Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 41

Поэт долго молчал, сияя в своём кресле. Песням большой птицы в зарослях кипариса теперь вторила ещё одна. Альену в голову лезли строки из поэмы о Лааннане, и избавиться от них было не так-то просто.

— Желание, — казалось, бессмертный наконец-то подобрал слово. — Желание, которое сильнее смерти тела. Сильнее магии. Сильнее печатей, наложенных когда-то Порядком… Воля одного, способная разрушить всё и всё пересоздать заново.

— Какое желание? — Альен уже всё понял, и голос звучал хрипло, точно бормотание во сне.

Бежать отсюда, бежать немедленно. Несуществующие боги, как пережить этот страх? Как пережить чужие касания к тому, чего никому не дозволено касаться?…

— Любовь, — очень просто сказал Поэт.

На этот раз молчание тянулось ещё дольше; бедняга Ривэн перестал дышать. Сен-Ти-Йи напряглась, точно хищник в засаде. Поэт невесомо встал и отошёл к конторке; Альен почувствовал, как портик дрогнул и мягко оторвался от земли, чтобы снова превратиться в «чердак» без этажей ниже.

Альен позволил себе улыбнуться. Все они ждут взрыва, но он не доставит им такого удовольствия. Только не сейчас.

— Любовь, — пересилив себя, повторил он. — Мне нравится ход ваших мыслей. Очень… трогательно.

— Да, — тихо признал Поэт, скользя пером по пустому свитку. — Это тронуло даже тех из нас, кто давно устал и остыл.

Фиенни.

— Это не так уж меняет дело. Точнее, совсем не меняет, — Альен встал. — Я приплыл, чтобы закрыть разрыв, и я закрою его… Во снах ко мне приходили огненные врата. Где они?

— Врата — просто образ, — прошелестела Сен-Ти-Йи. — На самом деле их там нет. Разрыв не виден обычным взглядом.

— Где именно — там?

— В Золотом Храме, в Эанвалле, — сказал Поэт, и странное слово будто бы отозвалось в Альене эхом чего-то давно утраченного. — В самом прекрасном месте Лэфлиенна, в сердце наших владений… Мы, бессмертные, живём по одному, Альен Тоури, и создаём вокруг себя свой маленький мир — так лучше коротается вечность. Лишь в Эанвалле мы собираемся вместе — друг с другом… И с древней расой Эсалтарре.

Это слово Альен уже точно где-то слышал. Такое же мучительное узнавание он испытал, услышав от вождя агхов Далавара о Хелт…

Когда вспомнил её грязное имя на губах Фиенни.

— Эсалтарре? А это не?…

— Вот именно, — золотистый палец указал на бокал Альена. Он рассмотрел внимательнее дутый стеклянный бок и увидел прозрачное клеймо — кожистые крылья, узкая змеиная голова… — Вы, смертные, зовёте их драконами.

…После этого заявления Ривэн окончательно перестал что-либо понимать. К тому же летающую беседку Поэта (так он назвал её про себя) качнуло ещё раз, куда сильнее; это мешало сосредоточиться.

Ещё больше мешало сосредоточиться присутствие тэверли, тауриллиан, или бездна знает, как там правильно… Написал Поэт знаменитого Лааннана или нет, было уже не так важно: исходившей от него силой Ривэна в буквальном смысле прижимало к мраморному полу, и он, пожалуй, никогда ещё не чувствовал себя таким крошечным ничтожеством.

И самым мощным ударом — просто «последней прощупкой», как выражались карманники Энтора, — стал их играюще-жестокий разговор с Альеном. Ривэну и без этих поворотов сложно было поверить, что он только что переплыл океан на застывшем чудовище и теперь вот потягивает приторное вино в компании двух бессмертных…

А тут ещё вдобавок пресловутое Отражение, учитель Альена по имени Фиенни, которого здесь почему-то приплетают к чему ни попадя. Короче говоря, Лэфлиенн пока если и впечатлял его, то не в хорошем смысле.

Ривэн начинал злиться.

Какое отношение магия и судьба Обетованного имеют к тому, чего когда-либо хотел или не хотел, боялся или не боялся Альен Тоури?

И вообще — какое, о бездна, сам он имеет к этому отношение?

Почему ему так больно?…

— Я согласен пойти к Золотому Храму, — как сквозь сон или хмель, до него донеслись слова Альена.

— К драконам?! — Ривэн чуть не выронил бокал. Тот, наверное, даже не разбился бы — разве тут что-нибудь может происходить нормально, по-человечески? — А это обязательно?

