариной, но ни разу не обошли его. Ветер хлестал в лицо, а из-под копыт летели комья грязи, и в голове у Мея почему-то билась одна мысль: «Вырвался!».

— Проклятье, почему ему привели Быстроногую? — тяжело дыша, воскликнул Керд, когда они въезжали в распахнутые ворота.

— Понятия не имею, — устало отозвался Таллиам. — Ну что, здесь мы разминемся?

Мей кивнул. Они наскоро договорились встретиться у ворот на закате и разъехались. Конечно, Мей мог пойти с ними в городской дом к отцу Таллиамовой невесты, но его не приглашали, да и сам он не рвался туда.

Город-у-Белого-камня теперь показался ему ещё грандиознее, чем в первый раз, и он жадно впитывал новые впечатления. Щербинки на каменных зданиях, скрип ступенек, ведущих в лавки, даже конский навоз — всё было так, как в Городе-на-Сини, и одновременно не так. Другие люди, другие стены, другие интонации речи. Мею почему-то вспомнилось странное ощущение, которое он испытал, когда они с Анной стояли возле Белого камня, — ощущение поразительной, давящей на уши тишины и абсолютного покоя. Будто ничего вокруг больше не было, будто всякая жизнь замерла, прислушиваясь к дальнему гулу.

Может быть, поэтому он сильно удивился, увидев знакомое лицо. Толпа вынесла его к порту, где воняло рыбой и перекрикивались грузчики. Река Зелёная давным-давно кормила этот Город, много веков назад сделав его крупнейшей торговой точкой к северу от Великого леса. И толку от неё было явно больше, чем от священного Белого камня. Хотя, разумеется, вслух это никто бы не признал.

Нескладный сутуловатый паренёк в домотканой рубахе разговаривал с краснолицым, бурно жестикулировавшим толстяком, который то и дело тыкал пальцем в одно из стоявших на якоре суден и, брызжа слюной, что-то громко доказывал. Не веря собственным глазам, Мей спешился и подошёл.

— Эйтон? — позвал он, уверенный, что обознался.

Парень обернулся и взглянул на него. Это и правда был Эйтон — тот же нос с горбинкой, и лохматые брови, и россыпь веснушек... Разве что стал ещё костлявее с тех пор, как они в последний раз виделись. Глаза у него были тёмно-карие, почти чёрные, и это напоминало об Атти. В груди у Мея зашевелился гнев.

Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга, не зная, что бы такое сказать. Наконец толстяк не выдержал и дёрнул Эйтона за рукав.

— Эй, я что, с бревном говорю? Ты понимаешь или нет, что последний заказ не окупился? Ты знаешь, чем это нам грозит, щенок ты шелудивый?

— Извините. Давайте обсудим это позже, — проговорил Эйтон с отсутствующим видом и жестом пригласил Мея отойти.

Толстяк, по-видимому, не способный осознать такую дерзость, вытаращил глаза и разразился потоком брани, но Эйтон уже поспешно увлекал Мея в сторону, к верфи. Они остановились возле кучи ящиков, набитых каким-то барахлом.

— Что ты здесь делаешь? — почему-то шёпотом спросил Эйтон, встревоженно оглядываясь. Злость Мея окрепла.

— Это я у тебя хотел спросить. Ты же работаешь в Городе-над-Озером, разве нет?...

— Это долгая история, — он отмахнулся. — Я ввязался в долги и не мог больше там оставаться... Но ты... Проклятье, Мей, ты должен быть с Атти, ты же её брат!

— Это ты мне говоришь, что я должен быть с Атти? Вы с ней обручены!

— Уже нет, — ещё тише прежнего сказал Эйтон. — Я разорвал помолвку.

Мей потерял дар речи. Всё, чего ему хотелось, — броситься с кулаками на обладателя этой наглой и запуганной рожи; но, во-первых, он не хотел обманывать себя — он бы не справился с ним; а во-вторых, вокруг было слишком много народу, и их бы быстро разняли. С отвращением он понял, что бывший женишок Атти не случайно выбрал место для беседы.

— Можно узнать, с какой стати? — запредельно ровным голосом спросил он. — Ты вообще представляешь себе, как она переживала? Как она ждала тебя?

Он опустил голову.

— Пойми, всё дело в том, что я уехал...  — пробормотал он. — Я... Я хотел как лучше, но не смог. Скоро я женюсь — на Лейле, это дочь моего нанимателя. Я ныряльщик за жемчугом, Мей. Ты не представляешь, какие реки золота меня ждут. Ты бы тоже не удержался на моём месте...

— На твоём месте, — холодно перебил Мей, — я бы скормил себя рыбам, чтобы земля не носила такую гниду. О боги, как же ты жалок. Сестра никогда не простит тебя — даже если ты приползёшь на коленях к нашему дому.

Эйтон молчал — а что он мог на это ответить? На песке в нескольких шагах от него Мей заметил кусок толстой железной цепи. С оружием он обращаться как раз не умел, а вот цепь... Какое счастливое совпадение. Если обмотать вокруг шеи и затянуть хорошенько... Он будто видел Атти — совсем одну, зябнувшую зимами, проводившую дни и ночи в работе, видел её сияющие глаза после каждого присланного листка бумаги. Опозоренную, обесчещенную Атти. Кто в Городе-на-Сини возьмёт замуж дочь судомойки, от которой отказался жених?

Цепь бы вполне подошла. Эйтон проследил за его взглядом и побелел.

Но Мей только посмотрел на него ещё раз, а потом ушёл. Ему хотелось скорее вернуться в замок.

ГЛАВА XXVII

Казалось, только в день свадьбы Риэти весна взяла своё окончательно. Впервые стало тепло именно в той степени, в которой необходимо. Душистый от запаха цветущих яблонь ветер ласково гнал облака по ясному небу и трепетно касался молодой травы. Город жил, как и всегда, как в каждый свой день. Люди работали, торговали, любили и скандалили, смеялись, считали деньги и воровали; градоправитель медленно и тоскливо умирал в своей резиденции. А Риэти выходила замуж.

Она была в изумрудно-зелёном платье, как и хотела, и дорогой, слишком дорогой для их доходов шёлк обтекал её юное, красивое тело, а ноги стискивали изящные башмачки из мягкой кожи. Госпожа эи Тейно всё утро трудилась над её волосами, укладывая их в замысловатую причёску с обилием лент и искусственного жемчуга; подружки из семей побогаче приносили ей кто шпилек, кто флакончик духов (самых дешёвых, но и это было неслыханной роскошью в их квартале); господин аи Тейно курил трубку и оглядывал её с довольным и гордым видом, отдавая последние распоряжения. Он даже нанял коляску, чтобы дочь не шла до храма Льер пешком. У кумушек-соседок только и толков было, что о богатстве семьи Тейно.

Сама же Риэти сидела, стояла или разговаривала как восковая кукла; ей не хотелось ничего, кроме как смотреть в одну точку. Вчера перед сном она даже помолилась Льер, чего давно уже не делала. «Владычица, — просила она, вспоминая, как дробится солнце в струях Сини, — приведи ко мне Меидира. Я знаю — ты можешь всё. Пусть случится чудо, пусть он вернётся завтра и заберёт меня. Я пойду куда угодно, даже к Отражениям, только пусть он придёт».