Дорога длиною в жизнь - Людников Иван Ильич. Страница 32

— Пока дивизия на отдыхе, можно такого бойца и домой на пару дней отпустить…

В тот же день, получив отпускной билет, я прискакал в родной хутор.

Мама встретила меня слезами. Матери плачут и в радости, и в беде. Но что удивительно, отец прослезился тоже. Обняв меня, всхлипнул:

— Сынок в боях уцелел, а меня тут чуть насмерть не пришибли…

В дивизию вернулся, когда она готовилась к маршу в Мелитополь. Но меня послали служить матросом на военно-морскую базу в Мариуполь. Подростком ушел я с моря на шахту, теперь, уже из кавэскадрона, снова возвращался на море.

В ту пору Врангель пытался вывести свои войска из Крыма. Врангелевский полковник Назаров высадил десант у Кривой Косы, и наша флотилия билась с назаровцами. Состоял я в экипаже ледокола № 4 «Знамя социализма». Лупили мы по врангелевцам из шестидюймовок так, что от залпов лопались заклепки на старом ледоколе.

Последнюю боевую операцию провели на траверсе Беглицкой Косы. С разгромом белых в Крыму кончилась гражданская война и для нас.

Все лето занимались тралением, очищали родное Азовское море от мин. А через год меня направили в Одессу, на пехотные курсы красных командиров.

Путевку на учебу мне дали по рекомендации комсомола. И сейчас, сорок пять лет спустя, вспоминаю об этом с чувством горячей благодарности.

Сколько ни колесил по земле, но такого поезда, каким мы, будущие красные курсанты, ехали из Екатеринослава в Одессу, никогда не видал и вряд ли увижу. «Экспресс» из разбитых вагонов (их отправляли на капитальный ремонт в одесские железнодорожные мастерские) едва тянул старенький паровоз, пожиравший огромное количество топлива. Об этой особенности паровоза мы знали отлично: сами добывали и таскали на себе уголь, дрова, воду.

Ротный курсов, встречавший нас на станции Пересыпь, ахнул от удивления:

— Хлопцы, какой вы расы? Как я вас, таких чумазых, покажу нашему славному городу Одессе?

На вступительных экзаменах я быстро получил две двойки — по русскому языку и по арифметике, но мандатная комиссия постановила: принять. Учли, что сын батрака, что работал шахтером, а главное — что уже воевал за Советскую власть.

В тот день на всю жизнь была решена моя судьба.

Вскоре курсы были расформированы. Некоторых курсантов (я попал в их число) направили учиться в Одесскую пехотную школу.

В тот год по всей стране прокатилась волна митингов, вызванных наглым ультиматумом английского министра иностранных дел лорда Керзона. В ответ на угрозы лорда красные курсанты Одесской пехотной школы выступили походным маршем к границам боярской Румынии, чтобы показать свою готовность к защите социалистического Отечества. Перед походом каждый из нас получил две пары лыковых лаптей (одну — в ранец, про запас). И хотя мы были плохо экипированы, хотя питались в основном воблой и мамалыгой, нытиков у нас не было: мы готовились стать защитниками Родины и очень гордились этим…

Я смотрел на спящего Тольку и думал о том, как быстро подрастают наши мальчишки и как хорошо, что они выбирают себе дорогу отцов.

Таурагская операция

Новую задачу 39-я армия получила, обороняясь на расейняйских позициях севернее Немана. Нам предстояло провести так называемую Таурагскую операцию и, передав боевой участок войскам 1-го Прибалтийского фронта, вернуться во второй эшелон 3-го Белорусского.

Благодаря активной разведке, которая велась в течение сентября на рубеже Расейняй, Раудане, мы точно знали силы и средства неприятеля. Если овладеем Таурасе, будет перерезана основная коммуникация фашистов из Тильзита через Неман.

Гитлеровцы явно нервничали. Их артиллерийские батареи расходовали в день до трех тысяч снарядов, обстреливая отдельные участки, где даже не было советских войск. Такая канонада преследовала, видимо, одну цель: создать у нас впечатление о необычайной огневой мощи. Не иначе как неприятель хотел компенсировать этим нехватку авиации на данном участке. Такой вывод мы сделали потому, что заглянуть в глубину нашей тактической зоны гитлеровцы пытались с помощью аэростатов.

