Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич. Страница 42

— Нет, не поражение. Просто нас всех убьют. Или почти всех. Видишь вот этот холм? Его называют Хаттин. Запомни это слово. Наш крестовый поход закончится здесь. Потом придут новые крестоносцы, и я не знаю, где закончится их поход, может быть, он и не закончится. А для нас ворота на Небо открылись под Хаттином. Посмотри наверх. Разве не видишь?

— Не вижу, — улыбнулся Ариэль.

— Тогда прислушайся. Ты слышишь, как поют ангелы? Это радостная песня. Скоро они примут наши души. А Кресту Господню ни к чему быть игрушкой человеческих страстей. Нехорошо это, неправильно.

Ариэль кивнул. Ему очень захотелось обнять прекрасного брата, которого он видел впервые в жизни, но вместо этого он посмотрел на него с любовью и просто сказал: «Стоило бы поспать ещё несколько часов до рассвета».

На рассвете крестоносцы строились в походные порядки, надеясь за несколько часов выйти к Галилейскому озеру. Эти надежды рухнули сразу же, когда сначала один, а потом другой сержант упали, пронзённые стрелами. Сарацины били с очень большого расстояния и попадали редко, да они, похоже, не особо и старались попадать — это было своего рода утреннее приветствие. Присмотревшись, крестоносцы увидели, что все проходы между горами, которые вели к озеру, плотно забиты сарацинами. Саладиново воинство не торопясь выползало навстречу крестоносцам. Теперь к озеру можно было пройти только, выиграв сражение, а выиграть сражение измучанные жаждой люди, не имевшие ни глотка воды, не могли, это поняли все и сразу. Ариэль увидел вокруг себя множество искажённых отчаянием лиц, воздух наполнился проклятиями, иногда звучали молитвы, больше напоминавшие вопли. Никто уже не строился, одни замерли в оцепенении, другие лихорадочно метались, команд никто не отдавал.

И тут произошёл второй акт трагедии — обезумевшие от жажды пешие сержанты беспорядочно побежали в сторону гор, видимо, надеясь найти там родники. Эта безумная толпа стала прекрасной мишенью для сарацинских лучников. Сержанты, броня которых была гораздо слабже рыцарской, сотнями и тысячами падали под градом сарацинских стрел, до гор не добежал ни один, они так и не узнали, есть ли там родники. Рыцари, при всём желании не имевшие возможности остановить это паническое бегство, наглядно увидели, сколько стоит паника. На их глазах было хладнокровно и методично перебито едва ли не две трети войска крестоносцев. И тут над рядами рыцарей прозвучало грозное рычание Жерара де Ридфора: «Рыцари Храма! Строимся в боевые порядки! Босеан!» Строится тут же начали все: и храмовники, и госпитальеры, и королевские рыцари, хотя короля Ги до сих пор не было слышно, да и граф Раймунд не торопился отдавать приказы. Естественно, выполнялись те команды, которые отдавались. Ридфор продолжал рычать: «С боем прорываемся к озеру! С нами Бог!».

Рыцари окончательно пришли в себя, преодолев отчаяние. Безнадёжность ситуации лишь добавила им куража. Все осознали, что Ридфор говорит дело, больше не было смысла взвешивать шансы на победу, оставалось лишь атаковать. Войско крестоносцев, теперь и вовсе ставшее крохотным по сравнению с несметными полчищами Саладина, с боевыми кличами набросились на сарацин. У половины рыцарей уже не было коней, они пали либо от жажды, либо под стрелами, но конная шеренга, которую всё же удалось выставить, была внушительной и натиск её был страшен. Рыцарская конница, врезавшись в сарацинские ряды, сразу же смяла авангард, фактически полностью уничтожив его копьями, мечами и копытами коней. Но сарацины не побежали, да и бежать им было особо некуда — за спиной они имели горы, прорезанные лишь узкими тропинками. За последние полвека сарацины неплохо научились противодействовать тяжёлой рыцарской кавалерии. Остановить её было невозможно, но, пожертвовав авангардом и увидев, что первый натиск начинает захлёбываться, они уже знали, что делать — не пытаясь пробивать рыцарские доспехи, они били секирами на длинных древках по незащищённым ногам лошадей. В общей свалке рыцарю было очень сложно удачно упасть с лошади, удачно встать — тем более затруднительно. Атака конницы в конечном итоге захлебнулась, обратно схлынуло не больше половины атаковавших. Но едва лишь немного опомнившись, рыцарская конница вновь бросилась в атаку, второй её натиск был таким же всесокрушающим и в общем-то успешным — вновь были сметены тысячи врагов, рыцари показали себя во всём блеске, но опять вынуждены были откатиться — на месте каждого павшего сарацина вырастало трое новых.

