От «Наутилуса» до батискафа - Латиль Пьер де. Страница 11

Но вот в конце лета 1943 года Кусто и его команда приступили к съемкам английского грузового парохода «Дальтон», затонувшего у самого входа в Марсельский порт. Этот пароход, груженный свинцом, вышел из Марселя в сочельник 1928 года и у выхода из порта налетел на подводные скалы и сразу затонул.

«Дальтон» лежал на дне, у самого подножия маяка, на глубине более 40 метров. На такую глубину Кусто и его товарищам еще не приходилось опускаться.

На затонувшем корабле

Здесь мы предоставим слово самому Кусто, который рассказывает об этом случае в своей знаменитой книге «В мире безмолвия» — книге, поведавшей всему миру о чудесных свойствах акваланга и новом увлекательном виде спорта, родившемся на Лазурном берегу. Вот что увидели Кусто и его товарищи, опустившись на глубину нескольких метров:

«Пароход лежит на песчаном откосе, который в тридцати метрах от нас круто уходит вниз, в сине-зеленую глубину. Мы останавливаемся в нерешительности, так как различаем глубоко под нами, в нереальной дали, кормовую часть „Дальтона“, словно срезанную в уровень с трюмом. Она возвышается прямо, совершенно целая, увенчанная двумя грузовыми стрелами. Как это далеко от нас! Как глубоко! Осмелимся ли мы опуститься на подобную глубину? Не сговариваясь, мы быстро поднимаемся на поверхность, чтобы хорошенько отдохнуть и обсудить этот вопрос на свежую голову.

Назавтра последние наши колебания рассеиваются, и мы решаем спуститься к кормовой части „Дальтона“. Скользя вдоль огромного остова затонувшего судна, в кристально чистой и прозрачной воде, мы скоро достигаем глубины 35 метров. Освещение здесь совершенно фантастическое: ни один предмет не отбрасывает тени. Мачты, железные листы, люди и рыбы кажутся сотканными из света, который струится со всех сторон сразу.

Мы нерешительно подплываем к кормовому закруглению и ступаем на палубу. Перегнувшись через борт, мы видим унылую песчаную равнину, исчезающую в смутной дали. Я чувствую себя так же хорошо, как и на глубине 15 метров, а между тем мы уже начинаем приобретать новое, неведомое нам прежде чувство: ощущение достигнутой глубины.

Мы перелезаем через бортовое ограждение, но, прежде чем броситься в светлую пустоту, невольно ощупываем рукой воду, как бы желая удостовериться, что она действительно тут, что она поддержит нас. Затем мы позволяем воде увлечь нас на дно. Вот пароходный винт, наполовину зарывшийся в песок, который он избороздил в своих предсмертных конвульсиях. Мы еще ни разу не опускались так глубоко и, однако, никогда еще не чувствовали себя такими бодрыми».

40 метров скоро стали привычной глубиной для ныряльщиков с аквалангом. А почему бы не попробовать спуститься еще глубже? Может быть, предел глубины для обнаженного ныряльщика с маской на лице и мундштуком от дыхательной трубки во рту тот же, что и для водолаза в тяжелом снаряжении с медным шлемом: 80 или даже 100 метров?

Глубинное опьянение

Давление воды на большой глубине само по себе не так уж опасно для ныряльщика, поскольку воздух, поступающий в его легкие, находится под тем же давлением, что и окружающая вода. Беда в том, что при этом видоизменяются некоторые химические реакции, происходящие в человеческом организме; в частности, азот начинает усиленно растворяться в крови.

Такое состояние опасно по двум причинам. Во-первых, азот — это наркотик, вызывающий у ныряльщика неудержимое блаженное желание уснуть; желание, надо признаться, восхитительное, но совершенно неуместное у человека, находящегося глубоко под водой. А во-вторых, когда ныряльщик возвращается на поверхность, растворившийся в его крови азот под действием декомпрессии собирается в пузырьки, как углекислый газ в бутылке лимонада или минеральной воды, когда ее откупорят. Ныряльщик при этом испытывает во всем теле покалывание и зуд, а порой ломоту. В тяжелых случаях может наступить даже временный паралич или закупорка пузырьками газа кровеносных сосудов со смертельным исходом.

