Алый король (ЛП) - Макнилл Грэм. Страница 10
Во все стороны от него ринулось потрескивающее разрядами кольцо чрезмерно яркого света, нимб божественного возмездия. Ни одна тень не могла укрыться от подобного сияния, и духи имматериума в мгновение ока рассыпались визжащим пеплом.
Смоляно-черный прах собрался в крошечные пылевые смерчи, тщась удержаться в измерении людей, но его время истекло. Мечник Люций стоял посреди тускнеющих силуэтов последних тварей, с отвратительным самодовольством наблюдая за тем, как рассеиваются призраки. Он вел себя так, словно в одиночку одолел всех войдов.
Расслабляясь, Азек выпустил воздух из легких и поднялся на ноги. Закрыв глаза, Псайкер направил восприятие вовне, чтобы проверить, уцелели ли его товарищи.
Все они находились в зале. Все выжили.
Толбек, Хатхор Маат, Менкаура, Санахт. Собек… Ариман распахнул веки.
— Перерождение плоти! — воскликнул он и бросился к своему практику.
Приступ ясновидения заволок Азеку глаза пеленой пульсирующей боли. Собек стоял перед ним неподвижно, великолепный в своей серебристо-багряной броне, равный по благолепию изваяниям, что некогда украшали собой пирамиды Тизки. Поверх его облика раздражающе мерцал эфирный фантом — отголосок грядущей судьбы легионера. Он содрогался в корчах гнусной трансформации: из призрачного нагрудника, лопнувшего подобно яичной скорлупе, буйно лезла пронизанная опухолями плоть, месиво неуправляемых мутаций и злокачественных наростов.
— Хатхор Маат, ко мне! — воззвал Ариман.
Ментально коснувшись Собека, он почувствовал пугающую тягу организма к изменению. Угроза распада чудесного творения Императора мечом висела над головой каждого воина Тысячи Сынов.
— Помоги. Мне… — выдавил практик сквозь сжатые зубы.
Его черты застыли в гримасе крайнего ужаса. Лишь однажды Азеку доводилось видеть столь неприкрытый страх на лице брата-легионера; несомненно, осознание того, что твое тело взбунтовалось и хочет отринуть идеальную форму ради нового, монструозного обличья, было хуже любого кошмара.
— Что случилось? — требовательно спросил Ариман у Хатхора Маата, когда тот подошел и положил ладонь на бритый наголо затылок Собека. — Кто сделал это с ним?
— Сам виноват, чертов глупец, — ответил адепт Павонидов. В глубине его глаз вспыхнул световой ореол — воин сдерживал собирающуюся внутри собрата череду мутаций.
— Он спас нас, — произнес Санахт, незаметно подошедший к Азеку.
— Поясни.
— Войды Дрех’йе, — сказал мечник. — Собек призвал их из бездны, чтобы сразить тартарухов.
— Потом они обратились против нас, — хмыкнул Хатхор Маат, выдыхая ледяной туман.
Ариман покачал головой.
— А как же Сигил Аматэрасу?
— Мы понятия не имели, какие чары творит Собек, пока не стало слишком поздно, — признался Санахт.
— Он своевольно вышел из мандалы, — добавил павонид.
Глаза практика покрылись слоем инея, с кожи исчезли пестрые пятна. Использовав свой дар, Хатхор Маат подверг Собека мгновенной заморозке.
— Ты остановил болезнь? — уточнил мечник.
Адепт Павонидов отнял заиндевелую руку от промерзшего насквозь тела соратника. Глаза Хатхора тоже поголубели, затянулись паутинкой ледяных узоров.
— Нет, — сказал Маат. — В лучшем случае задержал ее. Начавшееся перерождение плоти так не прервать, но я замедлил процесс.
— Возможно, мы успеем вернуть нашего брата на Планету Чернокнижников, — предположил Азек.
— Или не успеем. — Хатхор развернулся к Ариману. — При всей твоей изобретательности ни одно из твоих исследований и теорий не приблизило тебя к победе над проклятием.
«Проклятие».
Секрет, о котором не говорят вслух из страха пробудить изменника, засевшего в твоем теле. Один из очень многих жутких изъянов Легионес Астартес — пороков, наличие коих никто не решался признать.
Фантомы, что обитали в скелетах пирамид, ржавеющих под девятью солнцами, невнятно шептали о подобных вещах, но их речи слушали только стаи обезумевших зверей.
