Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич. Страница 32

— А ты рассказываешь людям о том, какие у них души?

— Нет, не рассказываю. Ангел не велит. Но иногда ангел говорит: «Расскажи». И сейчас он так сказал про вас. У вас душа была светлая, и вдруг я увидел, как она на глазах начала темнеть. Это потому, что вы разгневались, озлобились, и вас начала сжигать жажда мести. Вы не представляете, господин, как это страшно, когда душа темнеет на глазах. Она у вас, конечно, и сейчас не такая тёмная, как у тех несчастных душегубов, и я чувствую, что она опять может стать светлой, но может и совсем почернеть. Мне страшно за вас, господин. Как же вы не понимаете, что самое страшное? Не сгоревшие дома, не убитые люди, но почерневшие души.

Мальчик, казалось, готов был заплакать. Ариэль погладил его по голове и попытался улыбнуться, но у него не очень получилось. Перепачканное размазанной сажей лицо рыцаря по-прежнему было искажено гримасой гнева и страдания, только теперь к ним добавилось что-то жалобное, тоскливое. На душе стало чуть полегче, но нисколько не светлее.

— Ты хороший мальчик, — проскрипел Ариэль. — Ты, наверное, не пропадёшь здесь?

— Да я-то не пропаду. Только я вижу, что вы пропадаете. Вы ведь не поверили мне?

— Поверил, мой хороший, конечно, поверил. Но нам пора.

Ариэль вскочил на коня и убитым, но теперь уже спокойным голосом сказал Жану:

— Нам надо всё-таки повстречаться с этими тварями.

Жан не стал спорить, и они молча поскакали туда, где скрылись убийцы. Ариэль оглянулся и увидел, что взъерошенный мальчик в грязной рваной рубашке смотрит им вслед своим ясным лучистым взглядом, словно благословляя. Ариэлю даже показалось, что мальчика окутывает чистое радостное сияние. Он отвернулся, потёр глаза и подумал, что зрение его помутилось от дыма и от слёз, тут и не такое можно было увидеть.

— Надеюсь, Ариэль, что этот удивительный мальчик всё тебе объяснил? — осторожно спросил Жан.

— Что может объяснить ребёнок, от горя потерявший рассудок? — выдавил из себя Ариэль. — Мы заплатим убийцам за горе этого мальчика, за смерть его родителей и других несчастных крестьян. Мы страшно заплатим.

— Значит, ты так и не понял, что мальчик этот не безумный, а святой? Его устами сам Бог пытался тебя вразумить.

— Бог? — пугающе спокойно и даже небрежно обронил Ариэль. — Разве ты видел тут Бога? Тут только кровь и слёзы, пепел и запах горелых трупов. А Богом тут и не пахнет.

Жан с ужасом посмотрел на Ариэля, даже те страшные картины, которые они только что видели, не вызвали у храмовника такого ужаса. Он понял, что Ариэль потерял веру, и тут любые слова бессильны. Если уж маленький лучезарный ангел смог лишь смягчить падение несчастной души, то он и вовсе не имеет средств помочь разом сломавшемуся другу. И всё-таки Жан продолжал лихорадочно искать нужные слова.

— Храмовники не ввязываются в междоусобные войны, — наконец сказал он. — Мы никогда не выступаем в междоусобицах ни на чьей стороне. И прекратить их мы тоже не можем, потому что для этого надо изменить сердца людей, а сердца мечом не изменить.

— Зачем же вы тогда носите мечи? Всё равно ведь ими ничего не изменить.

— Мы защищаем христиан от нехристей, защищаем храмы от разрушения, защищаем дороги, ведущие к храмам. Мы сражаемся за то, чтобы имя Христово могло свободно звучать по всей земле. Но мы не пытаемся переделать этот мир, и мы никогда никому не мстим, потому что Бог не даровал людям такого права, оставив его за Собой. Если бы в эту деревню Бог привёл нас, когда крестьяне были ещё живы, мы, конечно, защитили бы их, а теперь уже ничего не исправить.

— Опять ты о Боге, — поморщился Ариэль. — А я думаю, всё проще. В этом мире есть негодяи, а у нас есть мечи, и мы должны карать негодяев при помощи мечей.

— Да пойми ты наконец, что в таких разборках нет ни правых, ни виноватых, на чью бы сторону ты не встал, всё равно окажешься на стороне негодяев, и сам станешь негодяем, о чём и пытался предупредить тебя святой ребёнок, но ты его не понял.

