Однажды в Париже (СИ) - Кристиансен Ребекка. Страница 26

— Я передам твои бизнес-советы всему рабочему сообществу.

Если он и уловил сарказм в моем голосе, то не дал мне знать об этом.

Мы одеваемся и идем обратно в пекарню. Женщина встречает нас с улыбкой на лице и показывает наш обычный столик.

— Садитесь, садитесь! Круассаны уже готовы. Все остальное тоже скоро испечется.

— Остальное? — повторяю я. — Вы же не приготовили для нас весь ассортимент?

— Только несколько штучек.

Она больше не позволяет мне ничего сказать. Женщина приносит нам тарелку с покрытыми шоколадом круассанами. Масляные хлопья на круассанах манят меня, как Кольцо звало Саурона.

Хозяйке нечего делать, так как, по сути, магазин сегодня закрыт, и она сначала протирает прилавок, а заканчивает тем, что поднимает стул за нашим столиком. Я придвигаю блюдо с выпечкой поближе к ней. Она застенчиво улыбается:

— О, я не могу.

— Конечно. Но, пожалуйста, возьмите один.

— Ну что же… — Она берет самый маленький. — Ник действительно печет самые лучшие круассаны.

— Самые вкусные, которые я когда-либо ела, — говорю я, а затем кое-что понимаю. — Мне очень жаль. Не могу в это поверить, но я до сих пор не знаю ваших имен.

Женщина смеется:

— Меня зовут Марго Беливо. Моего брата - Нико.

— Меня зовут Кейра Брэдвуд, — говорю я, протягивая руку. Марго пожимает ее. — Моего брата зовут Леви.

— Чудесно, что я вас встретила.

— А мы - вас, — отвечаю я. — Это тот самый разговор, который был у меня на первом году изучения французского. Это очень странно.

Женщина смеется, и ее смех звучит, как нежный звон колокольчиков.

Леви слушает наш диалог, слегка хмурясь, и наклоняется, чтобы засунуть в рот круассан. Он откусывает слишком много за раз. На самом деле, надеюсь, что Марго этого не замечает.

— Он говорит по-французски? — спрашивает женщина, указывая на Леви.

Я качаю головой и шепчу:

— Он едва говорит по-английски, когда дело касается незнакомцев.

Марго хихикает:

— С Нико почти та же история. Кстати… Нико?

Я понимаю, что мне нравится это имя, особенно то, как она произносит его – не НИко, а НикО. Это привносит что-то новое в привычный для меня мир.

— Да? — Нико выходит из кухни в фиолетовом пуловере и серых брюках, запачканных мукой. Думаю, что это не его обычная рабочая форма. Как и у сестры, у него высокие скулы, а в уголках глаз видны ранние морщинки – куриные лапки. Он, определенно, тоже любит улыбаться. Просто в хорошо знакомой компании.

— Это Кейра и Леви Брэдвуд, — Марго представляет нас брату.

Он кивает:

— Привет.

— Здравствуйте, — здороваюсь я, а Леви продолжает молчать.

— Спасибо за… эм... за все это, — говорю я, показывая на круассаны. — Большое спасибо.

— Не за что, — скромно улыбаясь, отвечает Нико. — Скоро будет готово печенье.

Печенье на подходе. Рот снова наполняется слюной.

— Что сегодня собираетесь делать? — спрашивает меня Марго. — Прекрасное воскресенье. Так много вариантов.

— Не знаю, — отвечаю я, глядя на Леви. — Вчера мы были в Версале.

— О, прекрасно. Вам понравилось?

Мне страшно признаться, что вчера со мной произошел экзистенциальный кризис. Поэтому просто киваю и говорю, что все было очень красиво.

— Сегодня вы должны сходить к Эйфелевой башне, — говорит Марго. — Идеальный день для этого.

Да.

— Что ты об этом думаешь? — спрашиваю я у Леви. — Эйфелева башня?

Все еще жуя печенье, которое принес Нико, Леви кивает:

— Только сначала мне нужно закончить со всем этим, — говорит он, засовывая еще одно печенье в рот.

Я поворачиваюсь к Марго. Возможно, это именно тот шанс сделать для них что-нибудь приятное.

— Вы не хотите пойти с нами? Конечно, Эйфелеву башню вы видели уже тысячу раз, но… Это будет нашей благодарностью вам за завтрак.

— О! — Марго взмахивает руками. — О, я не могу. Ваши деньги!

