Дорога длиною в жизнь - Людников Иван Ильич. Страница 17

Увидев командарма, я пожалел, что не надел новую форму (неделю назад получил звание генерал-майора). И хотя на мне была стеганка без погон и шапка-ушанка, я не услышал замечания за нарушение формы одежды.

А стрелки часов между тем приближались к цифре «12». Расчеты орудий выкатили пушки для стрельбы прямой наводкой по Верхнему поселку «Баррикад».

На этот раз солдата-наводчика заменил сам командарм. Проверив показания приборов, он скомандовал «По супостату — огонь!» и произвел первый выстрел.

Дружно ударили все пушки и минометы. Но пехоте подниматься в атаку не пришлось. В разных местах Верхнего поселка замелькали белые флаги. Прикрепив их к штыкам и стволам автоматов, гитлеровцы валом повалили в плен.

— Отбой, товарищ генерал! — обратился ко мне Чуйков. — И соседям передайте: всем отбой!

Командарм поздравил нас с победой.

Пушки смолкли, взметнулись разноцветные ракеты, заглушая салюты автоматов и винтовок, загремело наше русское «ура».

Сливаясь в одну огромную колонну, понуро брели мимо нас сдавшиеся в плен гитлеровцы.

Свершилось!

138-я Краснознаменная получила приказ перейти Волгу и расположиться в районе Верхней Ахтубы. Она заслужила отдых.

Вечером 7 февраля по радио был объявлен приказ № 56 Народного комиссара обороны о преобразовании 138-й Краснознаменной стрелковой дивизии в 70-ю гвардейскую Краснознаменную стрелковую дивизию. За три дня до этого на площади Павших борцов в Сталинграде мы присутствовали на митинге победителей. Об этом митинге знают все. А я расскажу о солдатских митингах в полках нашей дивизии и о том, как приняли солдаты весть о присвоении им почетного звания гвардейцев.

В полку Печенюка служил рядовым казах Курбанов. В районе Бекетовки Курбанова ранило, и, пока он лечился в госпитале 64-й армии, нас передали 62-й армии. После выздоровления Курбанова, как и заведено, должны были направить в запасной полк 64-й армии.

— Хочу в родной полк, — заявил он. — Где мои боевые товарищи — там и я.

Объясняют Курбанову, что до прежнего полка ему не добраться.

— Доберусь! — говорит. — А пошлете в другую часть — убегу…

Настоял на своем Курбанов. Добрался до Красной Слободы, где находились тылы 62-й армии. Там его одели по-зимнему. Узнали, между прочим, что по специальности он повар, да еще мастер кулинарии, и предложили служить в столовой. А Курбанов уже разведал, что его полк дерется на «Баррикадах», и собрался на переправу. По дороге к Волге его легко ранило осколком мины. Сделали солдату в медсанбате перевязку, опять посоветовали вернуться в тыл. Он отказался.

Я был в полку Печенюка, когда туда с забинтованным лицом явился Курбанов.

— Дошел! — ликовал солдат. — Теперь я дома!

В третий раз (и, к счастью, опять легко) Курбанов был ранен за день до окончания боев в Сталинграде. Он остался в строю и, выступая на митинге полка, так закончил свою речь:

— Сейчас Курбанов может идти в медсанбат. Гвардейцем ухожу! Гвардейцем вернусь в свой полк!

История возвращения Курбанова в родной полк подсказала нам решение, которое тут же осуществили. Мы позаботились, чтобы раненые из нашей дивизии узнали новый адрес своего полка, его новое гвардейское наименование. Позаботились и о том, чтобы все раненые, находившиеся в армейском и фронтовом госпиталях, получили гвардейские значки за бой на «Баррикадах».

Кстати — о значках. И в связи с этим еще об одной затее небезызвестного разведчика Александра Пономарева.

Направляясь однажды ночью в штаб майора Гуняги и освещая дорогу карманным фонариком, я заметил в нише траншеи мешочек. Ощупал его, раскрыл и, к своему удивлению, увидел гвардейские значки. Оказалось, мешочек принадлежит Пономареву. Уходя в разведку, он передал его на хранение своему другу, солдату Щеглову. Этот Щеглов и рассказал, как Пономарев нашел мешочек со значками в одном из разрушенных блиндажей и с тех пор бережет их пуще глаза. Кроме Щеглова, никто не знал о его тайне.