Ариэль, как безлошадный, стоявший пока в резерве, прикидывал. У Саладина около двухсот тысяч воинов. У крестоносцев после повального бегства и гибели большинства сержантов, в лучшем случае осталось тысяч тридцать. Рыцарская конница уже перемолола силы сарацин превосходящие крестоносцев раза в два, то есть рыцари уже одержали победу, достойную того, чтобы о ней помнили века, но теперь они вымотаны и выбиты, а у султана ещё больше ста тысяч свежего войска, не принимавшего участия в сражении, и воды у них вдоволь.

После второй атаки на лошадях оставалась лишь горстка рыцарей. Ридфор и Лузиньян теперь решили бросить в бой разом все силы. За тонким конным строем, который опять врубился в сарацинские ряды, шли пешие рыцари — страшные, почти неуязвимые, рубящие врагов, как капусту. Ариэль впервые ощутил себя частицей единой, мощной, неодолимой силы, сметающей всё на своём пути. Они продвигались вперёд по трупам врагов, через фонтаны крови, поражая всё живое, что дерзало перед ними шевелиться. Они уже не были людьми в собственном смысле слова. Ариэль вспомнил боевых муравьёв и понял, чем они стали — разум совершенно отключился, в них работали только мощные рефлексы. Такой натиск не может длиться вечно, они уже смяли ещё одну армию, равную им по численности, но постепенно оказались в окружении ещё нескольких армий. Уже никто не наступал и не отступал, началась общая свалка, каждый, увидев перед собой врага, поражал его и тут же, увидев следующего, опять поражал. Солнце жарило теперь в полную силу, страшный зной обрушился на закованных в латы людей, которые были измучены жаждой до самой крайности. В обычных условиях человек, организм которого обезвожен до такой степени, вообще не сможет стоять на ногах, а они рубились час за часом, не теряя боевого пыла. Казалось, адская жара только увеличивает их боевую ярость, а раскалённый воздух превратил их из людей в существа другого порядка. Как псы, вывалив иссохшие языки, они продолжали рубиться, ничего не соображая, ничего не видя — перед глазами давно плыли разноцветные пятна, но они угадывали врагов звериным чутьём и поражали с безупречной точностью. Каждый продолжавший сражаться рыцарь уже вышел за пределы человеческой личности, он делал то, на что человек, оставаясь в теле, вообще не может быть способен, тело уже должно было валяться без сил, но воля, преодолевшая предел человеческих возможностей, продолжала ими управлять.

Вдруг сарацины начали отходить, даже бежать, а рыцари стояли с высунутыми языками, не решаясь поверить в победу. Это действительно не была победа. Сарацины подожгли сухой кустарник, и ветер понёс в сторону крестоносцев густые чёрные клубы дыма. Они давно уже дышали не воздухом, а расплавленным зноем, но теперь оказались внутри чёрной мглы, дышать которой не могли даже они. Многие рыцари начали задыхаться и падать, другие, Ариэль в том числе, побежали вперёд, чтобы вырваться из дыма, и угодили прямо в огонь. Ариэль помнил, как шёл через огонь, как вырвался из него и, увидев сарацин, вновь набросился на них. Он помнил, как продолжал рубиться, а потом увидел перед собой… горный водопад — словно лавина прозрачного хрусталя низвергалась с горы, от неё веяло прохладой и жизнью.

Когда Ариэль очнулся, вокруг была кромешная темнота. Через несколько мгновений он понял — это потому, что его глаза закрыты. Он попытался их открыть, но не получалось — высохшая кровь слепила ресницы. Он потёр глаза рукой, они кое-как открылись, и тогда он увидел, что лежит в тени под скалой, вокруг него — рыцари Храма — кто сидел, кто лежал. Рядом был Жан.