— Я могу исцелить тебя, — пообещал Азек своему практику. — И я исцелю тебя.
Люций меж тем обошел Собека по кругу, зачарованный тем, что сотворил Хатхор Маат. Его извращенное любопытство возмутило Аримана.
— Как? — просто спросил Менкаура.
Не найдя столь же элементарного ответа, Азек обернулся. Тяжко израненный провидец с трудом держался на ногах, опираясь на плечо Толбека.
— Ты знаешь как.
Менкаура покачал головой:
— Нет. Алый Король не разрешает этого.
— Значит, я должен дать Собеку умереть? — Ариман поочередно заглянул в глаза каждому из братьев. — А вдруг подобное случится с тобой, Санахт? Или с тобой, Хатхор Маат? Я не имею права спасать никого из вас? Ни одного? А ты, Менкаура? Твоя аура угасает, твоя жизнь висит на волоске. Что, если бы я был апотекарием, но Алый Король запретил бы мне использовать врачебные навыки для помощи раненым?
— Тут есть разница, — возразил другой корвид. — Ты рискуешь…
— Нет никакой разницы! — огрызнулся Азек. — В той ситуации, как и сейчас, у меня имелись бы средства для спасения твоей жизни, но бессмысленные ограничения и бездумная преданность обрекли бы тебя на мучительную смерть. Вы забыли, что сталось с Фозисом Т’Каром? Да? Не помните, как он превратился в чудовище? Как переродились Хегажа, или Хафед, или Гастар?
— Я помню их всех, — ответил Менкаура, булькая кровью. — Еще я помню Астенну и то, как из-за твоего высокомерия он у меня на глазах сгинул в муках, пожранный огнем.
— Да, Астенну погиб, — признал Ариман. — Но я хотя бы попытался. Если бы ты сам поддался перерождению, то предпочел бы умереть или дать мне шанс исцелить тебя?
— Когда перерождение придет за мной, убей меня, как Русс покончил с Гастаром — быстро и безжалостно.
Менкаура, как обычно, не говорил прямо, но Азеку подумалось, что его брат-провидец узрел отрывки своего будущего. Неужели его ждет судьба, при которой смерть предпочтительнее жизни?
— Довольно, — вмешался Хатхор Маат. — Я не могу вечно сдерживать плоть Собека. Надо перевезти его на «Кемет» и отправляться домой.
Ариман резко повернулся к павониду.
— Мир Девяти Солнц для нас не дом!
Глава 3: Неназываемая. Братья. Афоргомон
Планета была упрямой.
Она неизменно сопротивлялась любым попыткам дать ей имя. Некоторые окрестили ее Миром Девяти Солнц, однако мерцающие светила, кружась в небе, то исчезали, то разделялись надвое, своенравно опровергая подобный титул. Другие предлагали названия на мертвых языках, но такие варианты быстро забывались.
Немногочисленные третьи, следуя примеру звездочетов старины, пытались соотнести изменчивую суть планеты с характерами богов из древних мифов и легенд. Всякий раз, когда они находили имя, отвечающее тому или иному аспекту многоликого мира, небесное тело стремительно преобразовывалось, и номен оказывался бессмысленным.
В итоге осталось единственное подходящее название. Раньше Люций насмехался над его грубым буквализмом, но даже мечнику пришлось согласиться, что оно вполне уместно.
Планета Чернокнижников.
Среди переливчатых грозовых туч дрейфовала колоссальная пирамида из покрытых бронзой механизмов — позолоченный собор в океане цветов, который не существовал прежде и никогда не появится снова.
По скрежещущим шестерням на гранях исполина скользили, переплетаясь между собой, блистающие разряды эфирных молний. В кильватере громады возникали пси-вихри, которыми насыщались призрачные исчадия варпа.
К пирамиде слетались многотысячные стаи тварей с острыми, как бритва, крыльями; их привлекало отраженное сияние далеких светил. Создания, похожие на украшенных самоцветами морских дьяволов, порхали над боками титанического здания и нежились в испускаемых им ярких лучах, напевая мотивы незабываемой красоты.
Наблюдая за варп-мантами с широкого балкона, Амон изыскивал мистические смыслы в их спиральных траекториях. Разумные зефиры, залетавшие в алхимическую мастерскую легионера, неумолчно болтали, изучая ее тайные уголки, и несли с собой резкий запах, как перед бурей или сразу после нее.