Герман ведёт бригаду (Воспоминания партизана) - Воскресенский Михаил Леонидович. Страница 30

Волостнов вынул из кармана розовый листок бумаги:

— Иван Васильевич, разрешите прочитать?

— Ну, ну, прочитай.

Медленно, с особыми ударениями, сопровождая каждую фразу выразительной мимикой, Волостнов прочел:

«Партизанам 3-й бригады.

Партизаны! Вы окружены шестью тысячами регулярных войск.

Ваше положение безнадежно. Не сопротивляйтесь, иначе погибнете под огнем германских пулеметов и пушек. Сдавайтесь. Лучше почетный плен, чем бессмысленная смерть!

Эта листовка служит пропуском при сдаче в плен.

Германское командование».

Листовка вызвала едкие реплики в адрес карателей. В это время к сараю подошел Герман. Выслушав рапорт начальника штаба, комбриг присел на деревянный чурбан и спросил:

— Расскажите, кого это вы здесь высмеивали? А ты, Худяков, дай-ка твоей злой махорочки набить трубку.

Волостнов еще раз прочитал немецкую листовку. Набивая и закуривая трубку, Герман выслушал его внимательно, затем сказал:

— Смех смехом, товарищи, но про количество войск карателей листовка почти не врет. И это надо иметь в виду. Однако начнем совещание. Панчежный, доложите обстановку.

Панчежный встал:

— Обстановка, товарищ комбриг, неважная. Все деревни вокруг бригады к середине дня были заняты карателями.

Начальник разведки перечислил деревни, предполагаемое в них количество противника и продолжал:

— Разведка, посланная на север, не могла пройти, везде натыкалась на гитлеровцев и ни с чем вернулась назад. Также ни с чем вернулись группы разведчиков с востока и запада. Южная разведка не вернулась. Предполагаю, что на юге есть выход. По крайней мере до полудня он еще не был закрыт.

— А как дела дальше, в Ругодевских лесах? — спросил Герман.

— Там карателей нет.

Выслушав доклады еще нескольких человек, Герман решил:

— Пойдем в Ругодевские леса. Если юг к вечеру будет закрыт — пробьемся. Вот маршрут надо уточнить.

Послышался цокот копыт. К сараю галопом подъехал коренастый разведчик. Он лихо соскочил с коня:

— Разрешите доложить, товарищ комбриг.

— Докладывайте!

— Разведка вернулась с юга. Немцы заняли все деревни. Нашли мы только одну дырку — через деревню Житницы.

— А как дела в Ругодевских лесах?

— В Ругодевских лесах фрицем не пахнет.

Отпустив разведчика, Герман приказал:

— Идем на Житницы, хотя, конечно, дырка это или не дырка — еще вопрос. Первым движется Худяков, за ним Ефимов, за Ефимовым штаб бригады, дальше Ярославцев и замыкает колонну Синяшкин. Имейте в виду — надежды на беспрепятственный выход через Житницы мало. Выходить бригаде придется, очевидно, с боем.

Сгущались сумерки. Стихла стрельба. Дым пожаров принял багровый оттенок. Фашисты жгли деревни. Герман, Крылов и я сидим на крыльце и курим, отдыхая перед трудным маршем. В деревне слышится ржание коней, сдержанный говор партизан — идут последние приготовления к походу. У соседнего дома вьючат лошадей, и тихий ветер доносит разговор:

— Сегодня туговато нам придется, — в голосе говорившего тревога.

— Что, начинаешь уже дрейфить? — насмешливо отзывается другой партизан.

— Ну тебя к дьяволу! И сказать ничего нельзя. Окружили-то нас со всех сторон.

— Ну и что. Не впервой, чай. Запомни, парень, с комбригом нашим мы из любого окружения выйдем.

Герман слышит эти слова. Он поднимается и, выколотив пепел из своей трубки о столбик крыльца, тихо говорит:

— Пора.

Наша колонна растягивается километра на два. В ночной тиши изредка слышится позвякиванье плохо привязанного котелка и пофыркивание коней. Проходим деревню Занеги, молчаливую, словно вымершую, и, спустившись в низину, поросшую кустарником, останавливаемся. Впереди, где-то недалеко — деревня Житницы.

Из темноты вынырнул разведчик на коне:

— Где комбриг?

— Ну что там? — окликнул его Герман.

— Александр Викторович, в Житницах немцы. Третий полк готовится к атаке.

— Передай командиру: атаковать немедленно!