Эта последняя опасность более страшна для водолазов в тяжелом снаряжении, которым приходится работать на дне долгие часы. Кровь их к концу пребывания под водой сильно насыщается азотом. Но они могут избегнуть опасности, поднимаясь на поверхность очень медленно, с долгими остановками, чтобы азот постепенно выделялся из организма в виде микроскопических, уже безвредных пузырьков.

Ныряльщикам с аквалангом, у которых время пребывания под водой лимитируется запасом воздуха в их аппаратах (от 15 минут до одного часа, в зависимости от емкости баллонов со сжатым воздухом, глубины погружения и выполняемой работы), такая-опасность почти не угрожает. Зато риск заснуть под наркотическим действием азота для них просто ужасен. Ведь, если сон овладеет водолазом в тяжелом снаряжении, его всегда успеют вытащить за трос, которым он связан с поверхностью; даже потеряв сознание, он будет по-прежнему дышать воздухом, поступающим в его скафандр по резиновому шлангу. А ныряльщику с аквалангом, ставшему жертвой так называемого «глубинного опьянения», достаточно выпустить изо рта мундштук дыхательной трубки, чтобы уснуть навсегда.

Но в 1943 году никто еще не знал толком, как будет чувствовать себя на большой глубине обнаженный ныряльщик с аквалангом. Мы были свидетелями рекордного погружения на 60 метров Фредерика Дюма, «аса» команды Кусто, знаменитого ныряльщика, который еще до изобретения акваланга прославился тем, что выиграл пари, обязавшись добыть на подводной охоте сто килограммов рыбы за одно утро.

…Это произошло в пасмурный и ветреный день октября 1943 года, близ Марселя. Море было холодным и неспокойным. Но, поскольку приглашенные заранее представители местных властей и даже судебный пристав прибыли к месту погружения, об отступлении не приходилось думать. В мутную воду спустили веревку с узлами через каждый метр; уходя отвесно в воду, она достигала дна на глубине 75 метров. Условия для погружения были настолько неблагоприятны, что Кусто совершенно выбился из сил, пока опустился вдоль веревки на 30 метров, где он должен был ждать своего друга Дюма и страховать его.

Вот как описывает сам Дюма это рискованное погружение:

«Меня охватывает странное ощущение блаженства и ужаса одновременно. Скоро я чувствую себя совершенно пьяным: в ушах гудит, появился противный вкус во рту, словно он набит бронзовыми монетами. Я барахтаюсь, увлекаемый течением, словно спотыкающийся пьяница; я совершенно забыл обо всем на свете. Несколько раз взмахиваю руками, стараясь держать глаза открытыми, несмотря на неприглядную картину, которая представляется моим взорам. Чувствую, что приближаюсь к максимальной стадии опьянения, которую может перенести человек, не впадая в полное бесчувствие. Хотя вокруг меня еще достаточно светло, я почти ощупью нахожу следующий узел на веревке и привязываю к нему свой пояс… Кошмар окончен. Не помня себя от радости, я взлетаю наверх, словно пробка…»

Дюма удалось достигнуть глубины 62 метров, зафиксировал судебный пристав, когда веревка с узлами была вытащена из воды. Все предыдущие рекорды погружения оказались намного превзойденными.

Рекорд, оплаченный жизнью

В июле 1947 года ныряльщики группы подводных исследований и изысканий — организации, созданной Кусто в аппарате управления морского флота Франции, — установили новый рекорд глубоководного погружения: все они достигли глубины 65 метров. Несколько позже та же группа опустилась на глубину 90 метров.

Следующим этапом было намечено погружение на 120 метров.

Первым опустился на эту глубину ныряльщик, наименее подверженный глубинному опьянению: старшина Морис Фарг. Он быстро ушел под воду, спускаясь вдоль веревки, к которой через каждые 10 метров были прикреплены дощечки с указанием глубины. На последней дощечке, если он доберется до нее, Фарг должен был сделать отметку.

Проходят томительные минуты ожидания. И вдруг на поверхности перестают появляться пузырьки воздуха, выдыхаемого Фаргом. Немедленно вытягивают из воды веревку, которая для страховки была прикреплена к поясу ныряльщика. Поздно! Фарг бездыханен.