— Попадет мне теперь, — сокрушался Щеглов. — Пономарев, он мужик сердитый…

— А зачем ему значки? — спросил я Щеглова.

— Скоро, говорит, гвардейцами будем. Тогда пригодятся. А уж наш Пономарев знает, что к чему. Он и в штабе дивизии бывает.

Я пообещал Щеглову сохранить солдатскую тайну и вскоре, признаться, забыл об этом случае.

А тут… Я уже собрался на митинг в полк Гуняги, когда адъютант доложил, что из этого полка явилась делегация в составе старшины и рядового. Просят принять. В тот день я впервые надел генеральскую форму и был готов к приему самой почтенной делегации.

В комнату, чеканя шаг, вошли Пономарев и Щеглов.

— Товарищ гвардии генерал, — докладывает Пономарев. — От имени личного состава полка поздравляем вас с гвардейским званием и желаем доброго здоровья. Разрешите вручить… — И протягивает солдатскую каску с гвардейскими значками.

Я был взволнован до глубины души. «Визитеры», смущенные моим видом, робко переглянулись. Пономарев виновато опустил голову:

— Есть и тут, конечно, самоуправство… — Он смело посмотрел на меня. — Но ведь вы знали, товарищ генерал. Вот и сбылось, что загадано!

Я сердечно поблагодарил солдат. Первый гвардейский значок прикрепил к гимнастерке старшины Пономарева, второй вручил рядовому Щеглову, а третий взял себе.

— Адъютант, чарки на стол!

Мы чокнулись, выпили и крепко поцеловались.

…На митинге в полку Гуняги сержант Поляков читает стихотворение «Героям Сталинграда»:

Здесь мы в бою видали смерть не раз.
На волжском рубеже ломала сила силу.
И поседели многие из нас,
А многие здесь голову сложили.
Война не кончилась. Нас ждут еще бои,
Походы дальние, потери и награды.
Запомни, гвардия: Отчизну мы спасли
Вот здесь, на черных глыбах Сталинграда!

Не историк, а воин-поэт, защитник Сталинграда, предвосхитил то, что потом было подтверждено авторитетнейшими исследователями.

Волжский рубеж у Сталинграда, куда дошли немецко-фашистские войска и откуда им уже не суждено было вернуться, был самым удаленным от Германии участком русской земли…

В адрес дивизии непрерывно поступают поздравления. Новых гвардейцев приветствуют Военные советы двух армий, в состав которых мы входили: 64-й и 62-й. Радуются нашим успехам командиры и бойцы дивизий С. С. Гурьева, В. А. Горишного, Н. Ф. Батюка, А. И. Родимцева и В. П. Соколова. С другого участка фронта прислал телеграмму мой друг и боевой соратник, чью дивизию мы сменили на «Баррикадах» — Леонтий Николаевич Гуртьев.

Дивизия готовится к парадному построению.

Бойцы отдохнули, всем выдано теплое обмундирование, новое оружие. Высокую честь стоять на правом фланге дивизии заслужил 344-й стрелковый полк — Указом Президиума Верховного Совета СССР он награжден орденом Красного Знамени. Вспоминаем первый бой этого полка на «Баррикадах» и ослепшего в том бою полковника Реутского. Многих ветеранов уже нет среди нас, да и весь полк сведен в два малочисленных батальона во главе с замечательными командирами — капитанами Беребешкиным и Немковым.

— Смирно, равнение на середину!

Я иду навстречу Чуйкову, Гурову, Крылову. Докладываю:

— Семидесятая гвардейская Краснознаменная стрелковая дивизия для встречи Военного совета Шестьдесят второй армии построена.

Гвардейцы дружно отвечают на приветствие командарма. Он оглядывает строй и тихо говорит:

— Иван Ильич, ты все части построил?

— Все.

— Маловато людей…

— Зато гвардейцы!

Праздник в тот день длился долго, и никто не слышал сигнала ко сну.

Около полуночи возвращался я в штаб по широкой улице Верхней Ахтубы. В окнах горел свет. Не сразу улеглось радостное волнение солдат — кто беседовал, кто писал письма родным. У здания штаба замер часовой, прислушиваясь к песне, доносившейся с окраины поселка. Я остановился рядом.