Меч (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 77

— Вот-вот, — сказал он. — Я могу задать тебе тот же самый вопрос.

Я почувствовала, что стискиваю зубы, но не ответила.

Посмотрев обратно на ангар, я сосредоточилась на танках, раздражаясь от осознания, что частично согласна с ним. Я хотела верить, что моё смятение вызвано пребыванием здесь, в общей конструкции с ними, но и в это я не верила.

Я читала о лагерях. Я уже давно познакомилась с кое-какими темными реалиями человеческой системы «регуляции» видящих. Более того, я знала, что большая часть моих друзей-видящих в той или иной степени пострадала от этой системы.

Тем не менее, я также не полностью поддерживала сторонников девиза «цель оправдывает средства».

Гаренше вздохнул. Вновь стиснув моё плечо массивной ладонью, он легонько тряхнул меня.

— Вы двое уже помиритесь или как, мать вашу? — в его голосе звучало открытое раздражение. — Ты должна обсуждать это с боссом, не со мной. Ты должна спрашивать у него, чего он хочет, и почему он поступает именно так, как он поступает, — поморщившись, он опять тряхнул меня. — Бл*дь, да на вас обоих смотреть больно. Всё равно что вынужденно наблюдать за пыткой.

— Пыткой, — повторила я, глядя на проход ангара. — Забавно, как ты это описал.

— Что вообще случилось между вами двоими? — спросил он, и в его голосе прозвучало больше эмоций. — Он нам ни черта не говорит.

— Где он теперь, Гаренше? — спросила я, поднимая на него взгляд. Увидев, как он хмурится, я отвернулась. — …В тему пыток.

— Ты знаешь, где он. Он разговаривает с Фиграном.

— Разговаривает с ним, — я закусила щеку изнутри и кивнула. — И что же это подразумевает, Гар? Ты знаешь?

— Ты хочешь увидеть?

Я подняла взгляд, не скрывая своего удивления.

— Да, — ответила я, выпрямляясь. — Да, хочу.

Он махнул толстой ладонью, показывая мне последовать за ним.

Я провела в лагере больше недели.

С самого приезда я не оставалась с Ревиком наедине дольше, чем на пару минут. Он дал мне огромную комнату, полную органики. Там имелся доступ к каждым законным новостям и новостям чёрного рынка, столько одежды, что мне за год не переносить, личная ванная, полностью оборудованная электронная библиотека и офис, а также личный ассистент, готовый позаботиться о любых моих потребностях.

Ещё он предоставил мне кровать королевских размеров, которую ни разу не посетил сам.

Каждое утро он показывался у моей двери и обеспечивал мне сколько угодно вариантов времяпровождения на день — вежливо, конечно же. Он предлагал мне гидов, самолётные экскурсии в близлежащие зоны, любое баловство, которое я пожелаю, доступ к тирам, его классам спарринга, любым записям, которые я пожелала посмотреть, к любым комнатам или базам данных в лагере.

Существовало несколько исключений — по правде говоря, намного меньше, чем я ожидала.

Мне отказали лишь один раз, и то это был мягкий отказ, а не суровый.

Я спросила про охраняемую зону лагеря, мимо которой мы проходили на одной из моих многочисленных экскурсий. Мне сказали, что она принадлежит Салинсу, и туда не допускают никого, кроме тех, у кого есть особое разрешение. Ревик даже тогда вёл себя виновато, предложил устроить официальное знакомство, если мне хотелось встретиться с пожилым видящим. Однако он предупредил, что если я просто «заявлюсь туда», то мне не стоит ожидать, что меня примут — и по правде говоря, мне это показалось логичным.

Запрет на операции, похоже, всё ещё действовал, судя по словам Гаренше.

Такое чувство, будто его письмо было последним случаем нашей настоящей коммуникации, за одним исключением. Он не приближался ко мне, когда нас не окружали другие люди. Он ел с нами в общей, похожей на ресторан столовой, которая обеспечивала ошеломительный вид на долину и поистине прекрасную еду. Он ходил со мной и другими на многие экскурсии по базе, включая командный центр, жилые коридоры, зоны отдыха, плавательный бассейн, спортзал.

Однажды вечером мы играли в шахматы в общей комнате, опять-таки в окружении других видящих.

Он даже брал меня с собой в полёты.