— Пожалуйста? — умоляю я. — Я пойму, если вам нужно куда-то идти или что-то в этом роде. Но если у вас с Нико нет никаких дел, нам было бы очень приятно, если бы вы пошли с нами.

Она задумывается на пару мгновений, а затем оборачивается к кухне.

— Нико?

— Да?

— Эйфелева башня?

Он высовывает голову и, вопросительно смотря на сестру, спрашивает:

— Ты?

— И я, — отвечает женщина.

Он уходит обратно на кухню, откуда доносится его голос:

— Пойду за своей курткой.

Воскресенье может быть невероятно тихим в тринадцатом округе, но Эйфелева башня находится в первом, и жизнь здесь бьет ключом. Марсово поле, этот длинный парк, ведущий к достопримечательности, полон туристов, наслаждающихся солнцем и делающих фотографии, будто они прислонились к башне. Люди вокруг хихикают и кричат на японском, испанском, хинди, русском – и на всех тех языках, которые не могу узнать.

Эйфелева башня еще издалека служила нам ориентиром, но теперь, находясь прямо напротив нее, мы не можем ее игнорировать, даже если бы захотели.

— Вы знаете, что башня высотой с восьмидесятиодноэтажный дом? — спрашивает у нас Нико.

— Это кажется невозможным, — отвечаю я, смеясь.

— Естественно, это не так, идиот, — шепчет Леви около меня.

Я хватаю его за руку. Левы сбрасывает мою ладонь.

Марго указывает на камеру, болтающуюся на моей шее, и предлагает:

— Я могу сфотографировать вас вдвоем, если хочешь.

Я протягиваю камеру. Пока что у меня есть только несколько фото, на которых мы с Леви запечатлены лишь до туловища. Рано или поздно это путешествие закончится, и знаю, что буду жалеть, если у меня не будет памяти в виде фотографий.

Марго говорит нам с Леви встать в нескольких шагах друг от друга и, немного присев, делает снимок. Потом еще несколько фото и усмехается:

— Вы оба просто гигантские.

Я рассматриваю фотографию на маленьком экране. Это явно не мой удачный ракурс – у меня, как минимум, три подбородка. Конечно, я выгляжу счастливой, притворяясь, будто опираюсь на Эйфелеву башню. Рука Леви вышла за кадр, будто он не знал, куда ее деть, а лицо не выражает никаких эмоций. Я смеюсь.

— Маме должна понравиться эта фотография, — говорю я, показывая изображение Леви. — Мы должны сделать побольше таких глупых фото.

Леви ворчит. Я осматриваюсь в поисках новой локации.

— Там! Пойдем к тем голубям.

Леви повинуется и плетется к птицам, волоча ноги по тротуару.

— А теперь сделай что-нибудь забавное.

— Что ты под этим подразумеваешь? — ворчит брат. Он машет руками в воздухе и корчит рожи. — Это подойдет?

Я делаю фото и, когда поворачиваю камеру, начинаю смеяться как сумасшедшая. Леви стоит среди кучи голубей, руки подняты над головой в диких движениях. Он скосил глаза и показывает язык.

— Это лучшее, что ты когда-либо видел на снимке, — говорю я ему. Когда Леви видит фото, он только хрюкает.

Мы двигаемся дальше к башне. На площади, где она находится, столпотворение как в токийском метро. Посмотрев вверх, отсюда можно увидеть только вершину башни. Этого никогда не видно на картинках, но около каждой из четырех ножек башни натянуты сетки, чтобы ловить суицидников. Еще одна вещь – это куча туристов. Представить себе прыгуна, решившего убить себя посреди всей этой толпы, довольно жестко. Я почти говорю это Леви, и вспоминаю, как его увозили посреди ночи. Неотложка, и Леви в заключении на протяжении двух месяцев.

Сердце сжимается. Я не могу думать об этом, не тогда, когда собираюсь подняться на высоту восьмидесятиодноэтажного дома.

— Мы поедем на лифте, да? — спрашивает Марго, указывая на две очереди. Одна – за билетами на лифт, вторая – для пешей прогулки.

У меня всегда в голове было романтическое представление себя, карабкающейся на вершину Эйфелевой башни. Это казалось мне аутентичным, чистым опытом. Но сейчас все, о чем я могу думать, это нет, нет и нет. Она намного выше, чем себе представляла. Даже первый уровень.

— Лифт, — уверенно отвечаю я.

Марго вздыхает с облегчением.