За тридевять земель (СИ) - Филиппова Екатерина. Страница 46

В итоге выяснилось, что хранительница была права — минут через пять глаза у девушки начали закрываться. От багрового диска оставалось ещё больше половины, когда Василиса зевнула, встала со скамейки и направилась к новому дому.

Не успела она дойти до нужного переулка, как за спиной раздались какие-то дикие звуки. Обернувшись, Василиса поняла, что сон сбежал, потому что открывшаяся картина не оставила ему не единого шанса: конкурировать с этим зрелищем не смогло бы даже самое безумное сновидение.

Затаив дыхание, она наблюдала как к ней приближаются два мужчины, один — высокий и мощный, второй — пониже и худощавый. По тому, что шли они в знаменитой позе «домиком» и, пытаясь сохранить равновесие, двигались по синусоиде, можно было понять, что оба смертельно пьяны. Вся прелесть и бредовость ситуации заключались в том, что одним из мужчин был Гриша.

Парочка пыталась что-то петь, но каждый — свою песню, поэтому на выходе было слышно только унылое завывание в диссонирующих тональностях. Судя по всему, исполнители тоже это осознали, потому что остановились, не рискнув отцепиться отцепиться друг от друга, и по знаку Григория, размашисто дирижирующего свободной рукой, неожиданно слаженно грянули:

Только мы с конём по полю идём,

Мы идем с конем по полю вдвоем.1)

Василиса встала перед певцами и доброжелательно поинтересовалась:

— Гриша, а кто из вас двоих — конь?

________________________________________________

1) Группа «Любэ». Конь

Глава 17. Ночные откровения

С трагическим надрывом певцы повторили последнюю фразу про «вдвоём с конём», замолчали и уставились на Василису ничего не выражающими глазами: белёсыми, как у мороженого судака у — Гриши, и карими, осветлившимися до бледно-янтарного — у его собутыльника. Было понятно, что допрос продолжать бессмысленно, но девушка попыталась:

— Куда следуем?

Как ни странно, кареглазый отозвался: — Гуляем, — и начал падать, но каким-то чудом удержался на ногах, привалился к плечу друга, закрыл глаза и тихонько засопел. Григорий же смотрел широко открытыми глазами прямо пред собой, но при этом явно спал. Василиса до слёз пожалела, что не взяла с собой телефон — такой кадр пропадает! Жалко, что у местных говорилок только одна функция, недоработка.

Ещё немного полюбовавшись на парочку, она поняла, что куда-нибудь этих пьянчуг нужно пристраивать — не бросать же так, ещё сверзятся с обрыва. Можно, конечно, устроить в снятой квартирке, там даже диван есть, но самой их не довести: слишком велика разница в массе, чтобы куда в нужном направлении подталкивать.

Появилась мысль просто уронить их на травку, чтобы проспались, но до газона тоже нужно ещё дойти. Проблема разрешилась сама собой с появлением толпы рыбаков — тоже подвыпивших, но осознающих реальность и передвигающихся практически по прямой. Транспортировка двух тел заняла много времени и обошлась относительно дёшево: три монетки. Василиса попыталась сбить цену до двух, но ей крайне логично объяснили, что Гриша должен считаться за двоих, и вообще, если он очнётся — мало никому не покажется. В качестве бонуса помощники получили тему для неисчерпаемых шуток разного уровня пристойности, которые девушка выслушивала без протестов и иногда даже хихикала.

Основной темой были предположения о том, какой из мужиков — Василисин, и кого следовало бы выбрать. При этом голоса советчиков разделились поровну: Григорий был признан более крепким и вообще красавцем, но как личность неизвестная — не очень внушающим доверие; его же спутник, как оказалось, местная знаменитость в контрабандной отрасли — наоборот, слишком хорошо известным и потому доверия внушающим ещё меньше.

К счастью, до пристройки добрались раньше, чем рыбаки, осознав несовершенство обоих переносимых, начали предлагать свои кандидатуры. Ноша была сгружена на диванчики, которых, на счастье, оказалось два, оба — коротковатые, но парни, уложенные на них, опративно свернулись калачиком. Довольная приключением компания удалились. На прощание старший из них, и наиболее трезвый, глубокомысленно посоветовал:

— Ты бы, девушка, им поутру холодного пивка притаранила. Там у порта, минут за пять добежишь, «Пьяная треска» с рассветом открывается — если вообще закрывалась.

