Герман ведёт бригаду (Воспоминания партизана) - Воскресенский Михаил Леонидович. Страница 29

— Поздравляю с успешным переходом из стана врагов.

Я следил за Сагумяном. Он как-то смешался. В глазах мелькнула растерянность, ее сменила необычайная радость, и по его смуглым щекам покатились слезы. Прерывающимся голосом он сказал:

— Товарищ комбриг, я понимаю свою большую вину перед Родиной. Пошлите меня на самое опасное дело, дайте очистить душу от этого страшного греха.

— На опасное дело пошлем, — ответил уже сурово Герман. — Из ваших людей мы решили создать партизанский отряд. Командиром отряда я назначаю… вас, товарищ Сагумян.

— Меня? — вскочил он. — Но…

— Можем ли мы вам доверять? — досказал Герман. — Думаю, что да.

— Спасибо, — тихо произнес Сагумян.

— Выстройте своих людей! — приказал комбриг.

Через несколько минут мы вошли в просторное колхозное гумно. Герман обратился к построенным в шеренгу перебежчикам-армянам:

— Вы совершили тяжелое преступление, пойдя на службу к врагу. Против кого вы воевали? Против своих братьев и сестер, против своей Родины. Мы не можем вас простить, не имеем права. Но мы даем вам возможность своей кровью искупить вину перед Родиной. Прощение нужно заслужить, добыть его в боях с фашистами. Желаю вам успеха.

После речи комбрига был зачитан приказ о создании отряда № 41. Комиссаром отряда назначался старый партизан коммунист Мигров.

— Ну, теперь командуйте, товарищ Сагумян! — сказал Герман и отошел немного в сторону.

— Отряд, слушай мою команду! — голос Сагумяна дрожал от волнения. — Сорвать немецкие погоны!

Сагумян первым схватил свой капитанский погон, с ожесточением рванул его и бросил под ноги. По всему строю раздавался треск разрываемых ниток.

— Отпороть немецкую курицу! — подает новую команду Сагумян.

Снова трещат нитки, и немецкие орлы, пришитые под карманом куртки, летят вслед за погонами. Люди топчут их ногами в каком-то исступлении.

Командир нового отряда подошел к Герману:

— Товарищ комбриг, разрешите заверить вас, что отряд кровью искупит свою тяжелую вину.

— Постарайтесь поменьше лить своей крови и побольше вражеской. Действуйте.

Сагумян увел отряд. Вскоре он принял боевое крещение, а в августе участвовал уже в нескольких операциях. Командир полка Ефимов хорошо отзывался о бойцах отряда, особенно с самом Сагумяне.

В августе 1943 года Центральный штаб партизанского движения решил силами ленинградских, калининских, белорусских, смоленских, брянских и других партизан привести в негодность железные дороги в тысяче мест одновременно по всему советско-германскому фронту, парализовать движение на путях сообщений фашистских армий.

Бригада наша в то время находилась в Пожитове Пушкиногорского района. Эту небольшую деревушку особенно любил наш комбриг. Останавливался он всегда в доме Шпиневых. Хозяева Яков Васильевич, Ирина Захаровна и их дочери Клавдия Яковлевна и шестнадцатилетняя Нина относились к Герману с трогательной заботой.

Получив приказ, комбриг начал деятельно готовить бригаду к предстоящей операции. Днем в отрядах проходило обучение всех партизан подрывному делу, ночью принимались самолеты, доставлявшие в бригаду толовые шашки. Политотдел выпустил специальную листовку и озаглавил ее «За Ленинград!».

В приказе объектом для массированного налета нашей бригады были указаны железные дороги Псков — Дно, Дно — Сущево.

Закончив подготовку, бригада двинулась к Порхову. Первые переходы самые большие. Бригада идет всю ночь. Перед последним переходом полки расходятся и движутся дальше каждый по своему маршруту. На день операции установлен пароль «Ленинград». Начало операции назначено на 12 часов ночи.

Деревня Козоногово. Мы стоим на пригорке за сараем. Александр Викторович то и дело поглядывает на ручные часы и волнуется:

— Андрей Иванович, пора бы уже и начинать. Почему медлят?

Исаев молчит. Зябко поводя плечами, он поворачивается в сторону, где за темнеющим вдалеке леском угадывается железная дорога.