Однако мы всё ещё не обсуждали ничего существенного, и он не прикасался ко мне, если не считать мимолётных прикосновений к рукам и ладоням — обычно он делал это, открывая передо мной дверь, выдвигая стул, забирая моё пальто, предлагая мне что-нибудь. Один раз он обхватил меня рукой, чтобы показать приём броска в mulei. Один раз он накрыл мою ладонь своей, когда позволил мне сесть за штурвал его самолёта.

Как и сегодня, он также несколько раз уходил «поговорить» с Фиграном.

Он довольно открыто говорил мне, куда направляется. Он также предельно ясно давал понять, что не хочет моего присутствия там.

Один раз он упомянул, что кажется, добивается прогресса.

Когда я спросила его, в чём именно он добивается прогресса, его ответы сделались в высшей степени расплывчатыми.

Подумав об этом теперь, я почувствовала, что начинаю дышать чаще, пока Гаренше вёл меня к лестницам, чтобы спуститься сначала на первый этаж ангара, затем ещё на несколько этажей под землю. Спустя три пролёта мы вышли в каменный коридор с грубыми стенами и цементным полом.

И вновь я поймала себя на том, что поражаюсь масштабам лагеря.

Я шла за широкоплечим видящим мимо множества органических дверей с отверстиями, через которые можно было посмотреть в камеры. Наконец, мы остановились перед той, в которой не было окна. Использовав отпечаток пальца, чтобы открыть дверь, Гаренше мотнул подбородком, чтобы я проходила вперёд, когда органика растворилась, открыв овальный проход в похожей на камень поверхности.

Я осторожно вошла, с удивлением оказавшись в чём-то, больше похожим на контрольную комнату, нежели камеру.

Мой взгляд метнулся направо и вниз.

Большую часть той занимало обзорное окно. Из него открывался вид на квадратную безликую комнату с органическими стенами. Пол этой второй комнаты начинался на несколько футов ниже той, в которой теперь стояли мы с Гаренше. Она больше походила на камеру или допросную комнату.

В отношении планировки она не так уж отличалась от места, где мы держали Фиграна в Сиртауне после того, как Балидор переделал одно из пещерных помещений.

Внутри я увидела Ревика. Он сидел задом наперёд на металлическом стуле, положив подбородок на скрещённые руки, которые покоились на спинке органического стула. Я проследила за его взглядом, сосредоточенным на видящем, который сидел на полу напротив него.

На Фигране был ошейник, но его руки оставались свободными.

Он не выглядел избитым, страдающим от нехватки сна или пищи.

Я ощутила, как что-то во мне расслабилось.

Затем я посмотрела обратно на Ревика, пытаясь определить, что же я вижу на его лице. Его взгляд не отрывался от видящего на полу. Затем я увидела, что его губы шевелятся, и осознала, что они разговаривают.

Гаренше уселся на один из стульев в контрольной комнате, жестом показывая мне занять соседнее сиденье. Я опустила туда свой вес, не отворачиваясь от окна.

— Хочешь послушать? — спросил он, показывая в сторону панели.

Я кивнула, не отводя взгляда от Ревика. Его лицо выглядело сосредоточенным, но не злым. Если уж на то пошло, он выглядел задумчивым. Он выглядел так, словно пытался принять какое-то решение, а может быть, слушал и пытался понять.

— …и ты не помнишь ничего раньше? — спросил он, когда звуки другой комнаты донеслись до нас. Его голос звучал низко, с немецким акцентом. — Что насчёт твоей матери?

Фигран вытер лицо, слегка всхлипнув. Я осознала, что он плачет.

— Нет, — сказал он. — Нет, брат.

— Не спеши. Всё хорошо… правда. Я не ожидаю, что всё это вернётся разом.

Я тихонько сглотнула, удивившись тому, сколько сочувствия слышу в его голосе.

Териан, или Фигран, вновь покачал головой и потёр лицо рукой.

— Это не вернётся, — его голос сделался более сиплым, неразборчивым. — Монстры. Монстры под кровью. Гложут кости. Едят…

— Ладно, — Ревик поднял ладонь, говоря всё ещё спокойным тоном. — Ладно. Тогда мы пока что оставим это в покое, брат мой. Не позволяй мне расстраивать тебя. Здесь нет никаких монстров.