Они вдруг услышали топот конских копыт и, обернувшись, увидели большой отряд рыцарей и конных сержантов, их было несколько сотен, они неслись туда же, куда ехали друзья.

— Ты хотел возмездия? — усмехнулся Жан. — Так вот же оно — возмездие. Надо же, как быстро отреагировал господин барон на вторжение в свои земли. Не хочешь присоединиться к карательному отряду?

— Хочу!

— Дурак! Они будут делать тоже самое.

Но Ариэль уже пришпорил коня и понёсся вслед обогнавшему их отряду. Жану ничего не оставалось, как последовать за ним.

На землях графа рыцари барона сразу же встретили небольшой городок, обнесённый невысокой бревенчатой стеной. Поджечь эту стену зажигательными стрелами они не смогли, защитники города, едва горящая стрела впивалась в дерево, быстро заливали её водой из котлов. Для этого им приходилось высовываться, иногда они сами падали под стрелами, но осаждавшие быстро поняли, что таким образом им городок не взять. Тогда они начали вырубать в ближайшем лесу длинные крепкие жерди и мастерить из них лестницы. Ещё они срубили толстый дуб, изготовив из него таран. Дело спорилось, было видно, что для сержантов это привычная работа, и уже через несколько часов начался штурм.

Таран мерно бил в крепкие ворота, которые всё больше подавались под его ударами. Со всех концов городка на стены легли лестницы, которые защитникам чаще всего удавалось сбрасывать, но не всегда. Люди, работавшие тараном, часто падали под стрелами защитников, но на их место вставали новые. Сброшенные с лестниц иногда ломали шеи и хребты, но лестницы вставали обратно и осаждавшие опять по ним лезли. Это не был крупный замок с большими стенами, который таким образом и за несколько месяцев не всегда удавалось взять, на штурм такого городка потребовалось лишь несколько часов. Вот уже ворота, в последний раз крякнув и хрустнув, упали под очередным ударом тарана, а к тому времени и на стенах осаждавших было больше, чем защитников. Городок был взят быстро, грамотно, неизбежно.

Ариэль и Жан наблюдали за штурмом с коней, стоя неподалёку. Их белые плащи с красными крестами лучше любых слов объясняли окружающим, почему они не участвуют в штурме — храмовники никогда в такие дела не ввязывались, на них не обращали внимания. Ариэль внимательно следил за развитием событий. Лицо его было на первый взгляд совершенно спокойным, но Жан видел, что оно на самом деле мёртвое. Таким же мёртвым голосом Ариэль сказал: «На стены нет смысла лезть, зачем убивать горожан, которые ни в чём не виноваты? Но там за стеной укрылись твари, спалившие две деревни, когда войдём в город, я страшно с ними поквитаюсь».

Как только рухнули ворота, он сразу же устремился в городок, а следом за ним Жан, не терявший надежды уберечь друга хотя бы от крайних безумств. На улицах шла резня, победители убивали всех подряд — женщин, детей, стариков. Мужчины здесь были вооружены чуть получше, рыцари перед штурмом раздали им хоть какой-то заточенный металл, а потому некоторое сопротивление они всё-таки оказывали, но не могли долго противостоять закованным в броню силам вторжения. Ариэль, похоже, до последнего момента надеялся, что резни не будет, что благородные мстители за перебитых крестьян двух сожжённых деревень поведут себя именно благородно, то есть накажут убийц и не тронут ни в чём не повинных горожан. Но «мстители» явно поставили перед собой задачу вырезать всё население этого города под корень. Они так же наносили противнику «максимальный экономический ущерб». Первым порывом Ариэля было броситься на убийц, которых он сначала считал союзниками, но тут его душу поглотила совершенно безнадёжная безысходность, воля его оказалась парализованной, руки и ноги стали ватными, а лицо искажала уже не ярость, а болезненная гримаса сумасшедшего. Ему казалось, что крики боли и отчаяния, которые доносились до него со всех сторон, это крики его души, а тяжёлые рыцарские мечи, пронзавшие мягкие беззащитные тела, пронзали на самом деле его сердце. Он чувствовал себя многократно убитым — пронзённым, обезглавленным, умершим от болевого шока, но вновь оживающим только для того, чтобы вновь умирать.