— Смотрите! — восклицает он.

Короткая вспышка, за ней другая. Ночной воздух доносит негромкий раскат двойного взрыва.

— Ярославцев начал, — обрадованно говорит Герман.

Горизонт на севере мгновенно оживает. Вспышки следуют одна за другой. Потом наступает небольшое затишье. Но вот далеко на западе появляется новая яркая вспышка. Через несколько секунд слышится глухой взрыв.

— А это Синяшкин. Видимо, взлетел на воздух Кебьский мост, — высказывает предположение Крылов.

Все чаще и чаще раздаются пулеметные очереди. Это начинают действовать блокирующие группы.

— Только бы не было больших потерь, — говорит Исаев.

— Нет, не должно быть, — отвечает Герман, а в голосе нотки тревоги. — Удар внезапный, — значит, патрули на железной дороге обычные. Они едва ли окажут сильное сопротивление. А блокировочные ночные бои с гарнизонами наши хлопцы вести умеют «Концерт» должен пройти на славу.

Точно в подтверждение слов комбрига появляются все новые и новые вспышки. Встревоженные грохотом взрывов, на улицу выходят жители деревни. Они оживленно переговариваются о том, как партизаны здорово рвут «железку».

Гул затихает. Несколько разрозненных одиночных взрывов, несколько пулеметных очередей, и опять ночная мгла окутывает потревоженную землю.

Задание Ленинградского штаба партизанского движения выполнено. Взорваны тысячи рельсов, мосты, порвана связь. Вражеские эшелоны долго не смогут двигаться по этим магистралям.

После массированного налета ленинградских партизан фашисты на всех железнодорожных станциях и разъездах усилили гарнизоны, обнесли мосты проволочными заграждениями, заминировали подходы к ним. И днем и ночью теперь по полотну железной дороги шагали патрули с собаками — искателями мин, проезжали бронированные дрезины и обстреливали придорожный кустарник и лесные опушки.

И все же во второй половине августа бригада повторила «концерт» на железнодорожной ветке Псков — Порхов. Рытвины и ямы, искореженные обломки рельсов и обгорелые телеграфные столбы появились опять на железной дороге. Движение на ней было остановлено на восемь суток.

В оперативной сводке штаба Северо-Западного фронта указывались результаты нашего второго «концерта»: полк Синяшкина взорвал семьсот пятьдесят рельсов, полк Ярославцева — шестьсот, полк Худякова — семьсот девяносто пять, полк Ефимова — восемьсот семнадцать. Были уничтожены мосты через реки Узу и Кебь, разгромлены охранные гарнизоны на разъездах Вешки, Уза, в деревнях Печково и Дубенец.

НОЧЬ, КОТОРАЯ НЕ ЗАБУДЕТСЯ

Против ленинградских партизан фашисты вновь предприняли крупную карательную экспедицию. В ней участвовали три охранные дивизии, регулярные части, снятые с фронта, авиация, артиллерия, танки. Только в Новоржевском районе было сосредоточено около четырнадцати тысяч гитлеровцев. По данным разведки, половина этих войск предназначалась Шпейманом для уничтожения нашей бригады.

Начались бои на Сороти. Гитлеровцы теснили наши отряды, жгли деревни. Маневрировать нам было трудно: в начале сентября мы отправляли в Валдай самолетами раненых.

5 сентября 1943 года на окраине деревни Шарихи в пустующем полуразрушенном сарае собрались командиры и комиссары полков, начальники отделов и служб штаба бригады. Усаживаемся поудобнее на прошлогоднюю солому, на валяющиеся в сарае ломаные заржавленные плуги.

— Ну, как твои дела, Худяков? — спрашивает начальник штаба, расправляя на коленях непомерно большую карту, испещренную разноцветными значками и линиями.

— Неважно, Иван Васильевич, здорово жмут. Да еще проклятый «костыль» все время над нами крутится.

— А что ты думаешь об обстановке?

— Задержались мы. Лишний день простояли из-за приемки самолетов. Уходить отсюда надо.

— Да, обстановка неважнецкая, — подтверждает Волостное, ставший комиссаром 2-го полка после ранения Седова. И неожиданно спрашивает: — А вы не читали, что нам пишет Шпейман? Его послание сегодня нам с самолета сбросили.