Василиса решила, что совету последует, если только не проспит, собралась наконец-то лечь спать, но поняла, что заснуть даже в своей комнате не сможет: спящие распространяли богатую гамму ароматов, к которой добавился оставленный матросами неистребимый рыбный дух. Открытые окна ситуацию не исправили, потому что ветерок не только был слабым, но и дул в направлении комнаты, намертво утрамбовывая запахи внутри.

Пожав плечами, Василиса прихватила со своей кровати маленький плед и вышла в палисадник — то ли у неё разыгралось воображение, то ли действительно там пахло даже сильнее, чем в комнате. Подумав, что к ночным прогулкам пора бы уже и привыкнуть, она вышла за калитку и пошла к морю и, только очутившись не на набережной, а в каком-то незнакомом месте, поняла, что свернула не в тот проулок.

Почему-то направление к морю ощущалось очень отчётливо, и она начала петлять по узким улочкам, три раза переходила по висячим мостикам, и бесчисленное количество раз — под арками, чтобы в итоге оказаться на пляже крошечной бухточки. Порт остался где-то справа — за далёким волноломом виднелись верхушки мачт и одинокий парус.

Парус, как и следовало ожидать, был не алый, а грязновато-серый даже в ярком лунном свете. Василиса отыскала на берегу над маленьким обрывчиком удобное дерево с умеренно шершавым стволом, наклонённым, в отличие от пальм, в нужную сторону, завернулась в плед и удобно устроилась, свесив ноги к песку. Оказалось, что на нём очень удобно чертить носками кроссовок всякие кривые, напоминающие волны. Немного подумав, она разулась и большими пальцами нарисовала поверх них кривоватое сердечко, потом всё перечеркнула не менее кривым крестом, прислонилась головой к стволу и стала любоваться лунной дорожкой.

Издалека раздавались еле слышные обрывки песен и непонятные скрипы; недалеко от берега, прямо в середине дорожки, из воды серебряной лентой на мгновение вылетела стайка крошечных рыбок, а прямо за ними громко плеснула, хлопнув хвостом, крупная хищница.

Василиса, пробормотав «нас не догонят», поплотнее завернулась в плед и собралась подремать, но в очередной раз это не удалось: сзади послышались лёгкие шаги и кто-то уселся рядом. Скосив глаза, она увидела классический профиль Макса и обречённо вздохнула.

Макс свесил босые ноги и обвёл нарисованное сердечко, стерев и крест, и часть волн, потом молча прислонился к дереву и попытался накрыть Василисину руку своей. Руку она убрала под плед, ещё немного помолчала и равнодушно спросила:

— А где твой хвост?

Отстранившись, бывший свет очей удивился:

— Что ты имеешь в виду?

— Хвост, такой, с плавниками. Если ты русал — или как там муж русалки называется, у тебя должен быть хвост.

Макс явно обиделся:

— Это всё, что тебя интересует?

— Позавчера я много бы вопросов задала, а сейчас — да, только про хвост.

— Ну, хочешь, я на коленях буду прощения просить?

Василиса лениво сказала: — Не-а, — и отвернулась.

Соскочив на песок, морской бог с голым торсом и почему-то в джинсах, начал нервно расхаживать взад-вперёд, потом остановился, поймал взгляд девушки, и серьёзно сказал:

— Прости. Но я действительно Морену люблю. Как только открыл тогда глаза, увидел её лицо — и понял, что, если без неё — мне безразлично, буду я жить или нет. У нас с тобой по-другому было — хотя, если бы не всё это, думаю, что мы были бы счастливы, и долго-долго жили бы вместе.

— Ага, пока чья-нибудь смерть, скорее всего — твоя, преждевременная, нас бы не разлучила. Или открывание глаз после очередного спасения… Думаю, что по-другому было не у нас, а у тебя. Может быть, я потом по этому поводу ещё поплачу, потому что у меня это было… ладно, проехали. Но это маловероятно, я ведь тебя действительно отпустила — тогда, на кладбище, и ты об этом знаешь. А твоя девушка, видимо, нет, или просто тебе не верит, иначе не пыталась бы меня утопить.