Взлетела ракета, освещая бледным светом кусты, поляну и нас. И сразу тишину ночи разорвал треск пулеметов и автоматов. Над нами густо запели пули. Худяков начал атаку. Она была успешной. Полк прорвался, но идущий за ним 4-й полк, в котором было много партизан-новичков, на какой-то момент замешкался, и фашисты опять заняли деревню.

Герман принял решение бросить полк Ярославцева правее Житницы, а деревню атаковать штабным отрядом, состоящим из старых опытных партизан. Через несколько минут командир отряда Костя Гвоздев доложил:

— Отряд к бою готов!

— Орлы! Надеюсь на вас! Иду с вами! — крикнул комбриг, обращаясь к партизанам.

Г воздев повел отряд. Недалеко от него пошли Герман, Крылов и я, держа наготове свои автоматы. Следом за нами шли Гриша Лемешко, Миша Синельников и санитарка Шура Кузниченко. Отряд рассредоточился. Идем по полю, освещенному заревом пожара и ракетами. Острые глаза комбрига раньше всех разглядели впереди на пригорке мечущиеся фигурки фашистов.

— Огонь! — скомандовал Герман и первый начал стрелять из маузера.

Ночную темноту густым пунктиром прошивали трассирующие пули. Отряд, не останавливаясь, двигался вперед, к пригорку. Ребята бежали, стреляя на ходу, ложились и стреляли лежа, и снова вскакивали, чтобы бежать вперед. Герман, в развевающемся плаще, с высоко поднятым маузером, шел спокойно, точно навстречу ветру, а не вихрю пуль.

Комбрига нагнал Миша Синельников, ординарец Крылова:

— Иван Васильевич ранен!

— Позаботься о нем, Миша, — ответил Герман.

— Александр Викторович! — вскрикнул вдруг Гриша Лемешко, повернув к Герману залитое кровью лицо.

— Гриша, голубчик! Скорее назад, в санчасть.

Отряд устремился к деревне.

Выбитые с пригорка немцы вели еще более ожесточенный огонь из деревни и откуда-то сбоку.

Комбрига ранило.

— Шура! — позвал я Кузниченко. — Бинты!

Нехотя остановившись на перевязку, Герман приказал:

— Не мешкать! Быстрее атакуйте деревню!

Отряд Гвоздева ринулся к деревне. Оставив Германа на попечение Шуры Кузниченко, я побежал за бойцами. Они уже ворвались на окраину деревни. Фашисты стали отступать.

Штабной отряд выполнил задачу. Путь для бригады был открыт.

За деревней нас догнал Миша Синельников. Он нес планшетку и маузер Германа:

— Комбрига убили.

Это было так невероятно, что в первое мгновение никто не поверил. Герман — и вдруг погиб. Бесстрашный, он бывал в самых опасных местах, и пули его не трогали. Сейчас каждый почувствовал себя виноватым в его смерти. Почему никто из нас не перехватил эту пулю, не заслонил своим телом любимого командира?..

Миша сказал нам, что погиб Герман на окраине деревни, у заросшего пруда. Две вражеские пули пробили его голову навылет.

Немало полегло на житницких холмах наших товарищей. Погибли начальник штаба 3-го полка Добрягин, комиссар 41-го отряда Мигров, санитарка Кузниченко. Многие были ранены. Среди них Худяков, Крылов, Ступаков, Гвоздев. Но бригада все же прорвалась из окружения.

На другой день разведчики вынесли с поля боя тело Германа. Вскоре за ним из Валдая прислали специальный самолет. Был пасмурный, дождливый день, но еще пасмурнее было на душе у бойцов, прощавшихся с любимым комбригом. Многие плакали…

…Глухая сентябрьская ночь. К Порхову идет немецкий эшелон. Страшный взрыв сбрасывает паровоз с рельсов под откос. Вагоны громоздятся друг на друга. Рвутся снаряды, горит дерево, истошными голосами вопят гитлеровцы. А невдалеке, в густых кустах, затаились партизаны-подрывники. Сжимая в руках автоматы, они шепчут:

— Это за Германа!

По шоссе на Выбор движется рота фашистов. Вдруг раздаются пулеметные очереди. Мечутся оккупанты, падают, скошенные пулями. Это ведут огонь по врагу партизаны. Губы их шепчут:

— За Германа!

Бригада мстила за смерть любимого командира. В новые бои она шла с его именем на знамени. После Житницкого боя наше соединение стало именоваться: 3-я Ленинградская партизанская бригада имени А. В. Германа. В апреле 1944 года Александру Викторовичу Герману было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.