В канун наступления к нам прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Советского Союза Василевский. Ему и командующему фронтом Черняховскому мы доложили о своей готовности. Доклады сопровождались наглядным показом: обстановка была рельефно изображена на ящике с песком.

Маршал и командующий одобрили наши планы. Оставалось только, как говорили артиллеристы, «натянуть шнуры».

Как и под Витебском, главный удар должен был наносить 5-й гвардейский корпус. И, надо сказать, он успешно справился с порученной задачей.

Особенно смело и инициативно действовали части 17-й гвардейской дивизии генерал-майора А. П. Квашнина.

Прорвав оборону противника на расейняйских позициях, армия, развивая наступление, упорно преследовала немецкие части. Гвардейцы Квашнина первыми оказались на подступах к Таураге. С наблюдательного пункта майора Потапова, командира 48-го гвардейского полка, генерал Квашнин видел лежавший на открытой местности город, опоясанный проволочными заграждениями в два кола, с двумя линиями окопов. Редкий огонь двух немецких батарей и беспорядочная ружейно-пулеметная стрельба из окопов свидетельствовали, что противник занял оборону наспех и притом разрозненными подразделениями. И командир дивизии не стал ждать, пока подтянутся соседи. После десятиминутного огневого налета майор Потапов поднял в атаку свой полк. Его дружно поддержали другие полки, а затем и подоспевший полк 91-й гвардейской дивизии.

Бой на улицах Таураге длился около трех часов. Город был очищен от фашистов.

Убедившись, что начальная стадия операции развивается успешно, я предложил командующему воздушной армией генералу Хрюкину спуститься в блиндаж на обед. В это время позвонил генерал Черняховский.

— Как развивается бой?

— Все идет успешно. Обозники пошли вперед.

— Что вы мне докладываете об обозниках?..

«Обозники пошли вперед» — это верный признак успеха. Много раз наблюдал я за этими тружениками на дорогах войны. По их поведению безошибочно можно было определить, все ли ладно на переднем крае. Если где-то внезапно возникал сильный огневой бой, обозники быстро меняли свою дислокацию. Если же сражение развивалось по плану, они первыми мчались вперед, чтобы обеспечить солдат боеприпасами и горячей пищей. Обозники — те же солдаты и заслуживают, чтобы сказать о них доброе слово. В нашей армии бывали случаи, когда, сами того не подозревая, обозники оказывали немалое влияние на исход боя.

Через несколько дней после освобождения Таураге (это было уже во время нашего вторжения в Восточную Пруссию) 17-я гвардейская стрелковая дивизия успешно прорвала оборону неприятеля под Ширвиндтом. Докладывая об итогах боя, генерал-майор Квашнин рассказал, какую роль сыграли там обозники. Полки дивизии еще не успели овладеть первыми траншеями, а батальонные кухни и повозки из тыла полков лихо рванулись вперед. Немцев это привело в великое смятение. Уже потом пленные в один голос утверждали: паника возникла именно при виде наших обозов — «Коли уж русские обозы так безбоязненно рвутся к передовой — дело швах».

Но вернемся к Таурагской операции. В первый день наступления противник потерял убитыми и ранеными около тысячи солдат и офицеров. Мы захватили сорок восемь орудий, четыре танка, четырнадцать минометов и другое военное имущество. Ударная группировка, прорвав три позиции в обороне гитлеровцев, продвинулась на пятнадцать километров.

С волнением развертывали мы карты: обозначенные на них стрелы уже нацеливались на приграничные города и села.

Юрбаркас (Юрбург) на Немане штурмовала 262-я стрелковая дивизия генерал-майора 3. Н. Усачева, входившая в 113-й стрелковый корпус. Немцы превратили Юрбаркас в сильно укрепленный опорный пункт. Местность этому благоприятствовала. С северной стороны, откуда наступала дивизия Усачева, подступы к городу преграждал обводный канал. За обводом были оборудованы доты, прикрытые бронированными колпаками. Тяжелая артиллерия, приданная дивизии Усачева, не смогла расколоть эти колпаки и разрушить доты. Только благодаря искусному маневру корпуса и дивизии, а также неудержимому наступательному порыву наших солдат неприступные немецкие доты оказались у нас в руках.