— Да, если я хочу закрыть разрыв, — сказал Альен, по-прежнему не глядя на него. Ривэна это добивало. Только бы он поднял глаза, только бы дал увидеть в них правду — сколько можно терпеть этот туман, точно над морем до полудня?…

— И исполнить свой обет, — напомнила старуха, небрежно отгоняя от себя синих бабочек. Их слетелось уже целое облако — больше, чем на побережье было скорпионов, похожих на камни. С тех пор как Ривэн узнал о Лэфлиенне, он представлял его исключительно тёплым, ласковым местом с кучей зверья, цветов и волшебных существ. Пока же обнаружил лишь каменистый берег, скудно поросший соснами и кипарисами, а ещё прекрасного Поэта, который сияет, подобно солнцу, и ведёт себя как безумец… Ни русалок тебе (а на встречу с ними Ривэн до сих пор рассчитывал…), ни сородичей Зелёной Шляпы.

— Я помню об обете, — устало сказал Альен. — Я не стану закрывать разрыв сразу, так и быть. Но это не значит, что я позволю Хаосу прорваться в Обетованное и выпустить вас на волю.

Он держал бокал с клеймом-драконом как-то безжизненно, точно забыл, зачем нужен этот странный предмет; на виске размеренно билась синяя жилка. Ривэну хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он очнулся… Или, ещё лучше, снова напоить тем чёрным бодрящим напитком из запасов старухи.

А каким он был в ночь шторма, на серебристом корабле, или в Минши, когда поднял на бунт рабов Люв-Эйха!.. Где тот лорд Альен, перевернувший всё в несчастной голове Ривэна? Где истинный Повелитель Хаоса, почему сейчас он позволяет этим двоим управлять собой?

— Так чего мы ждём? — спросил Ривэн, вздохнув; он уже понял, что никакой передышки или, тем более, завтрака можно не ждать. Скоро он вообще забудет, как это — есть и спать. Действительно, зачем нужны эти глупости, когда ты спасаешь мир… — Туда можно дойти пешком, до этого Храма?

— Пусть решит наш почётный гость, — Поэт, сверкнув золотыми глазами, продолжил строчить что-то за своей конторкой. Тем временем беседка всё больше отрывалась от земли, и в животе у Ривэна появилась неприятная, но волнительная щекотка… Вот верхушки кипарисов уже рядом, протяни руку — и коснёшься мягких иголок; а теперь — уже ниже, где-то под полом.

— А есть другие варианты? — осведомился Альен, без особого интереса глядя вниз. С такой высоты было видно берег, море, солнечный шар, поднявшийся на востоке. — На какое расстояние протягиваются твои чары?

— Ну нет, домик Поэта дотуда вряд ли долетит… Хотя он всегда был склонен переоценивать свои возможности. — трескуче засмеялась Сен-Ти-Йи, и Поэт покосился на неё, как показалось Ривэну, с неудовольствием. — Там уже кончается его воля, и начинается чья-то ещё. У каждого из нас и вправду свой маленький мир, Альен Тоури; к счастью, нас мало, поэтому даже тот клочок земли, что любезно выделили нам силы Порядка, позволяет расположиться с удобством. Так что мы можем прогуляться до Эанвалле вдоль берега или… — старушка замолчала, глядя куда-то в голубую, ветреную даль. Ривэн начал тревожиться.

— Или?…

Ветер как-то странно зашевелил волосы Альена; очень медленно он отставил бокал. Ривэн видел, как расширяются его зрачки, заполняя синеву чёрным; видел, как Поэт отступает от конторки, кивком приветствуя кого-то за колоннами; как старуха, покряхтывая, выбирается из белого кресла… Все они смотрели куда-то за спину Ривэна; через пару секунд он сообразил, что дышит оглушительно громко.

Может, поэтому куда-то вдруг разлетелись все бабочки?…

— Обернись, — попросил Альен, почему-то улыбаясь. Улыбка была счастливая, но пугающая — из тех, что портили Ривэну настроение. Примерно так же леди Синна улыбалась под пение Линтьеля. — Только аккуратно.

Ривэн обернулся и увидел дракона.

Поэт, как-то хитроумно изогнув правую руку, прижал её к груди и слегка поклонился. Его движение повторила Сен-Ти-Йи, ни на миг не отводившая от дракона взгляда. Огромная крылатая тень заслонила солнце, отчего провалы старушечьих глаз стали ещё чернее.